Однажды в Чикаго

Тина медленно перевернула страницу толстого тома и, не удержавшись, зевнула, пробегая глазами по мелким буквам. Арагорн, Гимли и Леголас отправляли Боромира в последнее плавание по Великой Реке и уже собирались отвязывать лодку, когда Тина вдруг услышала приглушённые голоса снаружи. Она замерла, на несколько секунд прекратив дышать. Нет, не показалось. Она размеренно встала с кровати и прошлась по комнате, делая вид, что разминает затекшие конечности: в углу помещения притаилась маленькая камера, а у Тины сейчас определённо вырисовывалась возможность услышать то, что точно не предназначалось для её ушей. Она снова зевнула, на этот раз прикрыв рот ладошкой — так, чтобы это было прекрасно видно маленькому стеклянному глазку, — и подошла к окну, благоразумно встав за портьерой и сделав вид, что любуется пейзажем. Парк был достоин восхищения, это Тина не отрицала и отрицать не собиралась. У Грейвса явно был вкус — или у его дизайнера, но факт оставался фактом: там царила спокойная гармония, и этот парк Тина полюбила с первого взгляда. Его владелец, однако, продолжал оставаться полнейшим козлом в глазах Тины, и ни один парк не мог нивелировать всех его издёвок, ироничных ухмылок и — главное — того факта, что он похитил Тину прямо из-под носа её матери. Сейчас вышеупомянутый негодяй стоял полубоком ко главному зданию на одной из выложенных кирпичами дорожек, заложив руки за спину. Полуденный ветерок трепал его чёрные волосы, а солнечные лучи подчёркивали ослепительную белоснежность рубашки. Он явно с кем-то разговаривал, но этот кто-то был вне зоны видимости. Тина сделала крошечный шажок вперёд, чтобы посмотреть вниз, но Грейвс вдруг резко повернулся, и Тина отскочила от окна, неловко сделав вид, что это было танцевальное движение. Исполнив ещё несколько крайне непонятных па — развлекайтесь, смотрители, — она снова вернулась к окну, на этот раз не заходя дальше широкой портьеры. Грейвс повернулся спиной, но на этот раз Тина могла видеть и его собеседника: среднего роста мужчина с блестящими золотом волосами прохаживался по дорожке перед Грейвсом, периодически останавливаясь и с интересом глядя на него. Они явно о чём-то разговаривали, но Тина, как ни старалась, не могла расслышать ни слова. Прогнав из головы мать, цитирующую пословицу о любопытстве и безвременной кончине кошки, Тина подняла голову, рассматривая злополучное окно: с момента её первой и пока последней попытки побега его по понятным причинам больше не открывали. Тина бросила быстрый взгляд на камеру и, подумав, начала потирать пальцами виски, медленно направляясь в сторону кровати. Не дойдя до неё пары шагов, она опустилась на коврик и, подтянув колени к груди, продолжила тереть тонкую кожу. Потом Тина демонстративно закрыла лицо руками и провела пальцами по волосам. Решив, что этого, скорее всего, достаточно, она, пошатываясь, поднялась на ноги и неуверенно двинулась к двери, будто каждый шаг давался ей с большим трудом. Долго стучать в створку из светлого дерева не пришлось: буквально через несколько секунд дверь открылась, явив ей её сторожа: высокого громилу с толстым шрамом на правой щеке. Форменный галстук был ему не по нраву: оттянутая петля некрасиво обвисла, открывая вид на ещё один шрам, уже на шее. Громила вопросительно уставился на Тину, и она подавила желание сделать шаг назад: уж больно устрашающе он выглядел. — Мне нехорошо, — едва слышно произнесла она, призвав на помощь все свои актёрские способности. — Воздуха... не хватает, — она приложила ладонь ко лбу, будто в попытке хоть как-то унять головную боль. Смотритель скрестил руки на груди, пристально вглядываясь в её лицо, и Тина поблагодарила небеса за природную бледность, которую никогда раньше не любила. — И? — осведомился он, всё ещё не веря в маленький спектакль. — Вас проводить на улицу? В его светлых глазах так и читалось: что, серьёзно? Тина победоносно хмыкнула. Глубоко внутри себя. — Нет, — она