***
— Так как он? — Гораздо лучше. Он наконец-то стал есть! И плавает, Вы бы видели, как он плавает! Он великолепен! И мы с ним общаемся! — восторженно рассказывал Джим, стоя напротив доктора, в его каюте. — Вы что делаете? Как?! — изумился Грейвс, отодвинув от себя записи. — Жестами, — смутился юноша, спрятав руки за спиной. Персиваль тяжело вздохнул. Значит, стоило лишь повести себя как мальчишка, как это сказать… человечно? И пленник оттаял? Пошел на контакт? То есть, обращаясь с ним как с тварью, тварь же они и получали? Или тритон считал их, да что там — его, доктора, монстром, ведь то, что он делал… Грейвс устало потер глаза. Полночи он приводил свои заметки в порядок. Кое-что правил, другое совсем убирал, остальное дописывал — особенно что касалось записей об этом морском гаде. — Раз вы так… сдружились, тогда поможешь мне в одном деле? — Вы же не хотите снова… Вы же сказали, что больше не станете мучить его… — пролепетал Джим, неосознанно отступив на шаг от сидящего за столом доктора. — Нет, нет! Я больше не причиню ему боли, — покачал головой Персиваль, задумчиво посмотрев на вырванный из блокнота лист, где был нарисовал парящий, застывший в воде человек с мощным рыбьим хвостом, с головой, запрокинутой вверх, к небу, словно просящий у того спасения.***
Доктор не мог заставить себя приблизиться к аквариуму, где плавало существо. Места было не так уж и много, но ему, казалось, этого было достаточно: легко и грациозно он скользил, будто танцевал в воде, кружился, переворачивался, взмахивая руками, замирая и снова кружась. Джим забрался по лестнице наверх и, подзывая тритона, кинул ему рыбы. И тот одним мощным движением оказался рядом, схватил и с аппетитом вгрызся в нее. Грейвс стоял в отдалении, в темном углу трюма, заставленного ящиками, и наблюдал за ними. Когда тритон отбросил то, что осталось от трапезы, и посмотрел вверх — он улыбнулся. Персиваль замер, не в силах поверить в это. Джим же улыбнулся в ответ и жестом предложил еще, на что тот согласно кивнул и протянул руку вверх, будто хватая добычу. Мальчишка рассмеялся и кинул ему вторую рыбу, с которой расправились так же, как и с первой. После он перевернулся в воде и поплавал еще какое-то время, разминаясь. Джим уже спустился с лестницы и смотрел за пируэтами своего нового друга, прижавшись лбом к стеклу и положив ладонь на его поверхность. Вскоре тритон угомонился и опустился вниз, с интересом приложив свою ладонь по другую сторону стекла. Когда он заметил медленно приближающегося Грейвса, то резко и испуганно отшатнулся, лицо исказилось страхом, из-за которого проглядывала бессильная злоба. Он беспомощно заметался по своей клетке, словно стремясь найти выход из нее, только бы не оставаться здесь, сбежать от своего палача. Возможно, эта тварь…нет, Криденс, как доктор назвал его для себя, считал, что убил своего мучителя? Что ж, в какой-то степени это правда: Грейвс больше не собирался издеваться над ним. Вот только вынужден был доставить некоторые другие неудобства…***
Тело, обернутое тканью, выбросили за борт, когда уже рассвело. В ореоле брызг оно вошло в воду и медленно пошло ко дну. Люди из экипажа корабля, ставшие невольными свидетелями этого действа, сначала заинтересовались им, но после быстро разошлись по своим делам. — Доктор его-таки добил, — шептались тогда за его спиной. — Да эта тварь чуть его самого не прикончила! Стоило сразу пустить гада в расход, — говорили одни. — Может, за него дали бы большие деньги… — мечтали другие. — Точно не нам, все досталось бы этим ученым, — отвечали на это третьи. — Жаль эту тварь, — вздохнул печально корабельный повар. А Грейвс и Джим, которые в скорбном молчании продолжали стоять на палубе, смотря в сторону пока еще не видимого невооруженным взглядом берега, заговорщицки переглянулись.***
