О кофе и невысказанном

О, Господи! Только не надо сейчас смотреть на меня вот этими своими невозможными глазами! Да, я добровольно пошла под пулю, спасая тебя. И делала бы это во всех вселенных. Почему? Потому что люблю тебя. Ничего нового. Только не плачь, ради всего святого. — Эй, Хельга, — говорить невероятно трудно. Но хочу сказать то, что ещё не успела. — У тебя красивые глаза. Посмотри на меня, — тяну руку, которую бьёт мелкая дрожь, к тебе. Прикоснуться в последний раз. Боже, у тебя невероятно мягкая кожа. А я не скажу, что хотела, — Просто невероятные, — кажется, это мои последние слова. Жаль, что не сказала про чувства в любой из других сотен дней. Последнее, что отпечаталось на моей сетчатке — твои глаза. Твои невозможные синие глаза, в которых застыли слёзы. Знаешь, мне всегда казалось, что твои глаза — зеркало. Ну, или Байкал зимой. Я была там один единственный раз, когда с лёгкой руки и больной головы согласилась на предложение Кеши. Так вот когда вода замерзает, можно увидеть очертания камней, но в основном видны лишь трещины, разрезающие тёмно-лазурный лёд. Увидев это, я замерла на добрых двадцать минут, вглядываясь в чудо природы. Кеша шутил, что из-за такого пристального внимания сейчас просто обязано появиться чудище байкальское. Подозреваю, если бы знакомство было в более спокойной обстановке, я долго бы залипала на твои глаза, смущая и смущаясь. Но нет. Сама Вселенная свела нас на учениях. Подполковник орал, как резанный, проклинал нас за все косяки, которые мы совершили и ещё не успели, а увидев тебя, замолчал и стал похож на голубя в брачный период. Тебя перевели из соседнего района за день до учений. Подполковник представил тебя нам, а мне в тот момент было совсем не до новых сотрудников. Я приняла эстафету от Вано и рванула спасать оставшихся. Единственное, что смогла заметить — много рыжих волос, собранных в хвост амазонки. Позже этот хвост будет мелькать перед моим носом ещё не один год и успеет порядком выбесить. А выбесить ли? Ты вливалась в коллектив так же легко, как и продолжала держать дистанцию. О тебе было известно немного: 34 года, не замужем, в порочных связях не замечена, отличница, спортсменка, комсомолка. А ещё лучший бармен города. Последнее било в самое сердце. Я ещё не знала, что мы обе тусили в одном клубе в начале двухтысячных, но по разные стороны барной стойки. У нас была бы хорошая история любви, если бы не пуля в сердце. Чёрт. Почему я не долбанный Повелитель времени? Мне не помешала бы сейчас регенерация. Надо мной льёт слёзы сама красивая женщина в мире, а я испускаю дух. Последнее, что ощущаю — твои дрожащие руки, прикоснувшиеся к моему лицу. Долгое время с начала совместной работы не отдавала себе отчёта, что смотрю на твои руки. Аристократичные. Изящные. Это не руки работника МВД. Такими руками нужно делать операции. Господи, мне бы это сейчас не помешало. Как умирать-то не хочется. Почему за пару секунд до старухи с косой в моей голове только моменты, связанные с тобой? Пора признаться, ты поселилась в ней давно. Когда мы вернулись с учений, тебя посадили напротив меня. И я впервые за долгое время испытала смешанные чувства. Во-первых, ты была одного уровня со мной, если не выше. Такого ещё не было. С момента учёбы в академии, я привыкла быть на голову выше парней во всем. Бег, стрельба, учёба, женщины, выпивка. Пожалуй, насчёт предпоследнего я молчала долгое время, а по поводу выпивки с первого раза поняла, что это не моё. Во-вторых, ты мне нравилась. Долгое время не могла понять этого, хотя бы потому, что привыкла смотреть на всех через призму: хочу/нет. А ты — коллега. Романы, случки, перепихоны с ними — табу. И хочется, и колется. Я не пыталась сдружиться с тобой, но чудесным образом начала носить кофе и тебе, когда выходила из здания в кофейню напротив. Все остальные наши коллеги-мужчины пускали слюни на тебя, и я их понимала. Высокая рыжая бестия. Высокомерная сучка — шептались в курилке в первую неделю. Иногда я позволяла себе появиться на работе с багровыми подтёками на шее или ключицах. То есть, коллеги видели засосы лишь на шее и ключицах. О