14 февраля 1685 Джеймстаун, Вирджиния
― Англия, что они делают? Англия улыбнулся своему молодому подопечному, когда мальчик дернул его за широкий рукав темно-синей военной шинели, и попытался разжать эти пухлые пальчики, прежде чем они разорвали бы ткань. Этот ребенок был колоссально силен и едва мог контролировать себя и в лучшие времена. ― Сегодня день Святого Валентина, Америка, ― ответил он. ― Это традиция из моей страны, а я взял ее от Рима много веков назад. Имена всех незамужних девушек города складываются в урну, и каждый неженатый парень вытаскивает в лотерее бумагу с именем. Он носит это имя, прикрепленным на рукаве в течение недели, и молодая леди становится его возлюбленной на следующий год. Многие из них после этого женятся. ― Что такое возлюбленный? Смеясь, Англия подхватил Америку на руки. ― Возлюбленный ― это особенный человек, которого мужчина или женщина любит больше всего и желает ухаживать за ним. Эти парни намерены покупать или делать подарки для своих девушек в течение всего года. Как правило, это перчатки, ювелирные изделия или другие безделушки. ― О. Лицо Америки просветлело, и он выпутался из рук Англии. Он лихо понесся к группе молодых людей, которые собрались возле урны, и потребовал их внимания. Один из старших согнулся, чтобы услышать ребенка, потом ухмыльнулся и на мгновение склонился над деревянным столом, установленным на площади. Он что-то торжественно вручил своей нации, отчего мальчик завизжал от восторга, а потом припустил обратно в сторону Англии. Усмехаясь, Англия опустился на колени, на уровень глаз Америки. ― И что это было, крошка? ― Вот! ― воскликнул Америка, хватая за руку Англию и неуклюже пытаясь прикрепить пергамент. Когда он убрал руки, Англия увидел на небольшом прижатом к его рукаву листочке имя «Америка», написанное корявым почерком. ― Потому что ты уже и так приносишь мне подарки, и я хочу быть тем, кого ты будешь любить больше всего на свете, Англия. Потому что я люблю тебя больше всего на свете! ― Ты… ― Англия очень постарался не задохнуться от странного сочетания смеха и счастливых слез. Только его ангелочек... ― Ты хочешь быть моим возлюбленным? ― Угу, ― согласился с ним Америка утвердительным кивком. ― Хорошо, любовь моя. ― Но не только на этот год, ― объявил Америка, тыча пальцем в грудь Англии. ― Это нормально для людей, но не для нас. Я хочу быть твоим возлюбленным каждый год. Навсегда. И когда я вырасту, то я буду тем единственным, кто дарит тебе подарки. ― Хорошо, дорогой, ― сказал Англия, притянув его обратно в теплые объятия. ― Но я должен предупредить тебя, мне очень сложно угодить, и надо быть настоящим героем, чтобы суметь сделать все так, как надо. ― Героем… Я вырасту и стану твоим героем, Англия. Ты только подожди и увидишь!14 февраля 1760 Бостон, Массачусетс
Америка проснулся от звука разбившегося фарфора и отборной брани за окном. Откинув одеяло, он вскочил с воплем радости и взволнованно прижал руки к стеклу. Стройный блондин с тяжелыми темными бровями, одетый в красную шинель, тряс кулаком перед лицом склонявшегося в поклонах мальчишки-посыльного. Кусочки разбитого фарфора были разбросаны по брусчатке двора, словно лепестки цветов. ― Англия вернулся! Небрежно натянув на себя одежду, Америка перепрыгивал по две ступеньки за раз. Рубашка осталась незастегнутой у воротника и на талии. Подтяжки висели на бедрах. Но это не имело значения. Его Англия был здесь. Наконец-то вернулся, после десяти лет отсутствия. Прошлый его визит прошел довольно неловко, так как Англия, казалось, был расстроен быстрым ростом