— Да что у Вас здесь, доктор? — рабочие силились поднять огромный увесистый сундук, потемневший от времени. — Эй, осторожнее! Здесь особо ценные образцы, собранные мною в путешествии! — суетился рядом Грейвс, словно желавший лично принимать участие в разгрузке корабля. — Тогда доставить туда же, куда и остальное? — Нет-нет! Их я еще не изучил до конца. Это отправьте ко мне домой. И побыстрее!***
— Так значит то, что говорят другие участники экспедиции, правда? В это сложно поверить, но массовое помешательство исключено… — Да, я передал Вам все свои записи, отчеты, а также образцы по этой морской твари, тритону — как я его назвал. Вот только он не выдержал моих… исследований. — Тело для изучения нам тоже было бы полезно, Вам ли этого не знать, доктор Грейвс? А Вы так недальновидно избавились от него! Что случилось? — Я… несколько перестарался, когда ставил опыты. Прошу меня простить. Кроме того, тело стало слишком быстро разлагаться… И я предал его морю. — Перестарались? Но это же всего лишь животное, не человек. Вам не в чем винить себя. И… какой странный эффект. — Да, я тоже был удивлен. И понимаю, как важно было для науки заполучить это существо, но я успел собрать образцы. Надеюсь, этим хотя бы частично искупить свою вину перед сообществом… — Перед нами — может быть, но не перед наукой, доктор Грейвс, не перед наукой.***
Когда-то Персиваль бредил не только путешествиями и открытиями, но и морем, а также различными морскими обитателями. А потому вместо аквариумов в один прекрасный момент в доме появился огромный фонтан, а по сути бассейн, который быстро заполнялся различными видами рыб. Теперь же он пригодился и для одного особенного существа. — Успокойся! Так было нужно… Эй, перестань! Да хватит уже! — бедный Джим, весь вымокший до нитки, стоял у края этого бассейна, но не отходил дальше, позволяя тритону выражать все свое недовольство, раз за разом обрушивая на юношу все новые потоки воды. Да уж, когда они достали тритона из сундука, тому было совсем худо. Он явно не мог долго обходиться без воды, к тому же выглядел так, будто его укачало от тряски в дороге. Какая ирония, подумать только: обитателя моря могло укачать на суше! Теперь же ему определенно стало лучше, и он решил сделать чью-то жизнь несколько хуже в ответ. Грейвс усмехнулся и подошел ближе. В глазах Джима сначала мелькнула растерянность, но спустя пару секунд он узнал доктора: тот, наконец, привел себя в порядок, сбрил бороду и постриг волосы, что раньше спадали на плечи, а теперь были коротки и зачесаны назад. — Я смотрю, нашей рыбке не понравился процесс транспортировки. Но, надеюсь, бассейн по нраву? — с легкой улыбкой поинтересовался он у Джима, которого оставил при себе после возвращения из экспедиции как единственного посвященного в тайну того, что тритон на самом деле жив. Остальную прислугу пришлось уволить: доктор не мог допустить, чтобы пошли слухи. А кто-то бы обязательно проговорился. В мальчишке же он был уверен, да и они уже нашли общий язык, поладили с этим представителем морского народа. — Ты же как-то понимаешь его, верно? И он — тебя? — Да, я думаю… Я только подозреваю, что он как-то понимает все. Ощущает то, что я хочу сказать, интонации, отношение. По крайней мере, он меня еще не пытался убить, — неловко улыбнулся Джим. И понял, что только что сказал. — Простите, я не имел в виду… — Прекрати. Я и сам знаю, что вел себя чудовищно по отношению к нему. И он был вправе защищаться. Однако, я рад, что выжил, — нервно дернул уголком рта Грейвс, переступил с ноги на ногу. Он продолжал смотреть только на своего помощника, краем глаза следя за бассейном. Как поведет себя Криденс? Посчитает ли себя пленником вновь? Как воспримет его, Грейвса? Пока тритон подплывал ближе, с интересом поглядывая на нового человека, стоящего к нему в профиль, не выражая ни злости, ни отвращения. И Персиваль решился повернуться к нему лицом и присесть у самого края. — Эй, я тебя больше не обижу. Только не бойся меня. Я… я даже дал тебя имя: Криденс. Тебе нравится? Надеюсь, ты сможешь простить меня, — мягко и тихо проговорил он, склонив голову и наблюдая за приближающимся существом. Грейвс протянул раскрытую ладонь в его сторону, словно предлагая если не дружбу, то сотрудничество. Тритон перевел свой взгляд с лица доктора, которое он внимательно рассматривал, на руку, а после глаза вновь вернулись к нему и расширились в ужасе узнавания. Лицо Криденса исказилось от ярости, и он зашипел, отпрянув. А после скрылся под водой. — Кажется, он меня тоже не сразу узнал… — тяжело вздохнул доктор, порывисто проведя рукой по волосам.***
