Преданных предают

Юрий остановился перед приоткрытой дверью и выдохнул. Виктор оказался ещё тем подонком, хотя это ни для кого не было секретом, кроме Юри. Черт возьми! Они даже вздохнули с облегчением, надеясь, что все осталось в прошлом и у них с Юри всё серьезно. Разве шутит тот человек, который по одному слову уезжает в Японию к собаке? Определенно, нет. Юрий достаточно знал Виктора, заранее готовясь к «ножу в спину» Юри, чего не произошло за полтора года. Это было странно, но в духе Вити. Он прекрасно выводил Юри из спящего состояния, всячески нарушая его личное пространство перед публикой. Юри менялся к лучшему и немного становился Виктором. Это раздражало. Юра приоткрыл дверь, просовывая голову. Юри сидел на полу, возле кровати, прижав колени к груди и обняв себя руками. Юри всегда плачет беззвучно. — Эй, — позвал его Юра и подошел ближе. — Опять что ли хнычешь, свинья? — Юра щелкнул языком и нахмурился. Кацуки не отреагировал и не задвигался, будто даже не дышал. Юра протянул к нему руку, но тут же спрятал ее в карман. Черт бы его побрал за такие нежности! Никогда. Он не размазня в отличии от котлеты. Юра был искренне рад за Виктора, много он выпил кровушки у Якова, а с Юри он был совершенно другим человеком, заботливым и внимательным. Сегодняшний поход в магазин разбил идеальную маску Никифорова на сотни острых маленьких осколков, которые впились в кожу Юри и самого Юрия. Он поцеловал девушку, ту, что бросил сразу после злополучного банкета. Юра мог поклясться, целовал он по самые гланды. — Ну, ты и… А я тебе говорил, какой он на самом деле, — Юра нагнулся, чтобы убедиться в его способности дышать. Он правда старался раскрыть те самые стороны Виктора, но Юри не слышал: Виктор был его идеалом, тем, кто поверил в него и поставил на ноги. Счастье, что Юри по своей натуре оказался не таким доступным, как большая часть пассий Никифорова. В этом и была та самая изюминка. Но это же стало проклятьем — слишком глубоко он пустил Виктора. И для чего? Чтобы каждый раз так захлебываться слезами? Так его на долго не хватит. — Черт! А я вот могу в любое время обнять тебя! — зарычал Юра и развернулся на пятках, собираясь покинуть неблагодарную свинушку. Незачем тратить свое время на Кацуки. Пусть ревет! Он тут помочь решил, а эта плакса даже признаков жизни не подает! Вот Виктор у него зашевелится, либо извиняться пойдет, либо к чертовой матери, прямо и налево, а Юра помашет ему ручкой. — Юрио, обними меня, — прошептал Юри, хватаясь его за рубашку. — Прошу. Юрий раскрыл руки для объятий. Крепко. Кацуки больше не сдерживался, он чувствует как свитер намокает от слез. Юра гладил его по голове, другой крепко держал поперек талии, вдруг еще свалится. Ноги-то ватные. Юра понятия не имел, чего Виктор хотел этим добиться. То, что он сделал сродни глупости, настолько тупой, что Юра засомневался в разуме Никифорова. У него есть такой необработанный алмаз, милый, красивый. Ты бери его, береги и протирай шелковой тряпочкой. Но нет. Виктор не может без театра и сбежавшей из него труппой. Он — вся труппа. Все актеры. Настолько фальшивые и вычурные, как этот надменный ублюдок, который посмел обидеть Юри. А Машка, что Маша? Машка не виновата. И все-таки Виктор не был настолько глупым. Тогда чего он добивался? Какая для него выгода в страданиях Юри? Ему мало впечатлений? Мало эмоций? Ему недостаточно искренней и настоящей любви, которую Юри готов ему отдать (и отдавал)? Ему недостаточно этого глубокого чистого океана из слез, которых пролил Юри за всю свою жизнь? Ведь так самоотверженно стремясь стать лучшим и танцевать со своим кумиром на одном льду, он забивал на столько вещей, с головой отдаваясь фигурному катанию. Разве не ты, Виктор, бредил им? После злополучного банкета не мог усидеть на месте и ежесекундно верещал о прекрасном принце-японце, который вскружил тебе голову? Просматривал фотографии каждый день и слезы текли по твоим щекам, ты говорил, что потерял часть себя? И предал Россию, улетев в Японию первым самолетом, как только успел посмотреть видео-послание, как ты его сам назвал? Разве не ты не отводишь глаз от Юри на льду и вне льда? Он катается на льду, как божество. Кем бы он не был вне льда, на нем он сосредоточен и прекрасен. Другой человек. Совершенный. Разве не ты меланхолично смотрел на переливающееся в лучах солнца обручальное кольцо? Было ясно, другой тебе не нужен. Ты же «умер»! Зачем вновь воскресать? Зачем причинять ему боль раз за разом? А сегодняшний случай не последний, это уж точно. Если ты продолжишь, я заберу его с собой и не за что не отдам.