Как умолкнет песнь

В капелле Собора Святого Стефана людей можно было пересчитать по пальцам. Помимо самого Антонио Сальери, тут находились священник, капельмейстер, виолончелист да ещё три человека со скорбными выражениями на лицах. Одним из них был Готфрид ван Свитен — угрюмый широкоплечий мужчина, с которым Антонио познакомился не далее как вчера. И не сказать, что это знакомство было радостным. Присутствующие в капелле то и дело хмуро поглядывали на скромный гроб, разместившийся у алтаря, а затем поспешно закрывали глаза и шептали, вероятно, слова молитвы. Антонио предпочитал рассматривать высокие сводчатые стены, фрески, изображающие библейские сюжеты, свисающие с потолка канделябры, неяркое трепыхающееся пламя свечей — что угодно, лишь бы не едва заметную гравировку на гробу. Он не ожидал, что так скоро ему придётся смотреть на аккуратную и неумолимую надпись: «В. А. Моцарт». Вчера поздним вечером Констанция нашла его в гостях у их общих знакомых. Невозможно бледная, но держащая себя в руках, она коротко пригласила Антонио в дом Моцартов. Позже он сам отправился к ван Свитену, дабы не обременять Конни, которая осталась с детьми. Готфрид, надо отдать ему должное, быстро и без вопросов организовал похороны по третьему разряду. И теперь Антонио был свидетелем того, как великого композитора провожали в последний путь всего лишь семь человек, по большей части малознакомых. «Ну и чёрт с ним, с третьим разрядом, — отстранённо подумал Антонио. — Главное, что...» Мысль оборвалась, когда все присутствующие поднялись. Священник произнёс слова благословения. После окончания заупокойной мессы Антонио, ван Свитен и ещё двое вынесли гроб из капеллы. До кладбища добирались в скорбном молчании. Констанция на похороны так и не пришла. Антонио её прекрасно понимал. Потерять мужа так... внезапно казалось до ужаса нелепым и неправильным. Всё верно: она сейчас должна быть с детьми. А он, Антонио, как-нибудь справится. На кладбище Святого Марка было пустынно. «Что, собственно, неудивительно», — хмыкнул композитор, чем заслужил хмурый взгляд из-под кустистых бровей ван Свитена. В какой-то оглушающей тишине гроб Моцарта опустили в общую могилу, рассчитанную на четырёх взрослых и двух детей. «Вольфганг и сам сошёл бы за ребёнка», — совсем уж неуместно развеселился Антонио. Он часто любил подшутить над невысоким ростом гениального композитора. Как отвечал ему сам Моцарт, это были единственные удачные шутки Сальери. И без того небольшая горстка людей начала редеть после погребения. Вскоре в той же абсолютной тишине у могилы остались только Антонио и ван Свитен. — Мне дождаться вас? — хриплым басовитым голосом поинтересовался Готфрид. — Нет, спасибо, — покачал головой Антонио. — Доброго вечера, — слегка склонил он голову. Ван Свитен кивнул в ответ и тяжёлой походкой покинул кладбище. Спустя секунды Антонио уже не мог расслышать хруст снега под его ногами. Сальери вздохнул, оглядев могилу Вольфганга. «И всё-таки он заслужил более достойные проводы», — заключил он. Композитор присел на корточки и легко коснулся земли рукой. — Прощай, друг мой, — с грустной улыбкой произнёс он. — Не скажу «покойся с миром», ибо какой же мир там, где ты появляешься? И тот свет с ног на голову перевернёшь. Но надеюсь, что там, где ты сейчас, гораздо лучше, чем здесь. Антонио поднялся, отряхнув руки, и, спешно оглядевшись по сторонам, торопливой походкой направился к выходу с кладбища. Он был на соседней от своего дома улице, когда заприметил рыжего мальчишку, размахивавшего свежей сводкой новостей. Антонио нашарил монету в кармане и, бросив её мальчишке с коротким «Спасибо!», схватил газету и быстро её пролистал. На пятой странице оказалась короткая заметка о преждевременной кончине