Изучение манеры поведения, безусловно, продвигалось, Персиваль мог различить уже около пяти различных видов шипения: разозленное, негодующее, пренебрежительное, угрожающее и предлагающее убираться прочь и больше никогда не показываться на глаза. Весьма ценный материал. С Джимом же этот морской гад продолжал хорошо ладить, общаться, вести себя непосредственно, словно ребенок. А Грейвс даже не имел права приблизиться. Стоило только ему подойти к бассейну, как существо начинало шипеть, всем своим видом выражая отвращение и неприязнь. Если же доктор упорствовал, пытался что-то ему сказать, рассмотреть его или зарисовать, то Криденс скрывался под водой и не показывался до тех пор, пока тот не уходил. Еду, которую приносил Персиваль, тритон показательно игнорировал, питаясь только тем, что давал ему Джим. Парень теперь вообще стал незаменим, когда пришлось уволить всех слуг. Их никогда и не было много, но сейчас все заботы по дому легли на его мальчишеские плечи. Грейвс же пытался систематизировать записи по своему объекту исследования, которые успел сделать на корабле и не включил в общий отчет, а также искал все сведения о морских обитателях, которые только возможно было найти дома и в библиотеках. Ничего действительно ценного не попадалось, одни мифы и легенды, никакой информации ни об их языке, ни об особенностях. Когда доктора в очередной раз поглотило изучение книг, его едва смог дозваться Джим, вбежавший в кабинет. — Там к Вам пришли! Хотят видеть Вас, мистер Грейвс, — выпалил он на одном дыхании. — Они мне не нравятся… Хотели сами идти искать, а там… Персиваль быстро все понял. Видимо, решили проверить, не держит ли он тварь у себя дома. Что ж, тварь — нет. А вот живое существо, которое они захотят разобрать на части, если узнают, что оно здесь — да. — Займи их чем-нибудь! Они точно напросятся посмотреть моих рыбок, и одну пока лучше спрятать… И как он будет доставать отсюда свою «рыбку», если та снова шипит и только отплывает дальше? Сначала Грейвс пробовал подозвать его, потом сам спрыгнул в воду и попытался подплыть ближе, но безуспешно. — Да что ж ты за тварь такая фантастическая… — процедил сквозь зубы он, осознав всю тщетность своей затеи. Криденс так и не давал приблизиться к себе. Раздались голоса, и громче всех голос Джима. — Вы же помешаете доктору, он занят экспериментом, говорю же!.. Тритон замер и кинул сначала испуганный взгляд в сторону донесшихся звуков, а после, настороженный — на Грейвса. Понимая, что времени уже нет, доктор быстро оказался рядом с Криденсом, схватил его в охапку и потащил к ступеням, ведущим из воды. Тот от неожиданности даже не сопротивлялся. Поначалу, первые несколько секунд. После же выгнулся в руках Грейвса и зашипел, оскалившись и взмахнув хвостом. — Тише, тише! Хочешь попасть к настоящим садистам? Я был уродом, не спорю, но они… — выдохнув, прошептал Персиваль, словно его могли понять. А может, и поняли? Криденс утихомирился, пристально посмотрел в глаза доктора, который внезапно осознал, как близко рядом с собой видит лицо существа — лицо, так похожее на человеческое. А в руках сжимает тонкое, худое, но жилистое тело… Вот только с хвостом нужно было что-то делать. И Грейвс, не раздумывая долго, закинул Криденса на плечо, обхватив за чешуйчатый хвост, прижав его к себе. Чуть покачнулся, поднимаясь по ступеням, но выровнялся — и почти бегом кинулся