(Не)львиное сердце

У Юрия Плисецкого было пять футболок с изображениями тигров и леопардов. Одна — со львом, но её он надевал реже. Разве только под худи, и тогда он обычно застёгивал молнию до половины. Капюшон худи, кстати, был разрисован под леопардовую шкуру. И рукава тоже. Тигриные полосы и леопардовые пятна украшали его любимый рюкзак, две пары кед и почти всё нижнее бельё. О последнем, впрочем, почти никто не знал. Но многие догадывались. Между поклонниками и поклонницами знаменитого фигуриста шли отчаянные споры, кого именно из кошачьих представляет его вторая ипостась. Кто-то приводил аргументы в пользу тигра, другие придерживались леопардовой или ягуаровой точки зрения. Некоторые оригиналы были уверены, что во второй ипостаси Плисецкий — лев, и считали его светлые, почти до плечей отросшие волосы вполне веским доводом. Чем не грива? А немалый сегмент фэндома утверждал, что зверь Юры не может быть слишком массивным, и тогда в качестве наиболее вероятных кандидатов рассматривались оцелот или рысь. Почти все допускали возможность того, что вторая ипостась Юрия Плисецкого — обыкновенный домашний кот. В конце концов, это было бы очень иронично: грозный в общении, рыкающий Юрий, и он же — тощий котейка с рыжей шерстью, настороженными ушами и мягкими подушечками пальцев. И хрупкая, изящная фея на льду. Перечисленные качества складывалось в единый образ очень легко, и ещё легче в него было поверить. Сколько было арта на тему кошачьей ипостаси Юры, сколько фиков с эротическими фантазиями автора, представляющего себя в пятнистых или полосатых руках-лапах! Самого Юру подобные сплетни и народное творчество не слишком трогали. Он, в общем-то, не имел ничего против. Хотя в те уголки сети Интернет, где кучковались фанаты, старался не заходить. Он не подтверждал ничьи домыслы, но и не отрицал их. Нормальное положение вещей, если учесть, что свою вторую ипостась обсуждать с незнакомыми людьми не принято. И со знакомыми, в общем-то, тоже. Только с роднёй, с возлюбленными - и с самыми близкими, самыми доверенными друзьями. Он никому не врал — по крайней мере, словами. Если люди сделали неправильные выводы — это их проблемы, не его. И к тому же… Вопрос несоответствия его истинной второй ипостаси тому образу, в который верили все, вообще не должен был стать насущным. Потому что никто не увидит его вторую ипостась. Никогда. Юра так решил. *** Сегодня они засиделись далеко за полночь. По видеосвязи бы так долго не получились, но Отабек всё равно не мог на неё выйти — не хотел мешать домашним. Но ничего страшного, переписка — тоже хорошо, пусть и по-иному. Она свободнее, и можно было обсудить другие вещи. Такие, какие сложно обсуждать при разговоре вслух, разве что при личном. Но на личный сейчас рассчитывать не приходилось, поэтому Юра и сидел сейчас в третьем часу ночи за ноутбуком, щурясь на настольную лампу, которую деда заставил включить, чтобы не портить глаза в полной темноте экраном. В нескольких вкладках браузера висели ютубовские ролики: какие-то — что кинул ему Отабек, какие-то — чтобы кинуть Отабеку. Он только что посмотрел видео с филином, которого держала у себя орнитолог. Филин катал гусеницу по столу, но почему-то не ел, только возмущённо ухал. У него — у неё, вернее, филин был самкой — оказался совсем не такой голос, какой Юра себе представлял. В комментариях кто-то умилялся, пара идиотов требовали не мучить бедную птичку и выпустить на волю, какой-то долбоёб спрашивал, где купить такую же, и не реагировал на объяснения, что заводить сов можно только лицензированным орнитологам по специально выданным разрешениям, и что никто другой не способен обеспечить им нормальные условия и уход. Какой-то человек с козодоем на аватарке многословно мечтал вслух о том, как было бы здорово, если бы его вторая ипостась была совиной. О том, как у него были бы крылья вместо рук, и огромные