кровавых поцелуях на моих грудях, животе и полосах во всю спину, надеюсь, они лишь могли догадываться. Мне везло на любовниц. С этим не могу поспорить. В один из таких дней принесла тебе послеобеденный кофе, автоматически ставя стакан на край стола, свободный от бумаг. Даже не замечая, как ты ведёшь взглядом по моей руке и останавливаешься на свежем укусе на шее. — Хорошая ночь? — как бы между прочим, спрашиваешь ты, возвращаясь к монитору. — Тип того, — киваю и сажусь в кресло. Нам было комфортно в нашем молчании. Знаешь, твой предшественник был ужасным трепачом. Я не могла спокойно работать, не выслушав последние сплетни района. Заходившие к нам в кабинет ребята удивлялись тишине, прямо как в универские годы, когда кто-то заходил в комнату, пока я учила право или историю. Звенящая тишина, прерываемая клацаньем клавиатуры. В отличие от меня ты — мастер самоконтроля, если бы не случай на той внезапной попойке в честь сложного закрытого дела. После того, как мы выпили весь джин в одном баре, нам пришло в голову отправиться в другой. Пешком. Громко распевая песни и периодически останавливаясь, что бы попытаться сделать колесо или станцевать яблочко. Наш путь лежал как раз через тот самый единственный гей-клуб города. Мы поравнялись с входом, когда Ванька хихикнул и спросил у меня: — Когда была там последний раз? Я заметила, как ты повернула голову, прислушиваясь к моей истории. А в этот момент из-за угла показался бармен, который улыбнулся мне и замер, увидев обернувшуюся тебя. — Господи! Живая легенда! — прошептал он, бледнея. Насчёт последнего не уверена, было темно. Ты мгновенно отвела взгляд на Санька, который в очередной раз пытался подкатить к тебе. Знаешь, с каждым разом его мастерство неустанно росло. А мне стало интересно, и я задержалась, чтобы покурить с парнем. — Что за легенда? — Ты не знаешь? — удивлённо посмотрел на меня, видя отрицательный поворот головы. — Ты обязана её знать! Вы были здесь в одно время, — он направил сигарету на вывеску клуба, — Она самый охренительный бармен, который выучил моего наставника. Неужели ты не помнишь? — Не, чувак, — энергия начала покидать моё тело, и я присела на подоконник клуба. — Первый бармен, которого я помню, это как раз твой наставник. Она, правда, была крута? — решила проверить ещё раз. Ну, так, на всякий. В этом клубе никогда не работало ни одного натурала. Пьяный мозг делал свои выводы. Бармен кивнул, бросил в урну окурок и сел в подошедшее такси. Я закинула голову и смотрела на небо. Звезды всегда были моей слабостью. На внешней стороне сгиба локтя у меня красовалась Кассиопея, которую сделала в порыве эмоций лет десять назад и всё ещё не свела. — Твои друзья ушли, — парень высунулся из машины. — Ага. Они в баре за углом. Езжай домой, друг. Со мной всё будет хорошо. — Ну, ладно, — пожал плечами он. До моего уха донёсся звук уведомления. — Если начнёшь засыпать, вызови Мерлина. Он отнесёт тебя в каморку. — Тебя ждут, — отмахнулась от него я. Как муха, право. Мне тридцать лет. Я не могу о себе позаботиться, ой ли? Машина уехала, а я продолжила смотреть на звёзды. Плюс маленького городка и августа месяца. Небесные тела были на минимальном расстоянии от нас, а отсутствие иллюминации и смога позволяли этим насладиться. Кажется, я действительно начала засыпать, когда мою черепушку оторвали от стены и опустили вниз. — Вставай, боец. Твой голос с насмешливой интонацией не спутаю никогда. Открываю один глаз и вижу, как ты, сложив руки на груди (прекрасной, высокой, упругой груди), наблюдаешь за мной. — Мне тут рассказали, что мы тусили в этом месте в одно время. Земля, а ну вернись под ноги! Ты ловишь меня в последний момент, закидываешь мою руку себе на плечо, а твоя рука поддерживает меня за талию. По телу разбежались мурашки, предвкушающе ликуя. — Кто-то тусовался, а кто-то работал. Мы идём. Никогда не замечала, что эта улица имеет такой наклон. — Я не прошла собеседование на вышибалу там, — выдыхаю я. Вообще, почему сейчас хватаюсь именно за твой пиджак? Обычно мои пальцы ищут опоры на ветровке у Сани или Ванька. Почему ты? — Слушай, а ты меня помнишь? Мы