Альфа-Омега

Это утро ничем не отличается от всех остальных, но кажется Питеру просто волшебным. Чёрт возьми, он жив! И пускай он совершенно лишился силы, а тело иногда подводит, становясь ватным, главное, что он снова дышит, чувствует боль, имеет возможность вкушать пищу. Простые ежедневные мелочи делают его счастливым, даже не смотря на то, что после ритуала он ощущает себя каким-то придатком Дерека. Его Евой из ребра. Это странно, но теперь их связь дважды кровная, и, кажется, даже Дерек ничего не может с этим сделать. Он очень быстро принимает на веру оброненную Питером в шутку фразу о том, что смерть стирает все грехи, и вскоре старший Хейл просто понимает, что Дерек рад его возвращению. Сколько бы тот не твердил обратное. Рад просто потому, что убивать последнего родственника было слишком больно. Сегодняшнее утро ничем не отличается от других, потому что Дерек снова пытается добиться от него обещания никого не убивать. Дерек хочет познакомить дядю со своими щенками и укрепить стаю. Питер только фыркает, ничего не обещает, но идею племянника поддерживает. Он хочет назад свою силу, хочет выпустить на свободу волка, и возлагает надежды на новую стайную связь. Зря, конечно, но выбор у него не велик. Тем более, кто знает, Дерек может оказаться хорошим альфой. Это утро совершенно обыкновенное и не обещает ровным счётом ничего интересного. Но все меняется в тот момент, когда Питер замечает яркий румянец на щеках Айзека, который смотрит на него своими огромными светлыми глазами. Хейл неважно себя чувствует - ноги дрожат, и его бросает в жар - но он не изменяет себе в сарказме, отмечая про себя, что мальчонка-то не так невинен, как хочет казаться, вон как голодно пялится на немолодого мужика. Едва он успевает додумать мысль, как внимание на себя обращает МакКол. Он шумно принюхивается и немного обалдело открывает рот. Дальше все происходит слишком быстро, но сам Хейл, кажется, может воспроизвести в памяти любое мгновение. Он поднимает взгляд на племянника, Дерек сверкает красными глазами и выпускает когти. Питер тяжело сглатывает, почему-то думая только о том, что вырос Дерек очень красивым. Тот низко рычит, а Скотт выдаёт неуместно-громкое: "Чем это так пахнет?!". У Питера сводит судорогой живот, и он морщится от стрекота тут же включившегося Стилински. - Аконит? Цианид? Утечка газа? Что чует твой острый нос, Скотти? Айзек облизывается и его ангельское личико приобретает хищное выражение. В одно мгновение Питер ощущает себя окружённым хищниками. И совершенно беспомощным. Что бы не вызывало у волков такую реакцию, ему лучше не стоять на пути, но, вот незадача, все трое смотрят непосредственно в его сторону. На плечо ложится тяжёлая рука, и Хейл вздрагивает. - Это он пахнет, - басит подкравшийся сзади Бойд и проводит носом прямо по его волосам. Простого " какого хрена?!" будет здесь явно недостаточно, но Питер вполне грамотно оценивает происходящее, и откладывает вопрос с выяснением причин на потом, тем более, что пара диких теорий, включающих в себя его труп и глумливых охотников, у него уже появилась. Дерек рычит ещё громче и прямо втекает в альфа-релиз. Питер неверяще мотает головой - он не готов умереть снова. Он пытается сделать вдох поглубже, но в животе снова тянет, и Питер тихо стонет от непонятной боли. Кажется, что этот звук становится спусковым сигналом: Дерек в один прыжок набрасывается на Бойда, опрокидывая его за диван, а Скотт нависает сверху, неприлично близко, скалит клыки и снова принюхивается, тычась в самую шею. Питер охуевает. Стайлз орёт, когда Дерек вздергивает Скотта за шкирон, как нашкодившего котёнка. - Какого гребанного хера вы творите! Питер, что это за дерьмо?! - Стилински спешит к отшвырнутому в стену МакКолу и тащит его на улицу. - Больные идиоты! И Питер готов был с ним согласиться, только новый спазм выводит его из равновесия. Он хочет схватиться за живот, но племянник останавливает его руки, наклоняется совсем близко и тычется лбом в живот. Питер боится дышать, а Дерек, раздери его налево, натурально урчит. Он хватает дядю на руки и тащит наверх, грубо закинув на плечо. Это утро казалось таким обыкновенным... Питер едва удерживается, когда Дерек ставит его на пол и тут же вжимает в стену. Обнюхивает, притирается. И Питер был бы железным, если бы вовсе никак не реагировал на такую близость племянника. Он судорожно вздыхает, и, наконец, тоже чувствует этот запах. Терпкий, лесной, запах стаи, запах силы... Альфы. Питер холодеет от ужаса, когда чувствует то, что не должен чувствовать нормальный мужик. И ладно бы стояк от обжиманий с чрезмерно сексуальным родственником, но влажное горячее озеро в трусах, как у самой натуральной сучки... Хейла накрывает волной понимания и страха, и только привычка к исключительной собранности в экстремальных ситуациях не даёт ему удариться в панику. Дерек жадно облизывает его шею с тем же нереальным урчанием и во всю наглаживает задницу, когда Питер рычит и зовёт его по имени, привлекая внимание. Племянник поднимает голову, но взгляд его совершенно расфокусирован, и Питер отвешивает ему звонкую пощечину. И, возможно, это помогает, потому что Дерек выглядит охуевшим. - Дерек ты сейчас меня отпустишь и уйдёшь. Пока не случилось непоправимое. Уходи, пока не поздно, - Питер шипит и легонько толкает альфу. Тот с непониманием смотрит на свои руки и делает небольшой шажок назад, но затем снова тянет носом сладкий аромат. - Нет! Дерек, фу! - Питер зажимает племяннику нос и пятится к двери в комнату, которая, на его удачу, оказывается совсем рядом. Младший Хейл с выпученными глазами и зажатым носом идёт следом, как привязанный. Питер нащупывает ручку двери, когда наверху появляется Айзек. Дерек отвлекается всего на мгновение, но и его Питеру хватает, чтобы скрыться за дверью и задвинуть её тяжёлым шкафом. Из-за двери слышится сбивчивый голос волчонка и все такое же грозное и неадекватное рычание альфы. Питер с трудом переводит дыхание и снова хватается за живот. Он надеется, что найдёт хоть какую-нибудь информацию о превращении в омег в своих книгах, но единственное, о чем он действительно может думать, это то, как хорошо и правильно Дерек зажимал его в коридоре. И следующие пару часов Хейл борется с двумя нестерпимыми желаниями: подрочить и поплакать.