аcid

Несмотря на вечную ворчливость и прочие заморочки, Каркат, в общих чертах, спокойно может называть себя хорошим другом. То есть, конечно, недостаточно хорошим для запоминания всяких бесполезных памятных дат и прочей никому не нужной ерунды, но вполне подходящим для того, чтобы не отворачиваться от своего лучшего друга — Гамзии-ебаного-психа-Макары. Каркат распахивает дверь и морщится, еле подавляя порыв захлопнуть ее обратно: на полу, прижавшись спиной к батарее, полулежит Гамзии в луже непонятной консистенции мерзкого, режущего глаза цвета, и того же цвета след вязко стекает по губам Макары на черную майку, оставляя на ней тошнотворное пятно. Гамзии еле шевелит губами, и ядовитая субстанция тянется нитями от верхней губы к нижней. Он хрипит что-то несвязное, закатывает глаза, в которых ветвятся красными ручейками трещины лопнувших капилляров, и его тело пробивает мелкая дрожь. Гамзии болезненно кашляет, и хлюпающий звук внутри его горла заставлет табун мурашек пробежаться по спине Карката. Получая сообщение с текстом «бро, приходи, мне плохо», Каркат думал обо всех возможных вариантах, кроме, разумеется, того, что Гамзии наконец передозировался. Вырвиглазно-зеленого цвета жидкость, застывшая вокруг рта Макары, смешивается с пузырящейся из-за выдыхаемого воздуха белесой пеной, которую рывками выплевывает раздраженный желудок, образуя месиво, которое Вантасу, застывшему на месте из-за красочности зрелища, кажется кислотой, разъедающей тело его друга. Когда шок ослабляет свои путы, Каркат ломаным шагом подходит к Гамзии, опускается на колени, измазывая одежду в жидкости и хватает его за плечи. Судорожно бегает глазами по комнате — ищет, чем на этот раз закинулся Макара, и находит: под столом лежит несколько пустых бутылок. Кислотного цвета дрянь носит название «Фэйго». Человеческих детей их родители с раннего возраста учат правильно выбирать себе друзей. Каркат рос один, и никто ему не объяснил, что наркоманы под описание «правильных» друзей не подходят. Плечи Карката не к месту сотрясает тихий истерический смех, руки дрожат, а пальцы, сведенные судорогой, отпускают плечи Гамзии, который тут же заваливается на спину, впиваясь невидящим взглядом в пожелтевший потолок. Пена продолжает стекать с уголков рта толчками, и на глазах Макары выступают слезы: кашель, сопровождаемый приступом рвоты, препятствует дыханию. Вантас вздрагивает, приходя в себя, и тянется к другу — перевернуть, дать проблеваться на пол, помочь вдохнуть, но стоит ему коснуться чужого тела, кончики пальцев словно ударяет током. Взгляд Карката стекленеет, а губы непроизвольно растягиваются в неестественной улыбке, словно кто-то посторонний хватает его за щеки и тянет в разные стороны, уродуя лицо. Каркат не верит ни в каких богов и в высшие силы тоже не верит, но такие вещи, считает он, просто не могут происходить сами по себе. Бог — или какой-то другой гребаный извращенец, заправляющий этим миром, — рисует отвратительные картины: Каркат отползает на пару шагов, садится на корточки, сжимая пальцы на своих коленях, и жадно, с упоением смотрит, как его друг захлебывается в своей рвоте. Гамзии нужен воздух, и он вдыхает — глубоко, шумно и вязко, и снова заходится кашлем: вместо желанного воздуха легкие наполняет вырывающаяся из желудка зеленая кислота. Проходит, кажется, целая вечность, когда до Карката, наконец, доходит, что его, вообще-то, могут посадить за неоказание первой помощи. Только вот никто не собирается и пальцем шевелить в раскрытии обстоятельств, когда ты наркоман. Вантас смотрит на часы и удивляется: с того момента, когда он пересек квартиру Гамзии, проходит всего-то неполный час. Часа вполне хватает для того, чтобы Гамзии успел умереть. Каркат, в общих чертах, вполне неплохой друг. Серьезно, спроси кто-то левый у любого человека, так или иначе знакомого с Вантасом, хороший ли он человек, тот абсолютно точно ответит что-то типа: «раздражительный, раздражающий, но очень хороший друг». Честно говоря, недостаточно хороший для того, чтобы не радоваться смерти Гамзии.