к смежной с этим залом комнате, где хранился корм для рыб и различный хлам, какой именно — доктор даже не подозревал. Сам Криденс был почти невесом, как показалось Персивалю, разве что мощный и длинный хвост весил чуть ли не как весь он. Придерживая его одной рукой, другой доктор открыл дверь и быстро, но бережно сгрузил свою ношу на мешки с кормом. Криденс тут же отстранился, отпрянув к стене, неловко взмахнул хвостом, пытаясь сесть удобней. Грациозный в воде — на суше он явно чувствовал себя неуверенно. — Сиди тихо, хорошо? — прошептал Грейвс, склонив голову и поднеся палец к своим губам. После выскочил за дверь, надеясь на то, что его поняли. На что-то же нужно было надеяться?..***
Проверка заставила понервничать, особенно когда решила посмотреть, что же доктор Грейвс скрывает. Сначала в своем бассейне, где были обнаружены только рыбы. Один из проверяющих даже залез в воду под предлогом того, что хотел взглянуть поближе «вон на тот прекрасный экземпляр». Персиваль заметил, что, кажется, рыб стало меньше. Его главная «рыбка» не терпит конкуренции? Или ее плохо кормят? Потом трое мужчин заинтересовались той самой комнатой, к которой вели влажные следы, отчетливо видимые на поверхности пола. Грейвс, испуганно замерший, не успел им никак помешать, когда дверь открыли, осмотрели захламленное помещение — и закрыли. Доктор нервно сглотнул и с недоумением переглянулся с Джимом, который в ответ взволнованно, но ободряюще улыбнулся. Словно знал, что от Криденса можно ожидать и не такого. Когда их, наконец, удалось выпроводить за порог, Грейвс устремился туда, откуда уже доносился смех Джима. Мешки были разбросаны: видимо, именно под ними скрывался этот морской гад. Гад, который сейчас царственно возлежал среди всего устроенного им хаоса и довольно улыбался. Улыбался Джиму. Что-то неприятно кольнуло внутри, но Персиваль встряхнул головой и расслабленно прислонился к двери, с облегчением выдыхая. Он был замечен, и улыбка исчезла с лица Криденса, будто ее и не было.***
— Я постараюсь вернуться… Как только смогу, — сбивчиво клялся парень. — Джим, я справлюсь без тебя, не торопись, семья — это святое, — заверял его Грейвс, не имеющий этой самой семьи, но теоретически очень даже верящий в то, что говорит. Может, даже и к лучшему: за него никто не волновался, пока он совершал плавание — как и он ни за кого. И уж точно дома его не могла поджидать трагедия, новость о которой настигла Джима только сейчас, несколько недель спустя после возвращения на берег. Доктор заплатил даже сверх того, что причиталось мальчишке как его слуге, ставшему незаменимым помощником и, может, даже другом?.. — И, пожалуйста, не мучайте больше Криденса! — решился, наконец, произнести это он. — Как бы он меня самого не замучил… — криво улыбнулся Персиваль. Как в воду глядел. Шипеть морской гад не переставал. Грейвс обнаружил еще парочку новых видов шипения, когда, например, тот был разочарован, снова видя перед собой не полюбившегося Джима, а его, Персиваля. Или же когда доктор опять пытался заставить его поесть. И каждый раз безуспешно. В конце концов, он не выдержал, выкинул принесенную тритону рыбу в бассейн и закричал: — Да можешь ничего не жрать и подохнуть от голода! Или хоть все тут сожри и сдохни уже, наконец, от этого! Вот только твой обожаемый Джим кого во всем обвинит? Меня!.. И ушел, сбежал из своего же собственного дома. Побродил по улицам, вспомнил, что нужно бы закупить еды себе, нанести несколько визитов, сообщить, что восстанавливает практику, но не сейчас, а в скором времени… Дела нашлись, а потому вернулся он под вечер, успокоившийся. Ноги сами понесли к Криденсу. И тот его, без сомнения, ждал. И встретил летящей прямо в лицо растерзанной тушкой рыбы. Персиваль чудом уклонился и, злой и раздосадованный, подошел к краю бассейна… Чтобы увидеть всех своих рыб, таких же растерзанных и, несомненно, мертвых, плавающих на поверхности. И среди всего этого великолепия сиял своим нечеловеческим оскалом Криденс, прямо-таки излучающий самодовольство и злобное торжество. Грейвс застыл. И если бы хоть что-то он и смог сказать, то вряд ли это было бы приличным. Но какая разница, если эта тварь все равно ничего не поймет?! Доктор не знал, какой реакции добивался от него Криденс этим показательным выступлением, но все, на что он был способен сейчас, так это молча развернуться и уйти, оставив того в растерянности и недоумении. Кажется, пришло время сменить тактику.***