золотистые глаза, и перьевые кисточки на ушах, и может быть даже клюв, но можно и без клюва. Да уж, клюв. Очень, блять, здорово, если бы был клюв. Юра закрыл вкладку. Открыл окно Скайпа, напечатал: «можно даже не читать комменты, все равно понятно что напишут небось в реале почти все зассали бы о таком говорить :\» Снова вернулся в браузер, проскроллил вниз рекомендованные видео в предыдущей вкладке. Система упорно пихала ему дурацкую анимацию, где он тигриной пижаме и Отабек в волчьей вертели задницами под японскую музыку. Довольно приставучую, кстати. И дёрнуло же его когда-то клацнуть из любопытства! Теперь не отвяжешься, ни от видео, ни от музыки. Тренькнуло новое сообщение. Юра раскрыл, прочитал. «Подожди.» Отправил в ответ короткое: «ага)» Задумался, не сходить ли на кухню, сделать себе бутерброд. Обычно он так долго не сидел за компом, стал только после того, как начал общаться с Отабеком. Днём было некогда, разве что смсками обмениваться, но они в Казахстан пиздец дорогие, даже если по специальному тарифу. Оставались только поздние вечера и ночь. А ещё ведь и разница во времени. Для Отабека сейчас вообще почти утро, и Юра его уже отправлял спать. Но тот не захотел, сказал, что пойдёт, когда и сам Юра — ничего страшного, что поздно. Вернее, уже рано. Пару-тройку часов перед подъёмом поспит, а ещё завтра (или скорее, сегодня) должно сколько-то получиться ближе к вечеру. Вот только пусть попробует не выспаться! И так весь режим себе сломал, как бы не начало сказываться на здоровье. На кухню Юра так и не пошёл в итоге. Во-первых, потому что боялся разбудить деду, спавшего в соседней комнате, а во-вторых — потому что Отабек ответил, наконец. «Я наткнулся на видео, даже не знаю, давать тебе или нет. Такая гадость. :( Не понимаю, почему модераторы его не удалили. Вроде бы порно и видео с ипостасями ютуб не пропускает же?» Действительно, не пропускал, выпиливая нещадно. Даже рисованные, и именно поэтому на той анимации Отабек и Юра были в пижамах, а не с настоящими звериными ушами, хвостами и мехом. Ну и правильно, того добра хватает и на других сайтах, куда менее легальных. « О.о ну да, его должны были выпилить, если что-то такое :0 а что там? покажи» Прошло почти полминуты, прежде чем в окне переписки появилась ссылка. Судя по значку над полем ввода сообщения, Отабек продолжал что-то писать, так что Юра решил пока не отвечать, а перейти по ней. В обложке видео не было ничего криминального — какие-то люди, вроде бы одетые и в своей обычной ипостаси. Выглядело, как обычный музыкальный клип. Юра надел наушники и, когда видео раскрылось в браузере, нажал на «плей». На первый взгляд это действительно было клипом к песне. Юре такой стиль никогда не нравился, и музыка почти раздражала — но подобных песен были сотни, тысячи и десятки тысяч, а значит, кому-то заходило. Ничего особенного вроде как. Просто люди, какие-то дома, поют. Он поставил видео на паузу. «а что в нем такого? O.o вроде бы обычная песня или дальше начнётся?» Ответ был краток: «А ты пролистай.» Юра пролистал. И очень скоро понял, что именно возмутило Отабека в видео. Действительно, гадость. Там мало того что был неприкрытый секс — так ещё и занимались им на камеру в своих вторых ипостасях! Один мужик — жёсткая тёмная щетина, нос с вывернутыми ноздрями, торчащие из-за нижней губы наружу загнутые клыки — трахал другого, рогатого. Судя по широким крученным рогам и длинной курчавой шерсти — какой-то баран, Юра не мог определить видовую принадлежность точнее. Что вдвойне отвратительно - шерсть выглядела грязной и свалявшейся, как будто мужик проводил в своей второй ипостаси много времени, а не превращался изредка на считанные часы, как все нормальные люди. Он выключил видео, когда в нём перешли к «золотому дождю». Причём, в отличие от актёров обычной порнухи, явно получая удовольствие от процесса. И не переставая при этом петь. «буэ ((( что это было ваще как модеры это пропустили?? О.