останавливаемся у входа в бар. Я уже слышу вопль Ваньки, который проиграл в настольный футбол. — Да. — И всё это время помалкивала, — в голосе сквозит обида. И мне кажется, что ты намного трезвее, ровно до того момента, пока не делаешь шаг в мою сторону и не опираешься на стену. — Недавно вспомнила. Следующее, что я помню: очень ярко и так же мягко. Белый потолок и окно напротив, из которого льётся солнце. Определённо не моя квартира. Уж что, а как выглядит она со всех ракурсов, я сумела выучить за шесть лет. Невероятно мягкий диван, на котором я провела ночь, словно шепчет: — Оставайся. Но шум на кухне и тихое бормотание проклятий интересны больше. В паре метров от моего спального места лежат сложенные джинсы и майка. Ставлю на то, что я спала одна. Ну, пожалуйста. Волна накатывает, когда наклоняюсь за упавшей майкой. Ощущение прибоя не проходит ещё добрых полторы минуты. За это время успеваю одеться, сложить одеяло с подушкой, посидеть на краешке дивана и осмотреться. Ничего так комнатка. Минималистичная. Светлые обои. Из мебели: диван и тумба у противоположной стены. На тумбе стоит телевизор, а рядом возвышаются две колоны книг. Окей, теперь можно идти. Бормотание сменилось тихой музыкой, на которую я и иду. Ты сидишь, вытянув ноги на соседнем стуле, и, кажется, дремлешь. Глаза закрыты, голова откинута назад. Взгляд сам скользит по твоему профилю, спускается по шее и останавливается на груди. Чёрт, почему ты не сидишь по эту сторону стола? Он закрывает обзор. Сажусь на свободный стул и в нерешительности открываю рот: — Привет, — опережаешь ты меня, не открывая глаз. Это я так напортачила вчера, что тебе не хочется сегодня на меня смотреть? Надеюсь, нет. — Привет, — отвечаю я. — Спасибо за койка-место. — Нет проблем, — отмахиваешься ты и убираешь ноги со стула. — Завтрак? — Лучше просто чай, — моя улыбка сейчас похожа больше на гримасу боли. Соряныч. Похмелье с каждым годом становится всё ужаснее, а ты выглядишь достаточно свежо. Не сказать, что пили на равных. Я не решаюсь спросить, что было после того, как ты забрала меня у клуба, но и ты не горишь желанием говорить. Первое время мысль об этом не покидала мой мозг, а после я просто забила. Ну, какая разница? Мы были обе пьяны в стельку. Работа снова захватывает нас на пару месяцев. Ритуал с кофе безукоризненно соблюдается, а Саня странно смотрит на нас с тобой. Вернее, я знаю этот взгляд. Он идёт нога в ногу со мной с десятого класса. Каждую девушку, женщину рядом со мной смотрящий заносит в графу «любовница». Со второго курса я заебалась переубеждать, что не трахаю все юбки, что вижу. После сдачи нормативов мы одновременно оказываемся в раздевалке. Когда захожу, ты уже сняла мокрую майку и осталась в топе и лосинах. У тебя татуировка! У тебя! Визг готов сорваться с языка, но вместо этого пытаюсь рассмотреть рисунок. Напоминает шестерёнки, расположенные на позвонках. Ты наверняка чувствуешь взгляд и, обернувшись, видишь меня, смотрящую на тебя не моргая. Бег никогда не был моим сильным местом и всегда дико выматывает. До вспотевшего мозга, наконец, доходит, что нас спалили, извиняюсь и растягиваюсь на скамейке. Проходя в душевую, ты огреваешь меня полотенцем, проверяя жива ли я вообще. Вскинутый вверх большой палец и я остаюсь одна. Где-то через месяц или около того попадаю под горячую руку нашего подполковника. Мне припомнили всё. Даже то, в чём не была замешана. Выслушиваю его речь, а когда он отпускает, вылетаю на улицу и иду за сигаретами. Три года не курила. А из-за отстойного настроения своего начальника срываюсь. Сижу в курилке, чем вызываю удивление у заглянувших сюда. Ты находишь меня, обхватившей себя за колени и покачивающейся. В тот момент я думала об уходе. Одним из плюсов этого было — возможность сделать первый шаг к тебе. И вот твоя рука осторожно прижимает к себе. Я готова была разреветься, но вместо этого порывисто обнимаю в ответ. А сегодня мы вместе вышли за кофе, и надо же было взбесившемуся нарику ввалиться именно сюда. Где он только ствол нашёл? Знаешь, если вся эта туфта с загробным миром — правда, хочу в лимб, где у нас всё получилось.