Грейвс бы еще мог понять, если бы эта фантастическая тварь сожрала его рыб. Но просто растерзать? И зачем? Привлечь внимание, вывести из себя, выразить свое неудовольствие и неодобрение? Или еще один способ показать отношение? А может, своеобразная акция протеста? Или же этот морской гад просто издевается. В любом случае он слишком любил быть в центре внимания. Этого Грейвс и собирался его лишить. И пока, кажется, получалось. Не глядя на плавающего в отдалении тритона, Персиваль сачком собирал рыбьи останки, стоя на краю бассейна. Процесс тянулся медленно и печально. Он уже успокоился и старался не проявлять никаких эмоций. И ощущал обеспокоенные взгляды, которые кидал на него Криденс. В конце концов, доктор понял, что забраться в воду все равно придется. Там дело пошло быстрее, но не веселее. Разве что Криденс, заинтересованный, подплывал все ближе, но Грейвс продолжал его игнорировать. Когда в очередной раз доктор выбрался из воды и вытряхнул собранную рыбу, то решил, что на сегодня, пожалуй, хватит. А Криденс пусть развлекается и дальше в одиночестве, в окружении того, что сам же и натворил. Интересно, рыба успеет завонять? И насколько хорошее у морского гада обоняние? Стоило проверить… Что ж, он не знал, как на счет тритона, но вот сам доктор отлично чувствовал теперь весь спектр ароматов тухлой рыбы. Судя по чуть более, чем слегка зеленоватому лицу Криденса — он тоже. Надо же, пары дней разлуки хватило, чтобы Персивалю обрадовались! И встретили не шипением… А нет, все же шипением, но таким горячим и приветливым, что сердце радовалось! Еще бы перестал кидаться в него рыбой… Грейвс едва сдержал улыбку, когда увидел, что большую часть рыбы Криденс все-таки вытащил из бассейна и сложил рядом, на краю, ближе ко входу. Однако не всю, да и воду все равно следовало сменить, а сам бассейн как следует почистить. Рабочих он уже вызвал, осталось решить вопрос транспортировки своей главной и ныне единственной рыбки. — Ну вот скажи мне, Криденс, и чего ты добился? Кому ты хотел навредить, сделать хуже? — покачал головой Грейвс, обращаясь к подплывшему совсем близко тритону, настороженно смотрящему исподлобья. Видя, что завладел, наконец, вниманием доктора, Криденс требовательно указал пальцем сначала на воду, а потом на Персиваля. Тот только вопросительно приподнял брови. Криденс повторил, уже более нетерпеливо. Грейвс же присел на край бассейна и развел руками, делая вид, что никак не поймет, чего же от него хотят. Криденс раздраженно встряхнул влажными спутанными волосами и вновь повторил свою молчаливую пантомиму, только теперь выловил рыбью голову и кинул ее на колени доктора. А после указал на дверь. Персиваль внимательно изучил подношение и, пожав плечами, спокойно посмотрел в ответ, глаза в глаза. В черных мелькнуло явственное возмущение. Он снова взмахнул рукой, указав на сложенных у края бывших обитателей бассейна, потом — на Грейвса, а после на выход. И Персиваль, изобразив на лице внезапную вспышку озарения, кивнул и ткнул пальцем в сторону Криденса, практически коснувшись его, а затем указал на двери. Нести его на руках было сложнее, чем закинув себе на плечо, но зато интереснее. Выражение лица Криденса было хмурым, взгляд устремлен вдаль, а руки скрещены на груди. Чешуйки царапали кожу даже сквозь ткань рубашки, а хвост покачивался в такт шагам. Персиваль недоумевал: как тритон мог быть таким устрашающим раньше — и