гениального композитора В. А. Моцарта. Сальери подивился тому, как быстро расходятся новости, и с грустью подумал о том, что Вольфганг заслуживал минимум третьей страницы. И лишь оказавшись дома, Антонио позволил себе широкую озорную ухмылку, которую, несомненно, перенял у одного молодого светловолосого и очень талантливого композитора. *** двумя днями ранее — Диссонанс! — внезапно воскликнул Доктор. Татьяна вздрогнула и недоумевающе посмотрела на него. — Я думаю, — пояснил мужчина взволнованно, — это то, о чём предупреждала Скрипка. — Моцарт озадаченно нахмурился. Доктор внимательно посмотрел Тане в глаза. — С тобой ничего похожего не происходило? — Даже если и да, — с лёгким раздражением ответила девушка, — я вряд ли бы помнила об этом. Но... — Татьяна покачала головой. — В музыке действительно появилась фальшь. И утром... — Девушка поморщилась. — Утром у меня было такое чувство, будто... будто я и правда что-то забыла. Доктор обеспокоенно вскочил с кровати и принялся ходить туда-сюда по комнате. Потом резко остановился и посмотрел на недоумевающего Вольфганга. — У тебя осталось последнее письмо Эдды? — спросил он. — В котором она сообщает о смерти Березовского. Моцарт медленно кивнул и без возражений подошёл к застеклённому шкафчику у входа в спальню. Композитор достал оттуда довольно объёмную стопку желтоватых конвертов. — Письма от Массимо, — грустно улыбнулся Вольфганг. Слегка трясущимися руками он развязал верёвку, скреплявшую конверты, и подал верхнее письмо Доктору. — Вот. Мне кажется, она была немного не в себе, когда писала это. И объясните мне, что вы имели ввиду, когда упомянули о Диссонансе. Доктор молча взял конверт из рук композитора и углубился в чтение. Таня, подавив на время своё любопытство, вздохнула и рассказала Моцарту о предупреждении Скрипки. — Доктор, — обратилась она после к своему спутнику, — вы думаете, Березовский покончил с собой из-за влияния Диссонанса? — Я был почти уверен в этом, — ответил тот. — Но Эдда пишет о неком странном человеке, которого Максим повстречал за день до своей смерти. Она говорит, что после разговора с ним Березовский был слишком... — Доктор заглянул в письмо, находя нужное слово. — «Слишком трепещущим». Я не знаю, что именно она хотела этим сказать, но, видимо, встреча с этим странным человеком сильно повлияла на композитора и, — Доктор вздохнул, — на его выбор. — Я не обратил внимания, — тихо сказал Вольфганг, покачав головой. — Эдда, она же... — Композитор неловко пожал плечами. — Но я думаю, — продолжил Доктор, — что Диссонанс тоже оказал влияние на Максима. Кроме того, Эдда жалуется на волчий вой, который она иногда слышит. Это может быть как бредом сумасшедшей, так и... — Доктор поднял взгляд на Татьяну. — Соната тоже говорил об этом. — У меня нехорошее предчувствие, — подытожила Таня, поёжившись. — Что будем делать? Доктор собирался что-то сказать, но тут из коридора донёсся весёлый детский голос. Вскоре в комнату вбежал мальчишка лет семи с гнездом из чёрных волос на голове. Его тёмные глаза сияли знакомым задорным блеском. — Папа! — воскликнул он, обращаясь к Моцарту, лицо которого озарила добрая улыбка. — Мы с мамой во-о-от такую гусеницу видели! — Мальчик развёл ладони. — Она вся была такая мохнатая и ярко-зелёная. — Прелесть, — не удержалась от комментария Татьяна и фыркнула. Мальчик ойкнул, заметив посторонних, и смущённо посмотрел на отца. В этот момент в комнату зашла красивая женщина с ещё одним ребёнком на руках. Длинные чёрные кудри были собраны в строгую причёску, а в уголках карих глаз притаилась усталость. Женщина сразу заметила гостей и, мягко, но настороженно улыбнувшись, вопрошающе посмотрела на Вольфганга. — Дорогой, кто эти люди? — поинтересовалась она тихим