Слово

POV Реджина Миллс Мое слово рождает тысячи других. Мои мир построен на боли и мести. Ненависть, ничтожества - ничтожества не способные на собственное слово. Так началась история Сторибрука - с меня, с первого шага, в окружение слабости и низости, добра. Я была единственным злом, но создающим. За моей спиной рушился прошлый мир. Равновесный. Кто-то слуги и одна королева. Я рассчитывала остаться и здесь ей. Во мне осталась постоянная память выжженных деревень и искорёженных тел. В Мэне была весна. Каждая деталь, каждый получал свое место. Получал его вместе с миром. И мое слово порождало тысячи. Вторая неделя. Закончились продукты. Школа с закрытыми дверями. Сверчок с собакой ходит из строны в сторону по пристани. Джепетто, часовых дел мастер, только кукольно поднимает и опускает руку. Супермаркеты уже пусты, сердца еще пусты. Я - живая. Иду по пристани в вязанном свитере, по самое горло, прошедшие сутки я изучала как управлять катером, одним из тех, что в моей собственности. Ветер играет с волосами, единицы ничтожных бесцельно с самого утра шныряют по городу и их не жалко, что они совсем скоро умрут с голоду. Никого. Никакого сочувствия. Чуть улыбаюсь Хопперу с собакой на пристани, засаживаю ключ и проворачиваю. Полный бак бензина высвечивается на табло синим. Катер несется прочь. Прочь от берегов и от всех. Больше часа. Ветер ошалело бьет по ушам, продувает все тело, как будто голое. Другой город. Там бродят ни от дома к дому, там бегут автобусы. Рассматриваю его с воды, кто-то его создал, но другие. Линия мостов, как тела на сваях, с выправкой и осанкой статуи. Чуть дальше - весенние парки. Пристань. Кафе с пошлыми красными барными стульями и они - те, что якобы живы, те, что якобы действуют - едят, как водитель какой-то лодки - седой, полный и в две глотки. Теперь я знаю вкус их кофе, сладость теплого утра, нежность музыки, даже без слов и больше - строчки на разных языках книг. Это все убивает злость, меня, мой жалкий мир на злобных сваях и вот уже неделю я убиваю в себе рождающихся вновь - "ответственность", "восторги", "справедливость" и "честь", но это во мне есть, в гордости... и мелодии. Битлы в кафешке на пристани и этот жалкий страшный толстяк. Вошел второй, с лицом ветром искорёженным в красной безрукавке и моложе. Тоже человеческое ничтожество. Забираю кофе со стойки за пять долларов. И рассматриваю, как покачивается моя лодка по волнам. Весна в их чертовом мире, в котором смывается с башмаков грязь и в котором любят на взрыт почти также царапая душу шипами, как в холодных замковых сводах. Мне давно пора забыть, только чертова невозможность уносит вновь и вновь в ад души. - Я - Колин. Привет, - мужчина в красной безрукавке как-то сконфужено улыбается, - можно к Вам? - поднимает брови и просит присесть. "Живой? Их?" - перерабатывает вопросы мозг, - "Моряк под сорок. И только. Почему нет?" - Ферт? - поднимаю бровь, как будто в беспристрастности. - Нет. Ваш ответ "нет"? - Без-ра-злич-но. - У Вашего безразличия имя есть? - Есть катер. Второй в ряду, - показываю рукой, - из другого мира. Зла и засухи. - Аллегория? - Точность, Колин. - Мир зла и засухи в Мэне весной? Муж бросил или Вы его? - Я - всех. - С какой-то стороны, - мужчина отпил из своей кружки остывающий кофе, - я - тоже, и себя. Видишь туристический катер на двадцать мест. Я в простое, три экскурсовода на других, а та с которой у меня на сегодня была договоренность в запое. Молодая и глупо все это - ни себе - ни кому, и в убыток мне. Сам виноват. - С красной полосой и надписью. Кто такая "Хлоя"? - Мама. Ей приятно, но ничего не доказал. А вон та с красно-синей полосой тоже была моей, жена. - Яхта? Однако, Колин, Вы кажитесь несколько... - Бедным. Сейчас - да. Развод. - И все отдал? - Оставил Хлою. Что остается человеку от преданных чувств, только он сам, если не говно, для других, для себя, создавать что-то... ты знаешь какими они заходят до? Скептичными, равнодушными, только и фоткают, как будто хотят своровать у жизни момент и похвастаться за пивом... а после? - Что после? - Эти воды имею смыслы и моменты. Я правлю лодкой, она начитывает вдохновенно текст, как души - слушай - не слушай, а содержание есть. - Экскурсия? Этот город основан в таком-то году, - и я рассмеялась, - бесконечно одинаковый текст?! - Для нее, для меня, не для них. У катера "Хлоя" собралась группка из пятерых. - Видишь? Пойду отгоню и вернусь. Вышла следом за его красной жилеткой и каким-то решительным шагом догнала на моменте: "Технически...", дернула за плечо: "Микрофон, текст есть?". Полетели по волнам, щелчки камер, как будто зачитывала сначала королевские приказы, позже - речь полетела, как та музыка из этого мира. И на пристани все закончилось: благодарности ни за что и бумажка в пятьдесят долларов, Колин приобнял за талию, прошептав "Спасибо". Разбирающее душу искренне. Пожал плечами, оглядев следующих. Восьмой рейс, слова как в музыку, волны, благодарности и теперь не кажется все таким бессмысленным и не нужным. Лица на выходе, чуть видоизменные. Лучше. Закончили перед падением весенней ночи. И слова наизусть. Ничтожные заработанные деньги, та же портовая кафешка, моряк мне оплачивает кофе и бежит с улыбкой по лицам в рамках, с рыбами и лаврами за регату. - Это те, Реджина, победители, которых уже нет. Саймон... - Что ж... - пожимаю руку и мне говорит человек о дружбе, о благодарности и так улыбается, как никто никогда в замке - без поклонения, страха, зависти, - меня ждут, - это кажется даже мне самой правдой. На пристани Сторибрука Хоппер с собакой. С термосом чая и хлебом, замерши кутается в плед. И курит. Сажусь рядом: - Ну и что Вы здесь делаете, Хоппер? - Красиво. Ничего, впрочем, как и всем, ничего не надо. - А чтобы хотели? - Слушать людей - мелодии душ и лечить. - Начнете с меня, Хоппер? - вытягиваю ноги и прошусь поделиться пледом, - Реджина Миллс, чуть боль тридцати лет и давно, очень давно в холоде, зле. Одна. Из одного моего слова рождается тысячи или больше. Меня сейчас туристы благодарили за экскурсию, так странно, Хоппер. Вы видели закат? - Восхитительный, в след за Вам шел. - И восход придет. Обнимите меня крепче, вместе согреемся в человеческом - восторгах, добре и зле, - забрала из его рук вторую прикуренную сигарету, собака припала к нашим ногам теплой спиной. И звезды над Мэном высыпались огоньками. - Кто кого оживил? - Мы сами себя. Психология, Реджина Миллс. Я хочу психологию, а Вы? Улыбнулась, но не ответила. Сторибрук. Утро. Взяла ответственность. Выбрала человеческое - противоборство условного добра и такого же условного зла, создающее. Восторгом. Один другого по цепочке слова, по цепочке чувством. "Кто из нас, Хоппер, кого оживил? Вы со вчера психолог, я с сегодня - мэр".