казаться безобидным сейчас? Хотя, наверное, долго это состояние не продлится… В чем он и убедился, когда, оставив того в ванне, наполненной водой, снова направился посмотреть за работой по очистке бассейна. Не пройдя и половины пути, Грейвс услышал оглушительный шум. Пришлось вернуться — и увидеть лужи воды вокруг ванны и Криденса, с упоением по ней стучащего отломанным металлическим вентилем. Невинным взглядом и легкой полуулыбкой встретили Персиваля и прекратили грохотать. Доктор тяжело вздохнул и в который раз усомнился: смогут ли они найти общий язык с Криденсом, хоть когда-нибудь?..***
Выводить из себя он не перестал. Доктор же старался держать эмоции под контролем, чтобы Криденс, очевидно, чувствующий отношение и настроение, не понял, как же его задевает такое поведение. Этот морской гад также демонстративно отказывался от еды при Грейвсе, хотя в одиночестве все же ел. Попытки общения заканчивались ничем, он не желал идти на контакт. Только иногда жестами показывал, что голоден — или сыт по горло, устал от Персиваля, а также куда тому следует пойти. Криденс не хотел общаться — и при этом не мог совсем игнорировать доктора, который стал единственным живым существом, находящимся рядом. И Грейвс продолжал надеяться, что тот забудет о причиненной доктором боли, простит, станет вести себя легко, непосредственно и непринужденно — как с Джимом. Персиваль мог уже признать себе, что этот морской гад, эта фантастическая тварь стала для него центром его вселенной. Но кем был он сам для Криденса? Неужели только тем, кто держал его в плену?.. Сначала доктор не мог понять, почему часто тритон замирает и смотрит невидящим взглядом в одну и ту же сторону, на восток. Точно такая же стена, ничем не примечательная. А потом догадался: там были порт и море. От этого Грейвс все сильнее начинал ощущать себя чудовищем, пленившим Криденса. И плененным им… Сегодня тритон изволил поесть при докторе, украдкой поглядывая на человека. И Грейвс, предусмотрительно захвативший с собой блокнот и карандаш, принялся снова его рисовать. Или же Криденс заметил блокнот и потому решил повести себя иначе? Персиваль не хотел ни о чем думать. Он рисовал. Линии легко ложились на бумагу, на которой, словно по-волшебству, возникало то прекрасное и холодное лицо, невозмутимое — или заинтересованное, искаженное злобой — или безмятежное, то черные завитки влажных волос, волной рассыпавшиеся по плечам — или разметавшиеся по воде живые темные щупальца. Грейвс опять вспомнил ту самую, первую встречу. И на рисунке появилось море, скалы, лодка, скользящая по волнам, в которой, опасно выпрямившись во весь рост, замерла фигура доктора. А на камнях застыл он, Криденс. Грейвс, сидя на краю бассейна, был так увлечен, что не заметил его, подплывшего совсем близко. Блокнот лежал на коленях, и длинный, тонкий палец, подрагивая, коснулся нарисованного моря. По бумаге расплывалась влага, захватывая все больше и больше пространства листа, а Криденс завороженно следил за этим. А после перевел взгляд и требовательно посмотрел в глаза Персиваля, решительно ткнув в рисунок моря вновь. Внутри все перевернулось, словно цунами нахлынуло на берег и застыло, грозя накрыть собою все. — Нет. Я не отпущу тебя, — тихо, но твердо проговорил Грейвс, глядя глаза в глаза. Встряхнул волосами и помотал головой. — Даже не надейся… И сам подумал, балансируя на гребне этой волны: «Почему ты можешь покинуть меня, когда я не могу расстаться с тобой?!.» И уверенно покачал головой, поджав губы. Криденс понял все. И разозлился, схватил блокнот и с наслаждением выкинул его в воду. Безумная улыбка сверкнула на его губах. Все записи о тритоне, все зарисовки сейчас медленно погружались на дно. Цунами в душе Грейвса полностью накрыло берег — как и ярость, сметая все на своем пути. Как был, в одежде, он кинулся за блокнотом, погрузившись с головой. Вынырнув, вытащил его и аккуратно выложил на край. Криденс испуганно