о это даже не просто прон, а вообще пиздец какойто ><» Ответ не заставил себя долго ждать. «Не знаю. Сам задаюсь этим вопросом. Может, потому что это подпало под категорию Искусство. Кстати, не советую читать комментарии. Такой холивар. :(» После предупреждения Юра, разумеется, восстановил закрытую вкладку и полез смотреть, о чём именно говорится в обсуждении. Срач был тот ещё, да. «как обычно >.> кто бы сомневался гомофобам подсыпали доводов в копилку, почему всех геев нужно сжечь ебаные люди на Витьку небось все втихую дрочат, и похуй какого пола -_- и те кто орет что он пидарас, небось больше всех» Хотелось что-нибудь разбить, швырнуть об стенку. Даже странно, почему — Юру эта тема, в общем-то, не касалась. Равно как и то, каково придётся Виктору с Юури, когда они окончательно станут парой в глазах общественности. Хотя их, может, и пронесёт. Когда ты охуенно катаешься или охуенно делаешь что-то другое, большинству приходится захлопнуться, только некоторые продолжают возбухать. Хотя, блять, с чего бы. Конечно, эти двое — настолько ванильные, что от одного взгляда на их телячьи нежности начинают болеть зубы и можно получить диабет… Но какого хрена это должно быть наказуемо? Мало ли кто ванильный. А другим везёт ещё меньше. От мрачных мыслей Юру отвлёк ответ — вернее, скорее не отвлёк, а повернул в несколько ином направлении. «И не только гомофобам. Всяким воцерковленным тоже. Вторая ипостась — это же типа знак греха, ага. А если уж в ней заниматься сексом… Небось жалеют, что стредневековье закончилось. *Средневековье Иначе костры точно бы запылали.» Разговор принимал неуютный оборот. Юра тряхнул головой, убирая с глаз мешающую чёлку, заправил её в конце концов за ухо. Помедлил, прежде чем ответить. Как Отабек воспримет то, что он собирался сейчас сказать? «ну, в какомто смысле может это и верно *каком-то я не про гомофобов сейчас по мне так у себя дома пусть каждый любится с кем хочет, если обоим нравится а на улице, как помне, одинаково стремно и если две бабы сосутся, и если баба с мужиком у всех на виду *по мне и то же самое насчет вторых ипостасей я не хотел бы чтобы становилось нормой, когда кто-то ходит по улице в своей второй ипостаси и демонстрирует ее всем, как будто в этом нет ничего особенного тогда по улицам невозможно будет ходить так что может и ничегострашного, что это считается неприличным и чтогораздо нормальнее, когда тебя никто в ней не видит чем когда видят все» За то, чтобы вторую ипостась перестали считать чем-то стыдным, вечно кто-то боролся. Юра не особо отслеживал, кто, но в новостях появлялись постоянно — то пройдут парадом в своих звериных ипостасях по улицам крупного города, светя мехом, перьями или чешуёй, то затеют какой-нибудь перформанс. Их, разумеется, разгоняли или предъявляли обвинения в нарушении общественного порядка, но серьёзно вроде как не карали. За исключением некоторых случаев полицейского произвола, особенно по отношению к некоторым ипостасям. Но чего они хотели? Так всегда бывает, если начинаешь выёбываться и заставлять окружающих смотреть на своё… хозяйство. Что им мешает просто оставаться людьми? В конце концов, это ведь по желанию. Бывают случаи, когда не можешь превратиться обратно — но это же клиника, это надо лечить. А не разгуливать с этим по улицам. Ладно, если ты гей, таким родился, влюбился в парня — ты ведь ничего не сможешь с этим поделать, если уж произошла такая херня. Но вторая ипостась? Зачем её демонстрировать, если можно не?.. Но Отабек с этим, кажется, не согласен. Ишь, строчит. Юра ждал ответа с замиранием сердца, хотя и не хотел бы себе в этом признаваться, а Отабек, тем временем, катал полотнище. Вскоре оно высветилось на экране и заняло собой почти всё окно. «Мне кажется, тут обратная зависимость. Церковь нас научила тому, что секс — это грех. И что вторая ипостась тоже грех, или даже скорее знак того, что мы когда-то ослушались бога. И что только очистившись от нее, мы можем вернуться обратно. Вбили нам в головы, что секс и вторая ипостась как-то взаимосвязаны. хотя связи на самом деле никакой. И вбили то, что втор.