голосом с едва уловимой тревогой. — Они старые друзья, Конни, — ответил Моцарт, поднимаясь с кресла. Он подошёл к жене и слегка приобнял её за плечи. — Таня, Доктор, позвольте представить вам мою милую жену Констанцию. И моих сыновей: Карла, — композитор указал на мальчишку, который во все глаза таращился на странных гостей, — и Франца, — он погладил по голове младенца. — Очень приятно, — искренне улыбнулся Доктор, поднявшись. — Рад с вами познакомиться. Констанция приветливо склонила голову, однако обеспокоенность из её взгляда не исчезла. — Доктор? — переспросила она. — Зачем ты пригласил доктора, Вольфганг? Тебе снова нездоровится? — Нет-нет, дорогая, всё в порядке, — заверил жену Моцарт. — Подождёшь немного с детьми? Мы почти закончили. Констанция кивнула немного неуверенно и, позвав Карла, покинула комнату, одарив мужа напоследок всё ещё обеспокоенным взглядом. Вольфганг вздохнул. — Так что вы собираетесь делать? — вернулся он к прерванному разговору. — Думаю, нам стоит навестить Эдду, — решил Доктор. — Она может достоверно рассказать, что произошло в день смерти Березовского. Надеюсь, это поможет нам выяснить, кому, в конце концов, понадобилось похищать тот злополучный камень. — А что с Вольфгангом? — вмешалась Таня. — Я не думаю, что мы можем оставить его в таком состоянии. — Я всё ещё здесь! — возмутился Моцарт. — И в состоянии справиться со своими проблемами. Я понимаю, что гораздо важнее сейчас спасти Вселенную — или чем вы там занимаетесь. — Композитор ненадолго задумался. — Однако я хотел бы отправиться с вами. Массимо был мне другом, и я хотел бы знать, почему... — Вольфганг осёкся. — Хм... — Доктор задумался. — Хорошо. Но сначала мы отправимся на Керридуин. — На Планету Музыки? — уточнил композитор, и в его глазах вспыхнул прежний огонёк. — Зачем? — спросила Татьяна. — Если странности, происходившие с Вольфгангом, — действительно последствия встречи с Диссонансом, то, возможно, кто-то на Керридуине знает, как с этим помочь, — объяснил Доктор. — Покажете мне другую планету? — ещё раз неверяще переспросил Моцарт, улыбнувшись. — Мечты сбываются. С тех пор, как я с вами познакомился, только и мог думать о других мирах. — Других мирах?! — Громкое восклицание со стороны входа в комнату заставило всех присутствующих обернуться. В дверях застыла бледная Констанция. Она переводила взгляд с Доктора на Вольфганга и обратно, и, хотя женщина в беспокойстве заламывала руки, её глаза были полны решимости. Моцарт подошёл к жене и мягко положил ей руку на плечо. — Дорогая... — Констанция отшатнулась и цепко схватила композитора за руку. Тот бережно переплёл их пальцы. — Конни, послушай, это трудно объяснить, но этот человек... — Болен! — заявила Констанция, отдёргивая руку. — Я слышала достаточно. Сейчас же позову настоящего врача. — Она прожгла взглядом Повелителя Времени. — Зовёте себя Доктором, а вам бы и самому доктор не помешал! И тут Таня, до этих пор напряжённо наблюдавшая за развернувшейся сценой, совсем уж неприлично расхохоталась. Подумать только — а ведь так недавно она и сама заявила Доктору то же самое. Казалось, с того времени прошла вечность. Констанция недовольно на неё посмотрела, и Татьяна постаралась стереть нервную ухмылку с лица. Сказывалось напряжение этого дня. — А вы кто такая? — возмущённо поинтересовалась жена композитора. — Позвольте, я всё объясню, — вмешался Доктор с мягкой улыбкой. И он объяснил. Простыми словами, не говоря ничего лишнего и ничего не упуская. Констанция слушала очень внимательно. Было видно, что она воспринимает всё сказанное всерьёз, но время от времени уголки её губ слегка подрагивали, будто она удерживала по каким-то причинам рвущуюся наружу улыбку. Когда Доктор закончил рассказ, жена Моцарта