и взрослением Америки. Весь год был наполнен его ахами и охами на тему того, каким же миленьким ангелочком Америка был раньше, и того это так достало, что он довольно эксцентрично и даже грубо (чего в тайне стыдился) попросил Англию прекратить. Десять лет скупых писем и растущих налогов не могли восстановить гармонию, но несмотря на увеличивающееся недовольство его народа их родиной, в сердце Америки зияла пустота. ― Англия! Америка выскочил из-за двери и бросился в объятия Англии. ― Уф, ― удивленно произнес старший, пытаясь сохранить равновесие. ― Я думаю, что ты уже достаточно большой парень для этого. Америка покачал головой, продолжая прижиматься к груди своего наставника, скалясь при этом. ― Не хочу быть слишком большим для этого! ― затем добавил мягче. ―Я скучал по тебе, Англия. Нежная рука пробежалась по волосам Америки, и потрескавшиеся губы прижались к его лбу. ― Я тоже скучал по тебе, Америка… ― губы Англии изогнулись, и Америка услышал усмешку в любимом голосе. ― Я привез тебе подарки, крошка. ― Никогда не буду слишком взрослым и для этого тоже, ― засмеялся Америка и, переплетя пальцы с Англией, потянул его в дом, когда щебетание над головой вдруг привлекло его внимание. ― Смотри, Англия, малиновка! До этого было так холодно, что я не видел никого, кроме синиц. ― Малиновка? ― тон Англии стал странно задумчивым, и Америка удивленно оглянулся, заметив, что Англия таращился на их соединенные ладони. ― Что такое? ― Был ли я первым человеком, которого ты увидел сегодня утром за окном, любовь моя? ― Да, и что? Англия вел себя странно (не то чтобы он и так не был немножко тронутым ― феи, ха). ― Не бери в голову, Америка. Просто кое-что мне для размышлений, когда ты станешь немного старше. И все. Америка пожал плечами, слишком счастливый от одного только присутствия Англии, чтобы беспокоиться о задумчивом взгляде, направленном в его сторону. Англия в любом случае расскажет ему позже.14 февраля 1773 Бостон, Массачусетс
― Америка, ты слушаешь? Он вскинулся, виноватое выражение промелькнуло в его глазах, когда он вернул свой взор к собеседнику. Пара малиновок устраивала гнездо на балке, и этот процесс был куда интереснее, чем грызня в тесном сарае. Он чувствовал подступающую к горлу тошноту лишь от одного своего нахождения здесь, с Сыновьями Свободы, бросая вызов Англии. ― Извините, мистер Адамс. Просто… это тяжело для меня, знаете? Суровый взгляд мужчины смягчился, и он похлопал Америку по плечу. ― Знаю, малыш. Англия для тебя не просто какая-то далекая нация, но возлюбленный брат. Мы понимаем твои трудности, но мы больше не его люди, а твои. Мы хотим сражаться за тебя и за свое собственное самоопределение. ― Я знаю, и я благодарен вам, ― ответил Америка, встречаясь глазами со своими людьми. Своими. ― Я мечтаю о земле для всех вас, мечтаю о совершенно другой стране, построенной на равенстве и свободе, где судьба каждого не будет зависеть от его родословной. Но вы должны дать мне чуточку больше времени. Я хочу убедить Англию, показать ему, что я уже вырос. Может быть, он отпустит нас всех без борьбы. Отголоски смеха наполнили помещение до дырявого потолка, глиняные кружки с элем поднялись в подобии тоста. ― Ох, малец, да ты мечтатель, но ведь и мы тоже! ― заметил Ревир. ― Но Англия либо не отпустит тебя легко, либо не отпустит совсем. Мы видим, как собственнически он относится к тебе, и то, как он поступает с отступниками. Неужели ты забыл Резню всего три года назад? Боюсь, что кровопролития не избежать. ― Раз уж вспомнили старого лимонника, не пора ли тебе домой, парень, прежде