медленно покачала головой. — Пожалуйста, откройте окно... Хотя бы на пять минут, — Тина умоляюще посмотрела в глаза смотрителя. — Клянусь, я никуда не убегу, тут же целая армия охраны; мне просто нужен свежий воздух. Вы можете посидеть рядом, если хотите... — она поморщилась, снова прикрывая лицо рукой, второй хватаясь за створку двери. Смотритель задумчиво цокнул языком, рассматривая Тину. Бледная кожа, покрасневшие глаза, кривящиеся губы — ей явно было нехорошо, а его босс чётко приказал следить за состоянием девчонки. Может, мысли о побеге всё ещё крутились в её хорошенькой головке, но сейчас, очевидно, ей действительно был необходим свежий воздух. — Я принесу ручку, — наконец произнёс смотритель, закрывая дверь, и Тина торжествующе улыбнулась, благо её лицо скрывали пряди волос. Её маленький план пока работал, и эта небольшая победа не могла не радовать. Дверь снова открылась, и на пороге возник смотритель, протягивая Тине оконную ручку. — Справитесь? — спросил он, когда Тина забрала металлическую деталь из его жёстких пальцев. — Учтите, я прямо за дверью, — в его глазах так и читалось: это проверка. Тина пожала плечами. Эту проверку она пройдёт без труда: ещё не время для побега. Ручка легко встала в паз, и Тина осторожно повернула её, приоткрывая ближайшую к стене створку окна. В лицо ударил поток тёплого летнего воздуха, наполненного ароматами зелени, и Тина на мгновение прикрыла глаза, наслаждаясь окутавшими её запахами. За два года до поступления Тины в институт, Серафина отправила её и Куинни на лето в Сирмионе, маленький итальянский городок на берегу озера Гарда. Огромные апартаменты располагались прямо над лазурной гладью воды, и Тина обожала проводить время на широком балконе, сидя на шезлонге с очередной книжкой. Куинни бегала по многочисленным магазинам, очаровывала спасателей на пляжах с мелким белым песком и учила итальянский с владельцем кофейни La Mattina, а Тина переворачивала тонкие страницы, всё глубже погружаясь в мир Америки двадцатых, где её проводником был Ник Каррауэй. Однажды утром, когда солнце уже уверенно, но лениво брело по небосклону, Тина, накинув на плечи лёгкий шёлковый халат, по привычке вышла на балкон, навстречу блестящей озёрной глади. Она распахнула стеклянные створки — и на секунду замерла. Будто время остановило свой ход. Будто все звуки разом исчезли, оставив звенящую тишину. Будто Тина сейчас находилась вне континуума и могла остаться в любой эпохе. Пахло летом. Настоящим, тёплым летом; когда прогретый воздух мягко обнимает плечи, перебирает пряди волос и легко-легко целует кожу; в него вплетается аромат цветов с подоконника, которые дружелюбно раскрывают лепестки навстречу солнцу; едва заметной тонкой нитью тянется запах свежих круассанов, и всё это окутывает тебя, нежно и бережно, будто спрашивая: а можно? И сейчас — Тина не могла понять, почему, но именно сейчас она почувствовала то же самое. Среди врагов; среди тех, кому она была безразлична, среди готовых на всё негодяев она вдруг почувствовала себя... как дома. Она резко мотнула головой, отгоняя неожиданное чувство. Сосредоточься, Тина. Не время для глупых воспоминаний. — Значит, всё решено, так? — золотоволосый откинул голову, будто собирался расхохотаться. — Всё будет как по маслу, а, Персиваль? Персиваль. Как считала Тина, это было слишком красивое имя для такого негодяя, как Грейвс. Лучше бы его родители назвали его Бобом. Или Дирком. Но уж точно не Персивалем. Персиваль — рыцарь. Грейвс же рыцарем точно не был. — Это зависит от твоих ребят, сам знаешь, — негромко отозвался Грейвс, пока Тина проговаривала его имя. — Пусть не сходят с ума, вот и всё. Незнакомец — а незнакомец ли? — снова сделал несколько шагов вперёд-назад. — Будет скучно, — почти капризно заявил он, не поворачиваясь к Грейвсу. Грейвс пожал плечами, не ответив. — А что с девчонкой? — поинтересовался золотоволосый, и Тина замерла, машинально схватившись за портьеру. Вот