отшатнулся, когда Грейвс повернулся к нему. — Вот же тварь! Надо было сдать тебя, для опытов был бы полезнее! А я тут пытаюсь вину загладить, прыгаю перед ним, терплю все выходки… Надоело! — голос Персиваля дрожал от злости, его самого трясло. — Завтра отправлю тебя туда, где ты и должен был оказаться. Где тебе самое место! Знаешь, что там с тобой сделают, знаешь?!. И в запале, с каким-то мрачным торжеством схватил блокнот, нашел ранние рисунки, когда доктора интересовало исключительно внутреннее строение существа. В попытке рассмотреть Криденс приблизился, его глаза в ужасе расширились. Довольный эффектом, Грейвс отложил блокнот и подошел ближе. В этой части бассейна было мелко, а там, где сейчас находился тритон, достаточно глубоко. — Зачем ты мне? Ты… ты мне не нужен, — словно пытаясь кого-то в этом убедить, срывающимся голосом произнес он. И уже тверже: — Будет лучше, когда тебя не будет здесь! Хочешь свободы? Так ты ее получишь! Свободу от меня, раз я тебе так противен!.. Криденс скорбно изогнул брови, словно мог понять все то, что говорит Грейвс. Будто ему было не все равно… «Глупости! Что он поймет, эта… это бессловесное существо…» — зажмурившись, покачал головой он, в отчаянии. И вздрогнул, открыв глаза. Прямо рядом с ним, напротив, замер Криденс, лицом к лицу. Его темный умоляющий взгляд был устремлен на Грейвса. «Неужели что-то понял? Или уловил эмоции?..» — только и успел подумать он, как Криденс, словно решившись на что-то, вдруг подался к нему. Вцепился своими ладонями в плечи Персиваля и, закрыв глаза, порывисто коснулся его губ своими губами. Грейвс ощутил приятную прохладу и головокружительную мягкость, вымученную просьбу и болезненную привязанность, жгучий надлом и смутное сожаление… Дыхание перехватило, а сердце замерло, потрясенное — и тут Криденс отстранился, но руки с плеч не убрал. С опаской заглянул в глаза, словно страшась того, что может там обнаружить. — Криденс… — изумленно выдохнул Грейвс. — Неужели ты действительно подумал, что я смогу отдать тебя кому-то… И, обхватив тонкое, хрупкое тело, прижал его к себе, замирая от счастья, уже сам целуя свое сокровище.***
Нельзя сказать, что это сокровище исправилось, но стало вести себя спокойнее и тише. После того случая Персиваль сначала чувствовал неловкость, но для Криденса, казалось, не произошло ничего, что способно было его смутить. Как будто это было естественно. А может, так оно и есть — у морского народа? Грейвс отлично помнил все те эмоции, которые ощутил, когда Криденс поцеловал его. Эти эмоции доктору не принадлежали, они возникли в его душе, навеянные прикосновениями тритона и странной магией этого прекрасного существа. Можно было легко предположить, что так они и общались. Не поцелуями, нет, но прикосновениями, передавая свои чувства друг другу… Тогда к чему был этот порывистый поцелуй, исполненный отчаянной просьбой? Неужели только способ спасти себя для Криденса, спасти от страшной участи, что его могла ожидать? Или он, позволив ощутить и эту болезненную привязанность жертвы к своему мучителю, хотел сказать что-то еще?.. Сегодня Грейвс, едва проснувшись и даже не успев на все пуговицы застегнуть рубашку, пришел к Криденсу. Тот уже не спал, а лежал на воде, раскинув руки и едва шевеля хвостом. Но, заслышав шаги доктора, встрепенулся и устремился к нему. Персиваль слишком поздно заметил это лукавое выражение лица, когда веер брызг от удара хвостом по воде взметнулся вверх. — Криденс… — обреченно, но не в силах сдержать улыбку, выдохнул Грейвс. Стянул с себя влажную рубашку, осмотрел и решил, что переодеться все же придется. Хотел было накинуть ее себе на плечи, как заметил тритона, заинтересованно протянувшего к ней руку. Наклонился к нему в замешательстве, а тот выхватил рубашку и нырнул с ней под воду. Скрестив руки на груди, Персиваль ждал дальнейшего развития событий. И увидел вынырнувшего Криденса, каким-то чудом умудрившегося надеть