чем он тебя хватится? ― спросил Адамс с тревогой в голосе. ― Не хотелось бы, чтоб с тобой случилось что-нибудь плохое. ― Я буду осторожен. Как всегда. Америка плотнее запахнул шерстяное пальто, прокладывая свой путь к их городскому особняку, краем сознания отмечая, что пальто опять стало ему мало. Он рос так быстро и уже достиг четырнадцатилетнего возраста по людским меркам, в то время как другие нации все еще оставались бы практически младенцами, прожив столько же, сколько и он. В последнее время они с Англией только и делали, что ссорились, из-за налогов, из-за «неблагодарных» жителей, особенно из-за душащих его законов, принимаемых Лондонским парламентом каждые несколько месяцев. Он начинал было верить Адамсу, Джеферсону и Вашингтону, когда те утверждали, что война неизбежна. Сердце его при этом разрывалось между его людьми и его любовью к Англии. ― Я дома! ― крикнул он, вручив пальто слуге. ― Англия? ― Америка! Куда тебя понесло в такую погоду? Этот ветер способен до костей продуть. Идем, сядешь у огня, я прикажу, чтоб заварили чай. Было что-то успокаивающее в его привычной суете, и Америка позволил Англии повести себя за руку в кабинет и усадить на ковер у кресла. Англия уселся позади, накинув на плечи Америки толстый плед, вытирая морось с его волос теплым полотенцем, которое горничная принесла вместе с чаем. Америка вздохнул и прильнул к ногам Англии, опустив голову ему на колени, и позволил себе затеряться в аромате моря, черного чая и зеленого леса. Как долго еще он сможет наслаждаться этим запахом, крепкими объятьями, и притворяться, что мир снаружи не существует? ― Что тебя заботит, Америка? Ты сам не свой. «Откуда ты знаешь? Тебя никогда нет рядом», ― Америка откинул эти мысли подальше в темные уголки своего сознания и покачал головой. ― Со мной все хорошо. ― Глупости, крошка. Тебе не идет уныние. Скажи, что беспокоит тебя, и я об этом позабочусь, дорогой. Ты же знаешь, я всегда буду защищать тебя. «В этом-то и проблема ― ты все еще видишь во мне ребенка, нуждающегося в твоей защите». ― Просто вроде как-то не по себе. Люди… ― А, ― выдохнул Англия, запуская длинные пальцы в волосы Америки. ― Так я и думал. Иногда наши люди могут противоречить друг другу так сильно, что наши рассудок и сердце готовы разорваться на куски. Слабое утешение, я полагаю, но станет лучше. Из-за твоего быстрого взросления ты ощущаешь все немного острее. ― Из-за быстрого взросления, говоришь? ― пробормотал Америка. ― Возможно. ― Держу пари, я знаю, что тебе поможет, ― Англия с хитрой улыбкой дернул его за Нантакет. ― Или ты забыл, какой сегодня день? ― Сегодня… ох! ― Америка, несмотря ни на что, улыбнулся. ― День святого Валентина. Я получу подарок? ― А когда ты не получал, ты, избалованный дурачок? ― в его словах не было оскорбления, только добродушное подтрунивание, и нервный узел в животе Америки начал рассасываться. ― Держи, милый. Англия вручил ему небольшую плоскую коробочку и накрытый полотенцем поднос, от которого исходил волшебный аромат корицы и мелассы. ― Имбирные пряники! Ты сделал их сам, Англия? ― воскликнул он, схватив с подноса пряник, смутно похожий на человечка. Естественно, он знал ответ ― тесто было плохо сбито и местами подгорело, а местами не пропеклось. ― Конечно, сам. Моя еда ведь лучшая в мире. Америка одарил его улыбкой, не закрывая набитого рта, и Англия закатил глаза, пальцем убирая крошки с его губ. Он задержал палец на его нижней губе на несколько долгих мгновений, и выражение его травянистых глаз заставило Америку понервничать. ― Англия? ― Ах, кажется, тебе