О самом начале

С конца апреля в Южной Альтии лило как из ведра. Темные серые облака ни на день не уходили с неба, растягиваясь до самого горизонта и тая в себе угрозу очередной грозы, которая могла бы уничтожить, и без того скудные в этом году, посевы земледельцев. Эти тучи сгустились над землями Южной Альтии через неделю после разгрома ее основой армии. Старый повстанец Энсил полагал, что над созданием такой погоды постарались маги и шаманы Северной Альтии, страны, вечно враждовавшей в его родиной. Скорее всего Пресветлый Король северного королевства хотел показать повстанцам свое могущество, подорвать боевой дух солдат и в целом создать неблагоприятную обстановку со стороны южан для ведения военных действий. Впрочем, повстанцам погода не мешала, мешала только невероятно сильная армия противника и отсутствие ресурсов для существования. — Энсил? — тихо спросил Ирп, боевой товарищ, верный друг и помощник Энсила. — У нас снова не хватает стрел. Что прикажешь делать? Он только что вошел в шатер в центре лагеря и, облокотившись на несущую балку, ожидал ответа лидера повстанцев. — Возьмите резервные. На прошлой неделе мы купили новые, они должны были еще остаться, — Энсил, не вставая со стула, распрямился и достал из кармана штанов ключ от склада, в котором хранилось все более или менее ценное, что было у повстанцев. Его он отдал Ирпу. — Как дела с продовольствием? — На этот раз всем хватило, — отозвался Ирп. — А тебе? — Энсил знал, что сердобольный Ирп обязательно отдал свою порцию еды какому-нибудь голодному солдату. По молчанию замявшегося Ирпа Энсил понял, что угадал. — Возьми тогда мою, мне она все равно уже без надобности, — Энсил кивнул в сторону нетронутого им обеда. Ирп возражать не стал. Он только внимательно посмотрел в серые, проницательные глаза товарища; он понял, о чем говорил Энсил. Все их дело, вся жизнь их ополчения двигалась к концу. Ирп забрал еду и вышел из шатра, не задвинув за собой плотную ткань, служившую вместо двери. Глядя на жизнь своего лагеря и своих подчиненных, Энсил подумал, что они все вместе похожи на старых музыкантов из одного оркестра, которые не могут уже хорошо играть, которых уже пора сменить молодыми, но которым еще нужно доиграть свое произведение. И все в этом оркестре были ему знакомы. Вот, например, совсем уже старый, но безмерно мудрый и опытный боец-музыкант Торн. Как-то раз, когда во время отступления старые ноги не удержали Торна, он упал на землю и уже был готов к тому, что окажется затоптанным лошадьми североальтийский наездников, Энсил дернул его за руку в свою сторону, сдвинув с дороги лошадей. Или Нера, совсем еще мальчишка, вместе со свои отцом оказавшийся в рядах повстанцев. Его в тихие минуты мира Энсил учил читать и считать. В своем оркестре он отдал бы Нере треугольник, чтобы тот в момент кульминаций разбавлял напряженность тонким звоном — детским смехом. Другой музыкант, ставший бы барабанщиком, силач Рунт, нежная душа которого часто требовала бесед о тонком и изящном. Их для спокойствия воина иногда проводил Энсил. Даже его верный друг Ирп, с которым он рука об руку прошел всю войну Северной и Южной Альтии, часто нуждался в помощи Энсила. Это очевидно. Энсил, лидер повстанцев, главная скрипка своего оркестра, всегда был готов помочь подчиненным, отдать для них последнее, выполнить невыполнимое. Они защищали свой дом, а Энсил был обязан защищать их. Даже зная, что какой-то бой может стать последним для всех повстанцев. Но вот, кажется, настало время для последнего концерта старого оркестра. Через четверть часа после разговора с Ирпом под шатер к Энсилу практически влетел взволнованный и напуганный солдат-дозорный Ниттон. Он крепко стискивал рукоять меча и прерывисто дышал, на его шее вздулись вены от волнения, а лицо покраснело. — Капитан… — Ниттон ненадолго замолчал. — Энсил. К нам движутся солдаты Северной Альтии. Мы ждали их скоро, но… Их много. Очень много. Боюсь, что мы… Нет, я знаю, что мы не сможем из сдержать. Энсил, что ты прикажешь? — Насколько их много? — Энсил встал из-за