ненадолго нахмурилась. А потом сказала, обращаясь к Вольфгангу: — Думаю, и правда будет лучше, если ты отправишься с ними. Таня недоверчиво покосилась на неё, Доктор вопросительно изогнул бровь. — Вы так легко мне поверили? — Скажем так, я начала подозревать неладное, когда обнаружила в нашей спальне огромную синюю будку. — Констанция наконец позволила себе усмехнуться. — Но почему тогда вы просто не спросили, а устроили это... представление? — недоумевал Доктор. — Закатив скандал, проще добиться объяснений, — снисходительно ответила женщина. — И чаще всего правдивых. Повелитель Времени восхищённо покачал головой. — Вольфганг, твоя жена — чудо, — произнёс он. Потом вдруг хлопнул в ладоши. — Итак, раз уж с этим мы разобрались, можем отправляться. Фрау Моцарт, если всё сложится удачно, ваш муж вернётся через пять минут. Констанция снова помрачнела. — Если всё сложится удачно? — эхом повторила она. — Что-то может пойти не так? — У меня есть одна теория — маловероятная, но всё же, — нехотя признался Доктор. — Так что Вольфганг действительно может не вернуться. Но жизни вашего мужа ничто не угрожает — это могу гарантировать. — Дорогая, я всё равно полечу, — упрямо заявил Моцарт, заметив перемены в настроении жены. — Пожалуйста, не пытайся меня удержать. — Как будто я тебя не знаю, — вздохнула Констанция. Потом слегка улыбнулась. — Удержать тебя — непростая задача. Осталось придумать, что я скажу общественности, когда гениальный композитор исчезнет с лица земли. Татьяна поймала себя на том, что искренне восхищается этой женщиной. Констанция смирилась с тем, что муж не вернётся: её «когда» вместо «если» показывало это как нельзя лучше. И всё же она поразительно быстро взяла себя в руки. Таня была уверена, что в глубине души ей очень тяжело, но Констанция знала, что для Вольфганга будет лучше покинуть Землю — пусть даже и навсегда. «Наверное, это и есть настоящая любовь, — подумала девушка, — хотеть, чтобы хорошо было не тебе, но тому, кого любишь». — А ведь выйдет грандиозная последняя шалость! — вдруг широко ухмыльнулся Вольфганг, заставив Татьяну отвлечься от рассуждений. Композитор с энтузиазмом взглянул на свою жену. — Дорогая, пообещай мне одну вещь: если я не вернусь, похорони меня. — Прости, что? — моргнула сбитая с толку Констанция. — Устрой мои похороны, — уточнил Моцарт. — Обратись за помощью к Антонио: он пользуется моим почти что безграничным доверием. Уже представляю себе заголовки: «Мир скорбит о преждевременной кончине гениального композитора» или «Вольфганг Моцарт ушёл из жизни в возрасте тридцати пяти лет»! А тем временем абсолютно живой я буду путешествовать во времени и пространстве. — Экий ты эгоист, — укоризненно прошептала Констанция. Казалось, она едва сдерживает слёзы. — Найдётся немало людей, которые и правда будут скорбеть. Вольфганг нежно обнял жену, и она тихо уткнулась носом в его плечо. Таня тактично молчала, Доктор печально улыбался. — Ну что ты, Конни, — мягко произнёс композитор. — Быть может, пройдёт всего пять минут — и ты снова сможешь меня обнять. — Нет, — упрямо возразила Констанция. — Нет, я отчего-то уверена, что никогда больше тебя не увижу. Моцарт нежно стёр слёзы со щёк жены и чувственно поцеловал её. — Я люблю тебя, — тихо признался он, словно впервые в жизни. — Я знаю, — так же тихо, но уже с лёгкой улыбкой ответила Констанция. Потом Вольфганг, не выпуская жену из объятий, повернулся к Доктору. — Я готов, — просто сказал он. Доктор кивнул, и все четверо покинули комнату. За окном давно стемнело, а дом освещали заботливо зажжённые Констанцией свечи. В соседней спальне Карл с интересом рассматривал ТАРДИС. Младший сын Моцартов, Франц, видимо, спал в другой комнате. Доктор открыл синюю дверцу и первым вошёл