пора бы начать прикрывать рот, когда ешь, ― усмехнулся Англия в попытке исправить свою оплошность, если его покрасневшие щеки могли служить каким бы то ни было индикатором. Америка пожал плечами, возвращая свое внимание ко второй части подарка. Что же там? Открыв крышку, Америка обнаружил новую пару дорогих кожаных перчаток черного цвета для верховой езды и небольшое стихотворение. If that from Glove Уou take the letter G, Then Glove is Love And that I send to thee. (Убрав букву «G» из слова «Glove» ― (перчатки), получишь любовь, которую я шлю тебе). ― Ты не должен был… ― Твои старые в ужасающем состоянии, ― произнес Англия, отказываясь смотреть ему в глаза. ― Ты любишь ездить верхом, так что новые нужны были обязательно. Плохо уже то, что ты испортил свои руки, работая в поле. ― Спасибо тебе, ― прошептал Америка, вновь опуская голову на колени Англии, чтобы спрятать румянец на щеках. Конечно, было мило, что Англия заметил, что он любил ездить на лошадях, да и самих лошадей, но было что-то еще в этом подарке, ускользающее от его внимания. Что-то о перчатках и об английских традициях на Валентинов день, но картинка не складывалась воедино. ― Пожалуйста, крошка. Ты ведь еще не вырос достаточно, так что я побуду твоим «возлюбленным» чуточку дольше, хм? Это была та же самая шутка, повторяющаяся из года в год с тех самых пор, когда он был совсем маленьким, и Америка ответил точно так же, как привык за все эти года. Но именно сегодня, в этот Валентинов день, впервые он почувствовал фальшь в своем ответе. ― Всегда.14 февраля 1851 Вашингтон, округ Колумбия
― Америка, нам пришло довольно необычное приглашение из Англии. Америка понадеялся, что удачно скрыл пробежавшую по телу дрожь, сделав вид, что поправляет жилет. ― Приглашение сброситься с обрыва? Помнится, он уже предлагал мне подобное, но я его любезно отклонил. Президент Филлмор нахмурился, морщины вокруг его неулыбчивых губ стали еще более заметны. Он частенько не мог найти общий язык с олицетворением своей страны, особенно в вопросах рабства и экспансии на Запад. ― Или, может, он зовет меня и дальше препираться по поводу договора Клейтона-Булвера? Клянусь, если он не уберет свою задницу из Гондураса, я… ― Америка? ― прервал его президент, потирая виски. ― Я сказал нам пришло, а не тебе. Королева Виктория приглашает представителей стран посетить Всемирную выставку, которая откроется первого мая. Мы также можем внести свою лепту в демонстрацию мировой промышленности. Они столько времени потратили, сооружая помещение для этой выставки ― так называемый Хрустальный дворец. Я уверен, что ее посещение будет отличным дипломатическим ходом, да к тому же это должно быть довольно увлекательно. Также есть отдельное приглашение на ужин и бал для тебя и твоих… компаньонов. ― Да, да, увлекательно, я прям верю, ― Америка демонстративно зевнул, выхватывая приглашение. ― Вы в курсе, что он делает это только потому, что семь лет назад Франция уже устраивал подобное, и он просто хочет заткнуть его за пояс? ― Это неважно. Я уже отослал наше согласие, твое в том числе. И нет, я не принимаю никаких возражений от тебя. Америка закрыл рот, стукнув зубами, и принялся изучать уже составленное расписание событий выставки. ― Ух ты, регата! Ее мы точно должны посетить! ― Америка, для тебя есть еще конверт. Однако на нем нет никаких почтовых отметок, и мы вообще не понимаем, как он попал сюда, так что лучше будет не… Поздно. ―… открывать его. Идиот. ― Что? ― Америка достал из конверта затейливо сложенный листок бумаги. ― Это же какая-то открытка