ипостась обозначает что-то ужасное. Порочное. И это закрепилось в нашем сознании. Впиталось с молоком матери. И теперь поэтому нам как раз неприятно, когда рядом с нами находится кто-то во второй ипостаси. Мы привыкли, что это что-то такое, что нехорошо показывать. Если бы не религия, никто бы сейчас не переживал по этому поводу. Все ходили бы, как нравится, и никому не было бы до этого дела.» В словах Отабека был смысл, хотя в душе Юры что-то всё равно противилось такой точке зрения. Он не мог понять, что именно, и у него никогда не получилось бы выразить это словами так, как умел Отабек, когда писал в Скайпе, а не разговаривал вживую — но что-то было. Что-то, что он хотел бы сейчас возразить Отабеку, но не мог. Или... «может быть но тогда наверное показалось бы ненормальным, если бы человек ходил только в человеческой ипостаси? насчет него предполагали бы всякое, даже сейчас ты знаешь как называют тех кто не превращается для своих мужей или жен а если человек не хочет чтобы его видели во второй ипостаси например если она какая-нибудь отстойная насекомое какое-нибудь или лягушка или ваще улитка это было бы очень херово для него» На другом конце связи повисло молчание. Значка, который появлялся, когда собеседник печатал сообщение, не было. Хотя он загорался обычно почти сразу после того, как Юра отправлял ответ. Если Отабек отходил от клавиатуры, он обычно предупреждал об этом. Может, не хотел прерывать поток сообщений? Или уже начал укладываться спать, а разговор его задерживает? Или что-то произошло? По счастью, прежде чем Юра позорно начал отправлять сообщения вдогонку предыдущим и выяснять, всё ли в порядке, Скайп ожил. «Да, это было бы проблемой. Я вполне могу представить, почему кто-то может не хотеть, чтобы его вторую ипостась увидели. Вокруг них сейчас слишком много предрассудков. И они действительно делятся сейчас на «нормальные» и «отстойные». Но может, такого бы не было в обществе, где никто их не скрывает? И все казались бы нормальными. Ведь доказали вроде научно, что характер человека, его способности и так далее не зависят от втор.ипостаси. а она — от них.» Юра предостаточно слышал об этих исследованиях. Именно так преподавали в школе. Вот только… Откуда-то же взялось то, что все чешучайтые — хладнокровные и бесчувственные твари? Ещё и в постели — бревно бревном? И что у тех, у кого вторая ипостась — насекомое, не все дома, и они скорее всего ебанутые на голову? Дыма без огня не бывает. «может и доказали но это ничего не меняет -_- знаешь, когда я учился в седьмом классе у нас была одна девчонка я с ней особо не общался она обычно сидела за задней партой, чтото рисовала или делала свое, училась так себе *что-то :0 ее дразнили иногда, не знаю за что именно, я не так часто появлялся на уроках :\ в тот день меня тоже не было, это мне потом уже одноклассники рассказали, когда я появился последним уроком математика у нас была, с пиздец злющей математичкой, мы ее называли аллигаторшей по рукам линейкой она нас не била, но дрючила очень сильно, то полдневника претензиями какими-то испишет, то еще чего, то родителей в школу вызовет иногда в угол ставила, пару раз даже за ухо туда тащила( а потом еще таким жалостным голосом говорила, что мы ее доводим а у нее сердце больное, и ей приходится принимать меры, потому что мы себя ужасно ведем и если бы мы были нормальными учениками и слушались ее, то ей не пришлось бы нас наказывать и страдать, а мы ее в могилу свести хотим и ей так жаль, что мы такие непослушные и нас приходится наказывать >.