в машину времени. Татьяна последовала за ним, быстро попрощавшись с Констанцией. На пороге девушка обернулась. Вольфганг, присев на корточки, легонько щёлкнул сына по носу. — Твой папа отправляется в далёкое путешествие, — словно по секрету сообщил он Карлу. — Ты ведь присмотришь за мамой и братом? Мальчишка уверенно кивнул. Моцарт улыбнулся и, быстро поднявшись, присоединился к Тане. Композитор бросил последний взгляд на свою жену, а потом стремительно скрылся в глубине ТАРДИС, будто боялся передумать. Татьяна помедлила ещё секунду и решилась спросить: — А какой сегодня день? — Четвёртое декабря, — ответила Констанция и недоуменно покосилась на девушку, ожидая объяснения. Но Таня только слегка кивнула своим мыслям: — Спасибо, — и закрыла за собой дверцу ТАРДИС. — Вы не говорили, что она больше внутри! — донеслось до неё восторженное восклицание композитора, и Татьяна усмехнулась. *** Чужая планета оказалась до скуки похожей на Землю. По крайней мере, на первый взгляд, решил Вольфганг. Трава — обыкновенная, деревья похожи на деревья — если закрыть глаза на серебряные листья. А встречали их самые что ни на есть люди. «По крайней мере, на первый взгляд», — снова поправил себя композитор. Сердце опять кольнула тоскливая мысль, что свою семью он может больше не увидеть. Поэтому, чтобы отвлечься, он с любопытством оглядел высоких девушку и юношу, которые, в свою очередь, с каким-то научным интересом рассматривали его самого. «Инопланетяне» были чем-то неуловимо похожи между собой: то ли холодным блеском голубых глаз, то ли гордой прямой осанкой. Не уменьшали сходства и строгие костюмы. — Вы — Флейта. — Таня скорее утверждала, чем спрашивала. — Я вас помню. — Ещё бы, — вдруг согласился спутник Флейты и, скорчив смешную рожицу, добавил: — Адэльфи сложно забыть. Флейта на удивление равнодушно отнеслась к этой дерзости: только обречённо закатила глаза. — А здороваться вы так и не научились, господа пришельцы. Это Кларнет, — представила она юношу. — Была бы у нас родословная, он был бы моим младшим братом. — Забавно, — усмехнулась Татьяна. — Мы бы хотели видеть Скрипку, — подал голос Доктор. — В прошлый раз она многое рассказала о Диссонансе. Боюсь, у нас появились новые вопросы. — Ах да, великий дар адэльфи различать тех, кого коснулся Диссонанс, — фыркнула Флейта. — Это больше на проклятие похоже, — ответил усталый голос позади. — Сколько раз пыталась тебе объяснить. Вольфганг обернулся, чтобы увидеть красивую девушку с мягкими чертами лица, одетую в дорогое пышное платье. Её серые глаза с любопытством уставились на него. — Вы, должно быть, Вольфганг Моцарт? — спросила она. Композитор удивлённо кивнул. — А откуда вы... — начал он, но Скрипка уже утратила к нему интерес и обратилась к Доктору: — Вы были правы: эти видения — и есть последствия встречи с Диссонансом. — Я был прав? — искренне изумился Доктор. — Тот вы, который из будущего, — уточнила Скрипка и поморщилась. — Флажолеты и пиццикато, это сложно объяснить. Несколько дней назад вы были здесь — в ином обличье. Просили передать вам — то есть, себе, — что поняли, как именно Диссонанс действует на людей. Тех, кто встречались с ним, вскоре начинают посещать видения, которые невозможно запомнить. Это и есть Тишина — или эффект Тишины, кажется, так вы выразились. В конце концов эти видения сводят с ума, и человек накладывает на себя руки. Березовский от этого тоже пострадал. Вольфганг недоуменно переглянулся с Таней. Из всего сказанного Скрипкой он понял лишь то, что Диссонанс действительно виновен в смерти Максима. — А как же тот человек, о котором Эдда упоминала в письме? — спросил Доктор. Ему, очевидно, рассказ Скрипки не казался странным или непонятным. — Ни о чём таком вы не говорили, — пожала