Та Англия, что в окруженье моря Встарь отражала скалами осаду Нептуна, грозного владыки вод, Теперь окружена кольцом позора — Чернильных клякс, пергаментных оков; Британия, привыкшая к победам, Сама себя позорно победила. (с) Уильям Шекспир, Ричард II. Цитируется по переводу А.И.Курошевой
— Князь Ричард! — кричал старик, падая ниц перед конным. — Молю вас именем вашего отца, именем вашей семьи… В это дивное утро слабое весеннее солнце едва пробивалось сквозь облака, уже благословив небо своей золотистой дланью. Легкий ветер трепал роскошный шелк знамен, парящих над толпой, хаотично устремившейся в поля. В толпе шёл конный и пеший, кто в нищенских лохмотьях, кто в плаще, а кто сиял в блестящих доспехах. Ржали лошади, унося седоков прочь, скрипели колеса нагруженных телег. Ещё не успели догореть ночные костры, не все шатры знати и палатки бедняков успели снять, а не протрезвевшие молодые витязи уже горланили удалые песни, разносящиеся над лагерем. Пахло дымом, жареным мясом и, когда восточный ветер поднимался с новой силой, гармонией полевых трав, растущих неподалеку. Такой вид открывался с холма над местами, еще недавно бывшими турнирным лагерем под стенами древнего замка Нортхейльм, ныне утонувшего в темноте и молчании при виде такого позора. Ведь сам князь Чарльз Нортхейльмский, верный соратник Эдварда Гатлера, лежал теперь на коленях пред младшим сыном своего покойного брата и сюзерена. Тристану казалось, что сердце его остановилось при виде позора отца. Заново заставил его биться гнев при виде двух всадников, восседающих верхом и одновременно повернувших головы на окрик князя. Не менее шести часов назад светлейший князь Ричард Гатлер и его прекрасная темноволосая жена были гостями князя Нортхейльмского, ели его яства и пили его мед. Не прошло и пяти часов с тех пор, как князь Ричард, сидя за богатым яствами столом, дал согласие гостеприимному хозяину повременить со своей затеей. Теперь же представитель правящей семьи покидал приютивший его дом бесшумно, словно вор. Или, во всяком случае, так бесшумно, как может уйти грабитель, укравший восемь тысяч мечей. Тристан Нортхейльмский едва сдерживал руку, обнявшую эфес длинного клинка. — Встаньте, встаньте, дядя, — рыжебородый Ричард, не скрывая легкой снисходительной улыбки, спешился и помог старику встать на ноги, а затем легко, почти ласково положил руку ему на плечо, — вы ведь запачкаете ваш кафтан. — Вам не следует переживать, князь, — пропела звонким и чистым голосом всадница, наблюдающая за этой сценой с высоты седла. Её, казалось, вечно сладострастный, мелодичный тон казался Тристану голосом коварной русалки, заманивающей тонущего все дальше и дальше в глубь темных вод. Увы, ни властность, ни сладострастность не могли вернуть княгине то, что когда-то отнял старший сын дома Гатлер, тот, кого злые языки зовут бешеным псом. Тристан прекрасно помнил, хоть и был молод, как обнаженная дочь древнего королевского рода, едва вступившая в возраст невесты, на веревке бежала за конем сына недавних своих слуг. Сейчас прекрасная, хоть уже и не юная, княгиня была членом княжеской семьи, но славу их униженной пленницы и трофея, что молодой победитель привез домой, не так просто смыть. — Вам сделается дурно. Прошу, вернитесь в замок и найдите покой в утренней молитве, — закончила княгиня. — Князь Ричард, — продолжал старик, даже не взглянув на женщину, — Кейтлин Гатлер была моей воспитанницей. Клянусь именем Спасителя, клянусь памятью моих предков, я любил её как собственную дочь. За ее смерть и за гибель города Тальн ублюдок Морских королей умоется кровью еще до того, как летнее солнце благословит наши дома своим светом. Но молю вас, пока дружина не соберется в доме вашего брата… — Великий князь Кристоф болен, — отрезал рыжебородый князь. — Вы дали мне клятву, позвольте же и мне отплатить вам тем же. Я клянусь, мой помазанный брат благословит этот святой поход, когда