> в общем ее за это Аллигаторшей и прозвали ко мне она никогда особо не цеплялась, даже в пример пару раз ставила, хотя я пропускал уроки я же типа гордость школы, весь первый этаж фотками обвешан, как будто это прямо их заслуга что я так катаюсь но до других доебывалась конкретно >.> ну так вот и на ее уроке эта девчонка как раз превратилась впервые наверное в насекомое уж не знаю в кого именно мне рассказывали, что ее тело покрылось зеленым панцирем, сзади было что-то вроде зеленых прозрачных крыльев, руки и ноги поменялись а на лицо вообще стало страшно смотреть, потому что глаза стали этими как их а, фасетчатыми урок, конечно, сорвался :0 ее отправили в медпункт, математичка долго на всех орала девчонка эта потом недели две или три в школу не приходила а когда пришла ее стали притраливать *притравливать жучарой обзывать и еще по ысякому я не знаю чем дело кончилось, меня потом опять долго небыло знаю толькою что потом то ли ее попытались избить то ли она кого-то, то ли и то и жругое :0 ноона перевелась или ее родители перевели, и я не хнаю что с нец потом случилсь ничего хорошего, это уж точнл -_- как далеко ни попытайся чвалить, всеравно кто-то узнает кто ты на самом деле *свалить **все равно» Юра не заметил, в какой момент разговор превратился в монолог. Не заметил он и того, как начали дрожать его пальцы, летающие над клавиатурой, всё чаще промахивающиеся мимо кнопок. Как неожиданно стало жарко, несмотря на ночь и ещё холодные батареи, и как одновременно с этим по телу прошёл озноб. Ему пришлось прождать почти полторы минуты, прежде чем Отабек ответил. «Ужасно. Я надеюсь, теперь с той девочкой все более-менее в порядке. Может быть, ее направили к психологу. Хотя сомневаюсь, конечно. И ты наверное прав. Вряд ли предубеждения будет так уж легко побороть. тем, у кого втор.ипостась — не зверь и не птица, не повезло особенно. Но даже млекопитающим может быть очень сложно отдать себя на суд общественности и заявить о себе. :( Знаешь, у меня втор.ипостась самая обыкновенная, но мне было бы все равно страшно рассказать людям, кого она из себя представляет. Не хочу, чтобы мне потом присылали логи ролевых отыгрышей, где кто-то в роли меня во втор.ипостаси занимается сексом с другим во всех поах. Или даже не во втор.ипостаси, а в роли живтного. Знаешь, ты очень смелый. Так явно намекать всем на то, кем ты являешься во втор.ипостаси. Во что бы я сейчас ни верил, я бы так не смог. Установка, что это не преемлимо, слишком крепко сидит. *неприемлемо **не приемлемо» Блять. Юра смотрел на экран и не верил своим глазам. Блять, блять. Отабек назвал его смелым. Его. За то, что он носит тигров на футболках и леопардовые кеды. За то, что у него пятнистые принты на рюкзаке. За вон ту худи. Смелым. Его, Юру. Ахахаха. Смех получился вслух и очень противным. Нервным, на грани истерики, хорошо что никто не слышал. Но ведь правда — смешно же. Жаль, что никто не оценит, потому что никому не рассказать. Он потянулся к клавиатуре, чтобы ответить, но сам не знал ещё, что скажет. Подтвердит, что да, носить на рукавах знаки своей звериной принадлежности действительно непросто, но ему плевать? И этим самым — солжёт? Или лучше вовсе проигнорировать тему, попрощаться, пожелать спокойной ночи? Уйти, никогда больше её не поднимать? Не спрашивать, что представляет собой вторая ипостась Отабека, и продолжать замалчивать свою? Искушение было велико. Так, может быть, никто никогда и не узнает, что Юра всё это время бессовестно врал. Ну или не врал, но… Создавал впечатление. Кошачьих он любил с детства. Обожал рассматривать иллюстрации к «Книге Джунглей», представлял, что когда-нибудь сможет стать похожим — на гибкую чёрную Багиру, сильную и опасную, благородную княгиню джунглей. Или на Шер-Хана, который, конечно, злодей — но какой!.. Юра мог часами перерисовывать в тетрадку полосы на его шкуре, а поля заполнять неровными окружностями, что должны были обозначать пятна леопарда. Засматривал