оно. Её судьба. Её будущее. — Предложения? — Тине показалось, что голос Грейвса едва заметно напрягся — но ей лишь показалось. — Забирай её, если хочешь; свою задачу она выполнила, мне нет резона держать её здесь. Тина выдохнула. Вот, значит, как. Нет резона. Козёл. Золотоволосый покивал. — Звонок от мэра я уже получил, — задумчиво произнёс он. — Теперь дело за малым, но... — он помедлил, покачиваясь на пятках. Казалось, его начищенные ботинки, матово поблёскивая, поглощали солнечный свет. — Ты же знаешь, Серафина... — он как-то нехорошо ухмыльнулся, — импонирует мне. Грейвс молчал. — Если я верну её дочь в целости и сохранности — ну, почти, — ей ведь это понравится, так? — он будто разговаривал сам с собой. Тина стиснула челюсти. Что значит «ну, почти»? Ледяные лапки страха очертили позвоночник, подкрадываясь к замершему сердцу. Ну, почти. Это ведь значит, что будет больно. — Ты же понимаешь, что она видела меня? — осведомился Грейвс, проведя рукой по волосам. — Она не дура, Геллерт; она с лёгкостью сложит два и два. Геллерт — имя очень знакомое, но Тина не могла вспомнить, где она могла его слышать. Может, он был... кавалером Грейвса? Геллерт фыркнул, изящно повернувшись на пятках. Он не мог спокойно стоять на месте, постоянно находясь в движении; словно ртуть, перетекая из одного положения в другое или делая лишний шаг в сторону. — Что, если я проведу с ней свою фирменную беседу? — прядь его волос упала на высокий лоб. — Ты говоришь, она не дурочка; значит, всё прекрасно поймёт, м-м? — он сделал пару шагов к Грейвсу, и Тина могла разглядеть, как его тонкие губы прорезала злая ухмылка. Её пальцы похолодели, и она крепче сжала портьеру. Её занесло в лапы к Гриндевальду. Вот, откуда это имя ей знакомо. Вот, почему вызывает неясную тревогу. Геллерт Гриндевальд — чокнутый мясник, сохраняющий шаткий статус бизнесмена только благодаря бесконечным взяткам комиссару полиции, который вешал зверские убийства на неудачников-маргиналов, взятых с поличным при ограблении хлебных лавок или маленьких квартирок на окраине города. Его не приглашали на приёмы и рауты, но продолжали вести с ним дела — он владел фармацевтическими компаниями, доставая редчайшие запрещённые для ввоза в страну капсулы. И, разумеется, весь наркобизнес тоже был под его ненадёжным, но широким крылом. Геллерт долгое время был теневым партнёром Большой Тройки, и теперь, когда Гнарлак, скорее всего, будет ликвидирован, новым членом триумвирата объявят его — и он сможет выйти на свет. — Вот, значит, каков был план, — пробормотала Тина, всматриваясь в бледное лицо, на котором играла неприятная ухмылка. Она с самого начала была расходным материалом — только для того, чтобы подставить Гнарлака. Но зачем её продолжили держать живой? Кажется, именно сейчас это и выяснялось. — Я бы на это посмотрел, — хмыкнул Грейвс, и Тина зло выдохнула. Подонок. — Но, знаешь, давай пока повременим. Подождём, пока всё уляжется со стариной Гнарли. Тину затрясло, и она крепче вцепилась в многострадальную портьеру. Ей срочно надо было бежать. Иначе... возможно, бегать она не сможет больше никогда. — Да как знаешь, — равнодушно откликнулся Гриндевальд. — Я поеду обратно в город. Сегодня намечается интересный разговор с одним из моих поставщиков, если ты понимаешь... — он игриво подмигнул Грейвсу и похлопал его по плечу. — Я найду выход сам. Тина ошарашенно смотрела на идущего по дорожке Гриндевальда. Вот, значит, как. Она — пешка, которую пока решили оставить на поле, да и то по совершенно непонятным причинам. А пешки не спрашивают, почему. Они просто должны радоваться, что их не смахнули с доски. Тина проводила взглядом насвистывающего какую-то мелодию Гриндевальда, пока тот не скрылся за живой изгородью. Глупо надеяться, что он разобьётся в аварии по пути в город. Значит, надо обдумывать план побега. Тина задумчиво перевела взгляд на Грейвса и вздрогнула. Грейвс стоял лицом к зданию и пристально смотрел на Тину.