скорбь и недуг его отступят, а могучая рука нальется праведным гневом и силой. Коль мои люди сбросят северян обратно в море, выздоровление его пойдет быстрее. — Кузен, — не сдержавшись, вмешался Тристан, — ведь не было приказа. Рыжебородый князь впервые взглянул на Тристана и улыбнулся. — Кузен наш Тристан, ты уже в дорожном одеянье. Неужто ты решил пойти со мной? — Кузен и друг мой Ричард, сомненья бросьте, мой меч и конь навек принадлежат вам и вашему семейству. Но слово не сказал великий князь. — Так ты к нему идешь? — Ричард рассмеялся. — Ступай, ступай, кузен. Дом Гатлер всегда рад благородным гостям. — Не будет ли княжич Тристан столь любезен, что государю принесет посланье? — вновь зазвучал женский голос. — Вы, княгиня Изабелла, ошиблись верно? — от такой неслыханной дерзости Тристан едва не перешел на крик. — Я не посыльный ваш. — Не гневайся на мою жену, добрый Тристан, — вновь заговорил Ричард. «Демон, забери твою самодовольную ухмылку», — промелькнуло в мыслях Тристана. — Сердце ее трепещет от беды и туманит слабые женские мысли. Княгиня просила лишь взять тебя в дорогу моих верных людей. Они доставят брату славную весть и сберегут тебя от дорожной засады. — Я повинуюсь просьбе вашей, друг Ричард, а вам, княгиня, прощаю необдуманную речь, — отвечал Тристан. — Я благодарна вам. — недовольный взгляд княгини не остался незамеченным Тристаном. Ричард напоследок окинул взглядом провожавших его князей и, вскочив в седло, промолвил: — Прощайте, друзья дома Гатлер. Когда мы вернемся и победу добудем, новый турнир пройдет под этими древними стенами. — Это ошибка, князь Ричард. Страшная ошибка, — крикнул вслед ему старый князь и тут же закашлялся от дорожной пыли, поднятой конями. — Пойдем в покои, отец, — когда всадники скрылись среди шатров, Тристан легко коснулся отца, чтобы тот мог опереться на него. – Не подобает тебе быть на ногах в столь ранний час.***
Несмотря на открытые ставни, впускающие утренний ветер, в замковой горнице пахло ароматными маслами и лечебными мазями. Слуги, помогавшие старому князю передвигаться по замку, бережно уложили его в постель и помогли избавиться от одежды. Старик не сопротивлялся и хмуро молчал. Когда же могучий князь повернулся к сыну лицом, облокачиваясь на мягкие подушки, Тристан ужаснулся от выражения лица своего отца, искаженного не столько болью от движений, сколько невероятным горем. Каждый раз, встречая отца на людях, Тристан забывал о тех случаях, когда они виделись в княжеских покоях. Велика разница была между этими двумя людьми. Казалось, князь Нортхейльмский вёл двойную жизнь – в нем уживались старый, почти беспомощный старик, не способный даже громко говорить, и могучий дворянин и правитель, невзирая на почтенный возраст, обладающий ясным умом, резкостью движений, физической выносливостью и, до этого утра, непоколебимой княжеской честью. Сейчас униженный Чарльз Нортхейльмский, бывший ранее Гатлером, брат прошлого Великого князя и дядя нынешнего, лежал на кровати, и взгляду Тристана были открыты его слабеющие, по-старчески худые руки и слабая грудь, вздрагивающая при дыхании. И от могучего князя не оставалось даже тени. — Безумие, безумие, безумие, — неожиданно начал повторять старик, — он не послушал меня. Тристан! Сын мой. Подойди ко мне, дай руку. Я хочу чувствовать, как бьется твое сильное сердце. Тристан молча выполнил просьбу отца и наклонился над его ложем. — Мальчишка, — грубо и зло сказал князь Нортхейльмский, — глупый мальчишка. Его жажда славы и власти погубит нас. — Отец мой, Ричард Гатлер славный витязь и достойный… — Молчи, молчи. Я стар и ранен людской глупостью, но не нуждаюсь в твоих утешениях. Прогони слуг и внемли речам моим. Тристан коротко кивнул лекарям, не пробуя вытащить сильную руку из-под иссохшей ладони старца. — Тристан... ты молод и силен, совсем как я когда-то. Ты ведь знаешь, из троих братьев Гатлер я был самый