до дыр «Короля Льва» на старом кассетном магнитофоне, потому что ДиВиДи-плейеры тогда ещё были им не по карману. Воображал себя Симбой, у которого козни врагов отобрали отца и теперь ему нужно самому выживать в саванне, и только мудрый дед-Рафики знает, что на самом деле львёнок — принц зверей, и ему предстоит стать королём. Он был уверен, уверен на все двести пятьдесят процентов, что второй его ипостасью будет лев. Или тигр. Или леопард. Или ягуар. Но лучше всего, конечно, был бы снежный барс. Красивый, мощный зверь. Серо-серебристый мех, глаза бы наверняка остались голубыми, только зрачки поменялись бы на вертикальные узкие. Когти, какие у него были бы когтищи! Убирались в пальцы, когда не нужно, а когда нужно — вытягивались бы сантиметров на десять! или даже больше. Как потайной кинжал у ассасинов или что-то вроде. Как бы это было круто?.. Он бы ими мог прорывать ткань, и дерево, и даже, может быть, бетон. И клыки, у него всенепременно были бы клыки, причём не такие уродские, как у вепрей или у моржей, типа бивни, а настоящие — острые и опасные. А может быть, он вообще окажется уникумом, и у него клыки будут как у саблезубых тигров или леопардов, давно уже вымерших? Люди, второй ипостасью которых являются исчезнувшие звери, встречаются исключительно редко, но всё же встречаются — и почему бы Юре не стать таким? Кому, как не ему-то?.. Поэтому, когда в двенадцать с половиной лет или около того к нему пришло новое, ни на что не похожее ощущение, ощущение, которое нельзя было спутать ни с чем иным, как нельзя спутать ни с чем голод, если тебе хочется есть, или жажду, если организм требует воды, - он был счастлив. Он едва не прыгал от восторга, дурак, идиот. Некоторые боялись превращения, рассказывали про него страшилки, пугали болью или чем-то вообще уж несусветным — но он не боялся ни секунды за всю свою жизнь. Он ждал его, как ждут лучший на свете подарок. Сейчас ему было тошно даже вспоминать об этом. Наивный придурок, говорили же ему, что вторую ипостась не выбирают, что она ни от чего не зависит, что она, может быть, вообще случайна. А он не верил, кретин. Думал, что особенный и в этом, и что ему уж точно повезёт. Что будет обязательно по его. Ага. Конечно. Он помнил, как, сняв одежду, стоял тогда перед зеркалом на дверце шкафа — единственным в доме, которое показывало его почти в полный рост. Как предвкушал, что увидит сейчас себя изменённым, себя настоящим. Того себя, каким он всегда себя представлял. Что это будет? Полосы? Пятна? Или вообще какая-нибудь пума? Золотистая шерсть? Серебристая? Или может быть… белая, как у белого тигра? Он помнил, как перестал удерживать себя от превращения. Отпустил мысленные зажимы. Позволил телу принять другую форму. Измениться. И помнил, что было потом. Как он стоял напротив зеркала и не мог понять, что происходит. Где то тело, те звериные черты, которых он ждал. Что с ним. Кто он такой. Что смотрит на него из отражения. Что это… что это, блять, за ёбаный нахуй?? Вместо меха по его телу прорастали перья. Птичьи перья, серые, и чёрные, бурые. Ими покрылось лицо. Ими покрылось тело. Глаза из синих стали чёрными - словно зрачок, вместо того чтобы стать узким, как лезвие, лужей дёгтя затопил всю глазницу. Из переносицы выросла гнутая роговая пластина и прикрыла собой сверху нос. А руки… Блять, руки. Они теперь не напоминали ни руки, ни лапы. И даже крылья они, в общем-то, не напоминали тоже. Разве что маленькие и очень, очень уродские. Пальцев осталось только три, причём они почему-то были разнесены по сгибу крыла отдельно: сперва большой, а указательный и средний — чуть дальше. Чёрные кривые когти. Жёлтые фаланги с какими-то чешуйками, неровными и скользкими на вид. Вниз отходили маховые перья, длинные и жёсткие. Ими, кажется, он мог при желании шевелить — но подобного желания у него не было. Ебать. Что. За. Мерзость. Почему. Почему, блять. Почему, блять, он… Ёбаная