плечами Скрипка. — Но просили подтвердить, что ваши догадки насчёт «волчьего воя» верны. Вольфгангу эти слова по-прежнему ни о чём не говорили, но Доктор тяжело вздохнул и нахмурился. — Хотел бы я, чтобы догадки оставались догадками, — тихо произнёс он. — А что с Вольфгангом? Как ему помочь? — Думаю, вы уже знаете, как, — мягко улыбнулась Скрипка. Композитор не выдержал: — Хоть кто-то из вас может нормально объяснить, что происходит и что делать мне? — Боюсь, тебе придётся остаться на Керридуине, — внезапно огорошил его Доктор. — Навсегда. Пока Вольфганг переваривал эту информацию, пытаясь осознать, что он действительно никогда больше не увидит Конни и детей, Татьяна вдруг вклинилась в беседу: — Это всё та же физика, верно? — спросила она. — В Вольфганге теперь часть Диссонанса. А здесь, на Планете Музыки, наибольшая, так сказать, концентрация Консонанса. Разноимённые частицы притягиваются. То есть, пока Моцарт здесь, Консонанс будет как бы «поглощать» Диссонанс внутри него. И видения не будут его преследовать — следовательно, ему не захочется покончить с собой. — В общем, всё верно, — одобрительно кивнул Доктор. — Но, Вольфганг, решение всё-таки за тобой. Держать тебя здесь насильно никто не будет. Моцарт прислушался к своим ощущениям. Он только сейчас осознал, насколько легче дышать стало с тех пор, как он ступил на новую планету. Музыка сфер была как никогда прекрасна и чиста: фальшивые аккорды испарились, словно их и не было. Да и прожить остаток жизни среди музыки — что может быть лучше?.. — Подожди, — вдруг обратилась к нему Таня. — Ты должен ещё кое-что знать. Констанция сказала, что сегодня четвёртое декабря — там, на Земле. А нас в музыкальной школе заставляли учить биографии известных композиторов. Датой твоей смерти значится пятое декабря 1971-го года. То есть, если вернёшься домой, то умрёшь почти сразу же — и по-настоящему. А так твоя жена всего лишь устроит видимость похорон, но будет знать, что на самом деле ты жив. Учитывай это, принимая решение. — Я принял его ещё до твоего замечания, — откликнулся Вольфганг. Говорить было на удивление легко. — В пользу Керридуина. Только обещайте меня навещать. Доктор облегчённо улыбнулся, Татьяна энергично закивала. — Я же тебе так и не привезла плеер, — хлопнула она себя по лбу. — Доктор, напомните мне как-нибудь. Вольфганг наконец позволил себе улыбнуться. Он знал, что тоска по Конни ещё не раз проявит себя. А уж как ему захочется увидеть повзрослевших сыновей! Да и без Антонио будет скучновато. Но пока что жизнь казалась ему удивительно замечательной штукой. Оставалось только освоиться на этой странной планете. — Я провожу вас, — вызвался Кларнет, хитро сверкнув глазами. — Серенада до ужаса хочет с вами познакомиться. — Серенада? — переспросил Моцарт. — Ваша форма. Конечно, я преувеличил, сказав «до ужаса» — Высшие вряд ли могут испытывать ужас. Да и вообще какие-либо чувства. Но Арлайс вам точно должен понравиться... Кларнет продолжал без умолку болтать. Вольфганг неспешно следовал за ним, в то же время улавливая обрывки перепалки Скрипки и Флейты: — ...пример с братца, куда охотнее беседовала бы со мной, — ворчала Скрипка. — Не братец он мне, адэльфи, — резко ответила Флейта. — Чтоб ему задохнуться на трелях и форшлагах. — Говоришь «не братец», а выражаешься так же, — захохотала её собеседница. — Так он и ругался при тебе?! — воскликнула Флейта. — Ну он у меня... Продолжения Вольфганг не расслышал. Он обернулся и обнаружил, что ТАРДИС исчезла вместе с Таней и Доктором. «Ну и правильно, — подумалось ему. — Ещё одно прощание — это было бы слишком». Композитор решительно двинулся дальше за своим неумолкающим проводником. Вдалеке показался прекрасный замок. Начиналась новая жизнь.