рубашку под водой, но, конечно, не застегнуть. Его лицо сияло, самодовольная улыбка играла на губах. Он взмахнул руками в воздухе и закружился на одном месте, давая себя рассмотреть. — Стоит признать: ты великолепен. Белое тебе идет, — усмехнулся на это Грейвс. И нахмурился, заметив болезненного цвета кожу существа, что было видно сейчас особенно хорошо из-за контраста с одеждой. — Больше, чем зеленое… Что с тобой? Обеспокоенный, доктор присел на край бассейна, а Криденс подплыл ближе и нерешительно коснулся его руки. И Грейвс, на миг ослепнув, вдруг ощутил и увидел… Море. Не как человек, который может им восхищаться, но никогда не перестанет бояться, а как его житель, для которого оно — дом, единственный и родной, прекрасный и бескрайний, дарующий защиту и пропитание. Море было поразительно живым, оно дышало соленым бризом, играло-резвилось пенными волнами, медленно ворочалось где-то на глубине и переливалось солнечным светом на поверхности. Оно пребывало в непрерывном движении, и в этом движении была жизнь. Море звало к себе, и зов этот был так силен, что сердце рвалось из груди навстречу ему. Только в Море можно было жить, все остальное тихо убивало, а оно даровало мир душе. Море… Грейвс все никак не мог отдышаться, словно только что вынырнул на поверхность, уже позабыв, что кроме этого бесконечного океана существует земля. Криденс смотрел на него снизу вверх, выжидая, с затаенной надеждой, невысказанной, но такой отчаянной просьбой, что читалась сейчас в его глазах. Это его, а не Персиваля, звало Море, им он был любим, к нему он так стремился… Но и Грейвс любил это прекрасное существо. И ни за что бы не смог отпустить. С невыразимой тоской смотрел Криденс вслед человеку, с которым он хотел быть — с тех пор, как тот услышал его зов. Пусть даже это и продолжало его медленно убивать…***
Еще несколько раз Криденс показывал Персивалю это Море, и каждый раз Грейвс отрицательно качал головой, сбегал, а после стал сторониться любых прикосновений — хотя безумно их жаждал. Криденсу становилось все хуже, и доктор не знал, что с этим делать. Ни морская вода, ни речная не делали лучше. Создавалось впечатление, что зов Моря забирал все его силы. Грейвс не хотел потерять его — и не мог отпустить. Сходил с ума, разрываясь на части, пока одним утром не обнаружил тело Криденса, безвольно лежащее на краю бассейна. Неужели всю ночь он так и провел, без воды?!. Не помня себя от страха, он кинулся к нему — и увидел как судорожно дышит Криденс, неестественно бледный и больной на вид. Грейвс рухнул перед ним на колени как подкошенный. — Криденс, Криденс, что же ты наделал… — в ужасе прошептал он, провел дрожащей рукой по волосам, разметавшимся по поверхности пола. Сухим волосам… Сколько он здесь уже? Зачем?.. К счастью, тритон пришел в себя и слабо улыбнулся Грейвсу, лихорадочно сжавшему его в объятиях. Персиваль был вне себя от ужаса и поцелуями покрывал лицо, шею, плечи Криденса. Опомнившись, хотел было поднять его на руки, отнести в бассейн, как тенью мелькнула вскинутая тонкая и бледная рука, желая коснуться щеки доктора. Но сил Криденса не хватило, и она бы безвольно упала, если бы ее не подхватил Грейвс. И сам прижал хрупкую, почти невесомую ладонь к своей щеке. И снова увидел Море. Это прекрасное, ужасное, восхитительное, ненавистное ему Море. Оно радостно пело, предвкушая тот миг, когда душа Криденса вернется в его объятия. А Криденс… он был счастлив. «Счастлив умереть?..» — задохнулся было Персиваль, но соленым ветром ему пришел ответ: «Жить…». Неслышимая, песня зазвучала в сознании доктора, она была также прекрасна, как та, когда они встретились. Вот только в той были зов и приветствие, а в этой — прощание… И прощение. Слезы потекли по щекам Грейвса. Он видел душу Криденса, которая устремилась к Морю. И она была прекрасна. И Персиваль ощутил, что часть его души тоже сейчас уходит за Криденсом вслед и теряется вместе с ним — в Море.