птица? Ещё и… Он с отвращением всмотрелся в отражение, потом перевёл взгляд на себя. Перья на груди закрывали обзор, но это компенсировалось тем, что теперь он, кажется, мог поворачивать голову назад едва ли не на сто восемьдесят градусов. Выглядело это прегадко, но зато ему удалось хорошо рассмотреть торчащий из области копчика пучок бурых перьев. Он почувствовал, что может его расправить, если захочет — для этого не нужно даже задумываться, просто пожелать, и он разойдётся в стороны, как веер. Достаточно было всего лишь мысли, да — но даже думать о таком было противно. Раздавшийся в стороны хвост… Это было так неправильно. Настолько неправильно, что его передёрнуло всем телом, стоило лишь представить. Бурый хвост. Серая грудь. Пёстрые серо-буро-пошкарябанные крылья. Потемневшие волосы, которые теперь тоже состояли из перьев, хоть и заметно длиннее, чем росшие на лице… Из всех птиц, которыми он мог бы стать… Не альбатрос. Не орёл. Не ворон. А самый обыкновенный, блять, воробей! Воробей, каких чирикают на улице тыщи! Которых пачками жрут коты и давят машины, и расстреливают из игрушечных пистолетов дети! Юра плохо помнил, как превратился обратно. Как рыдал, запершись в ванной и кусая собственный кулак, чтобы не вышло в голос, как захлёбывался слезами и соплями позорно спиной к унитазу, как орал через дверь на обеспокоенный голос, что всё в порядке, что он сейчас выйдет, как пытался заставить себя встать и умыться, и как драло в горле, когда он отрыдался, и как белые и зелёные пятна плясали за веками, и как сперва слишком тускло, а потом ослепительно сияла лампа на шестьдесят ватт, безжалостно демонстрируя ему в зеркале зарёванные глаза, прячущиеся за спутанной, прилипшей ко лбу чёлкой. Как он смотрел на себя — вспухшие от слёз веки, красные пятна на щеках, нижняя губа, лопнувшая и кровящая — и не узнавал. Продолжал себя не узнавать. Даже теперь, когда глаза вернули привычный цвет и перестали казаться смоляными провалами, кожа снова стала бледной и гладкой, а с носа пропала роговая пластина. Даже теперь, когда в его чертах не осталось ничего птичьего. Потому что он знал: за этим человеческим лицом, за чёлкой, глазами, носом и кожей — скрывается что-то другое. Что-то чуждое. Что-то, что не имеет к нему, Юре, ровным счётом никакого отношения. Незнакомец. Чужой. В его собственном теле. И, что самое ужасное — так будет всегда. Даже если он никогда больше не превратится, никогда больше не покажется во второй ипостаси ни себе, ни кому-то ещё — он будет продолжать это знать. Что он — теперь и всегда — не совсем он. Он потом рассказал о своей второй ипостаси деду. Не сразу, года через пол, когда тот начал переживать насчёт задержки и хотел показать Юру врачу. Довольно резко отмёл поздравления. Не хотел отвечать на удивление, почему не сообщил сразу. Чувствовал себя потом виноватым. Наотрез отказался от психолога. Продолжал носить леопардовое и полосатое. Стал надевать такое даже чаще. Попросил на день рождения пятнистый плед. Как появились свободные деньги, которые не уходили сразу на коньки, тренировки и участие в соревнованиях — начал покупать вещи с кошачьими мотивами сам. Хотел соврать при получении паспорта — проверять они, что ли, полезут?.. - но деда не дал. Больше никогда не превращался. Сейчас, в полумраке комнаты, занеся руки над клавиатурой ноутбука, Юра вспоминал об этом всём. Не хотел, но вспоминал. Смелый. Хаха. Хаха три раза. Он прикрыл на мгновение глаза, прищурился на цифры в углу экрана. Перечитал всё, что написал ему Отабек — по крайней мере, всё последнее. «Ты очень смелый.» «Я бы так не смог.» Пропущенные в последних репликах буквы. Написанное с третьего раза — и всё равно, кажется, неправильно — слово «неприемлемо». Перечитал ещё раз. Посидел неподвижно. Положил пальцы на клавиши. И, наконец, неожиданно для самого себя, начал печатать ответ.