стола. Он, задумавшись, нахмурился. Из-за сведенных бровей на лбу у него образовались характерные морщины; по ним всегда можно было понять, что Энсил обдумывает что-то чрезвычайно важное, однако в этот раз он не могу придумать ничего, что могло бы спасти его повстанцев. — Несколько сотен, не меньше. Энсил вздрогнул и возмущенно посмотрел на воина. Ниттон воскликнул: — Я не ошибся! К нам правда идет несколько сотен солдат! Кажется, Северная Альтия решила провести показательное сражение. Но… Это правда… Я видел их своими глазами! — И сколько у нам времени? — хмуро спросил Энсил спустя пол минуты. — Около часа, пока североальтийцы пересекут поле у деревни. Энсил снова нахмурился и замолчал на несколько минут. Напряженно он обдумывал все возможные развития событий. Неосознанно левой рукой он крепко держался за столешницу, правой он устало провел по голове. Тяжело вздохнув, он приказал терпеливо ждущему Ниттону позвать всех его воинов к шатру. Энсил хотел кое-что им сказать. Когда повстанцы собрались у шатра Энсила, он вышел наружу. Он внимательно оглядел всех людей, прокашлялся и, переступив с ноги на ногу, начал говорить: — Я раз вас всех здесь видеть. Вы уже знаете, что североальтийцы скоро будут здесь, так что наверняка догадываетесь, что собираю я вас так в последний раз. Но, прежде чем начать говорить о своем плане действий, я бы хотел напомнить вам, почему мы все здесь оказались. Мы хотели независимости. Независимости для нашей Южной Альтии. Когда северный король напал на нас, мы дали ему сильный отпор! И, хотя этого отпора оказалось недостаточно, нам все равно не о чем сожалеть, мы сделали все, что только могли. И даже, когда нашу армию уничтожили, мы остались сражаться! Потому что мы бьемся за свободу южноальтийцев! И… Конечно, мы все знали, что наше ополчение не приведет южан к победе. Оно было создано, чтобы король понял, что не покорил нас, что мы не согласны с ним и не поддерживаем его! Сейчас, наверное, самый лучший момент, чтобы поставить жирную точку в нашем протесте… Как ни странно это говорить, но североальтийский король делает нам подарок, посылая к нам столько воинов. Он понимает, что мы не сможем его победить, и дает нам шанс погибнуть красиво. Согласитесь, если мы сейчас сбежим, то все равно рано или поздно северяне разобьют нас. Но сделают это, как с детьми, оборванцами, которых не жалко… А сейчас! Мы можем погибнуть красиво, героями, о которых не забудут! Мы дадим южноальтийцам шанс гордиться нами, считать нас примером и, может быть, дадим им силы для будущей борьбы. Поэтому сейчас я говорю вам, что мы не будем бежать и прятаться! А примем бой! Наш самый важный и ответственный! Энсил видел в своих воинах и волю к победе, и горечь будущего поражения, и гордый взгляд, недоверчиво поджатые губы, решительно сжатые кулаки, поникшие плечи, любовь к жизни и к Южной Альтии. Он понимал, что чувствуют его воины. Ему самому решительно не хотелось умирать, а хотелось жить, быть свободным, счастливым… Но Энсил понимал, что, однажды возглавив восстание, он должен был нести за него ответственность, что сейчас он должен повести повстанцев в бой. Он решил у себя в голове представить этот долг всего лишь неприятной обязанностью, похожей на ежедневную работу в поле или дома. Да и, в конце концов, разве сражения не есть та самая ежедневная работа повстанцев? — Вы готовы идти со мной? — громко крикнул Энсил своим воинам. — Да, — послышался в ответ гулкий неровный хор сильных голосов.

***

Наконец-то на небе Южной Альтии снова выглянуло солнце. Оно осветило фигуры сильных усталых солдат. Они выстроились в ровные шеренги и готовы были встретить противника. Но в их строю не было тяжелого духа войны и смерти. Воины хотели наполнить эти часы силой и жизнью, поэтому, когда один из них негромко запел одну старую, но веселую южноальтийскую песню, другие сразу же подхватили его. Такими, гордыми, светлыми и непримиримыми они, последние повстанцы Южной Альтии, вошли в историю нового королевства - Соединенного Королевства Северной и Южной Альтии Аркона.