сильный. Во всем Королевстве тогда не было мужчины, способного победить меня. Эдвард Гатлер всегда был самым умным из нас, а хмурый задира Хемри самым непокладистым, но я… я мог вышибить из седла любого из всадников, а на топорах победить лучшего из числа горцев. Вот этими руками… этими, представляешь? – старик поднял руки, не выпуская из них ладони сына. Ослабевшие пальцы его тряслись. Князь Нортхеймский замолчал, а затем потянулся к кувшину с водой. Тристан молча налил воды в бокал и передал отцу. Князь пил жадно, и вода стекала по седой щетине. — Ричард… Ричард, этот бедный глупый мальчик, играет с силами, страшнее которых нет во всем свете. Тщеславие, тщеславие и гордость гонят коней младшего Гатлера на север. Он хочет показать всему миру, что он сильнее и решительнее, чем кроткий государь наш. Хочет превзойти меня по уму, брата по славе, а врага в ратном деле. Его жена, отпрыск горных королей, внушила ему мысли о власти и мечты о троне. Внезапно старик резко, почти грубо, оттолкнул руку сына, и в голосе его послышались властные нотки. — Если Ричард Гатлер победит врага в бою, то он сможет претендовать на место князя, а чернь будет любить его куда больше, чем бедного Кристофа. Это откроет юному Гатлеру дорогу на отцовский трон. — У князя Кристофа двое детей. — Да, — старик грустно улыбнулся. — Да, двое. Юный княжич Вильгельм верный друг своего дяди Ричарда, а милая Елизавета ребенок умный и смышленый, но она женщина и уже поэтому проигрывает дяде. Князь Нортхейльмский приподнялся на локтях и продолжил тихо и вкрадчиво. — Грядут смутные времена. Самодурство Ричарда и его необдуманный поход развязывают руки претенденту Морских королей. Но даже если мой старый ум напрасно внемлет слухам о северной армаде, что напала на наше побережье, победа Ричарда лишь укрепит его влияние и создаст новую угрозу для трона. Слушай внимательно, Тристан, ибо я не смею мечтать вновь заговорить с тобой. — Скачи к Кристофу немедля. Насмерть загони коней, коль на то будет воля Спасителя, и уговори княжью свиту отказать Ричарду в воеводском жезле. Тогда славная наша конница вернется под стены замка и, дождавшись, пока доблестные князья приведут свои дружины, пойдет на врага, ведомая рукой святейшего Кристофа. Старик помедлил и вдруг сказал: — Наш бой давно выигран. Победитель и новый Великий князь Эдвард первым лег в могилу и, клянусь Спасителем, недолго мне осталось скучать о наших с ним беседах. Один упрямец Хемри теперь поможет сыновьям Эдварда отомстить за сестру. Я более не встану с этой постели. Мое сердце не забьется быстрее от призывной песни княжьего рога, веселый резвый конь не подарит мне свою скорость, а крестьянская дева не согреет мне постель после боя. Не вернуть мне дрогнувшую чернь на поле брани. Не подать мне плечо нынешнему князю, да и подал бы – теперь уж не годится оно для опоры. Но ты… ты так же силен, как и я тогда, тело и ум твои полны здоровья. Теперь тебе верно служить трону дома Гатлер, кто бы ни сел на него. Ну, в дом Великого князя. Скачи, не теряй более время. Прощай, сын, – они обнялись. — Прощай. Лишь на выходе из горницы Тристан, не сдержавшись, развернулся и взглянул на отца. Тот уже, казалось, спал, закрыв глаза. Сквозь обильно пропотевшую открытую рубаху было видно, как вздымается некогда могучая грудь при дыхании. Тристан хотел бы постоять еще хотя бы несколько минут, но времени у него уже не оставалось.***
С тяжелым сердцем княжич Тристан шел из собственной горницы. Он распорядился, чтобы его доспехи и одежду доставили в дом Гатлер этим же днем. Тяжкая дума мучила наследника Нортхейльма, заставляя сердце биться быстрее. Он не раз покидал отчий дом, уходя на войну, но никогда еще отец не провожал его такими словами. Тристан помнил час, когда все изменилось и на смену радостным праздничным дням турнира пришла тяжелая горечь. Помнил яростные крики Ганса, наследника Тальна, узнавшего о судьбе, постигшей его отчий дом и родичей. Отец собрал князей и лордов в тронном зале и там велел посланнику повторить его речь. Ричард же принял весть о смерти сестры спокойно, ничем не выдавая скорбь, однако ходили слухи, что князь насмерть забил слугу, упражнявшегося с ним часом позже. С тех пор не турнирный, но словесный поединок разгорелся в Нортхейльмских стенах. Сперва наследник Тальна собрал свою дружину и согласную пойти с ним чернь и намеревался ехать на еще не догоревшие руины родного города, однако остановила его новая весть, на этот раз прилетевшая на устах бородатого северянина, прибывшего в Нортхейльм. Эрик, конунг северян, посмел назваться Эриком Вилдвинном, последним наследником Морских королей, и бросить вызов власти дому Гатлер. В письме, адресованном князю Нортхейльмскому, также говорилось о требовании законного наследника Нортвалла прибыть к нему на поклон. Князь Чарльз велел четвертовать гонца, пропихнув письмо в его глотку. Столь жестокой казнью он надеялся утолить жажду крови своих гостей хотя бы временно, однако зрелище лишь распалило молодую знать, собравшуюся на площади. Именно там Ричард Гатлер дал клятву лично отрубить голову Эрику. В тот же вечер был пир, однако не звучало ни песен, ни похвал. Не было менестрелей и танцев, а прекрасные княгини надели белые платья, дабы показать скорбь о Кейтлин Гатлер. Тристан слышал, как, наклонившись над ухом знатного гостя, его отец говорил князю Ричарду о терпении, силах, что собираются под знаменем Гатлеров, и верности, а также, мог поклясться Спасителями и всеми херувимами, слышал, как Ричард согласился ждать приказа от брата... Из воспоминаний Тристана вырвал окрик, раздавшийся ему вслед, когда перед глазами князя открылся широкий выездной двор. Там четверо оставленных Ричардом воинов уже нетерпеливо ждали, покачиваясь в седлах. За Тристаном шёл высокий седой мужчина, одетый в теплые меховые одежды дружинника. Левая рука его крепко прижималась к бедру, несмотря на отсутствующий на нем клинок – сказывалась привычка придерживать меч или топор. — А, йомен * Томас. Простите мне, я спешу, — отвечал Тристан, не останавливаясь. — Княжич Тристан, — бегом высокий седой воевода догнал Тристана и поравнялся с ним, — завтра к нам прибудут еще люди. Больше тысячи верных мечей выставит Нортхейльм в поле. Куда прикажете вести их? — Приказа ожидайте от моего отца. Вы поведете их туда, куда он скажет. — Я не решусь потревожить покой вашего отца и господина нашего. Но есть еще дела, какие положено решить мне с вами. Тристан вскочил в седло, вяло кивнув своим спутникам, и вопросительно взглянул на йомена. — Многие ратники говорят о славном походе князя Ричарда. Почти две сотни наших бойцов ушли вместе с ним. Я приказал запереть конюшни и поставить верный дозор, но, боюсь, еще немало ваших преданных воинов побегут вслед лагерю юного Гатлера. — Не преследуй и не калечь их, но ворота запри, — коротко ответил Тристан. — Меня ждет дорога, мой добрый йомен. Собирай людей и да будет воля Спасителя… — Тристан осекся, вспомнив о том, что верный Томас и семья его все еще исповедуют старую веру их отцов. — Или ваших богов, мы встретимся вскоре. — Я буду молить их об этом. Тристан осмотрел людей Ричарда. Четыре немолодых всадника в стеганых доспехах, вооруженные пиками и небольшими кавалерийскими фальшионами, молча смотрели на прощание князя с верным слугой. — Я не знаю вас, господа, — обратился он к ним. — Мы лишь посыльные, княжич Тристан. Погоним же коней, дорога долгая. Тристан согласно кивнул и медленно направил коня к открывшимся выездным воротам. Развернувшись, насколько позволяло седло, он осмотрел донжон родного замка, скользнул глазами по провожающим его слугам и йоменам, улыбнулся на прощание окнам покоев отца и погнал коня прочь. Молодой наследник Нортхейльма покинул отчий дом, вручая бремя собственной судьбы всем богам, воле Великого князя и военной удаче.