или что-то такое… Что это, черт возьми?! Он повертел в руках толстый пергамент, сложенный в замысловатую головоломку из четырех треугольников, образующих идеальный квадрат. Каждый из них отгибался в сторону, образуя в центре своеобразную букву Х, поверх которой красными чернилами было нарисовано сердце. Филлмор, нагнувшись через плечо Америки, с прищуром оглядел послание, а потом весело расхохотался, чем поверг Америку в изумление, ведь обычно он был более мрачен и суров. ― Конверт-головоломка. Кто-то послал тебе очень сложную валентинку, ― он усмехнулся, смахивая слезу с уголка глаза. Америка вздохнул, понимая, что теперь ему частенько будут припоминать этот случай. Но, к его облегчению, президент, будучи книжным червем, хотя бы знал, как эта хрень работает. ― Так, и что мне с этим делать? ― Ну, нужно открыть его определенным образом, и тогда увидишь стихи или любовное послание, которое нужно прочесть в особом порядке, ― с этими словами он умело задвигал пальцами, и после пары движений конверт раскрылся, являя несколько стихотворных строчек, написанных изящным каллиграфическим почерком, украшенных нарисованными от руки цветами и завитушками. ― Цветы тоже имеют значение… Эта традиция родом из Англии, они любят скрытые смыслы. Так, давай-ка посмотрим… Ползучая ива означает позабытую любовь, душистая рута сожаление, роза… нет, это шиповник ― рана, которая излечилась. Глоксиния ― любовь с первого взгляда, гелиотроп ― преданность, мальва ― что отправитель поглощен любовью. Он перевернул бумагу, показывая единственный, детально прорисованный цветок, окруженный цепочкой из слов. ― Амарант, ― Филлмор взглянул на Америку, и в его взгляде читалась жалость. ― Бессмертная любовь. «Что б ни случилось, не устану говорить, А будет грустно, повторю опять: Уж лучше полюбить и потерять, Чем никогда и вовсе не любить». Боже мой, Америка, это самое трогательное любовное послание, которое я когда-либо видел. Кто тебе это послал? ― Я не знаю, ― буркнул Америка. Он взял пергамент, аккуратно свернул его в квадрат, засунул в конверт и постарался забыть, что вообще когда-либо видел его. Конечно же, он врал. На всем белом свете существовал только один человек, который мог послать ему такое сложное, прекрасное, чудовищное письмо на Валентинов День. ― Я думаю, что знаешь. Это же Анг… ― Не надо. Просто не надо.14 февраля 1943 Сиди-Бу-Зид, Тунис
― Что за провал! ― Англия сбросил свой порванный и обгорелый китель на пол палатки командующего и окунул голову в ближайшее ведро с водой. Та тут же окрасилась в розовый. ― Вашу ж мать, похоже, меня в голову ранили. Кто-нибудь, подайте чертово зеркало и какую-нибудь повязку. ― Прислать вам медика, лорд Керклэнд? ― Нет, юноша. Завтра все как дождем смоет, так что, какой смысл? ― Англия заметил, как скривились губы генерал-лейтенанта Андерсона при слове «юноша», но это было нормально для кого-либо, кто прожил уже больше тысячелетия. Он чувствовал себя сейчас точь-в-точь на свой возраст, в этой войне каждый его прожитый год был куда ощутимее, чем в так называемой Великой. Вот же чертова новая эра! Поле боя стремительно менялось благодаря быстрому прогрессу в вооружении, и это осознание оставляло Англию с кислым привкусом во рту и тошнотой в желудке. ― Операция «Факел», черт возьми! Мы будем единственными, кто здесь сгорит… ― Сэр, могу ли говорить открыто? Американцы… ― Я знаю, юноша, ― Англия устало вздохнул и опустился на походный стул. ― Они неопытны в сухопутных сражениях, глупы и беспечны в диспозиции, а их командование в растерянности. Серьезно, у них должны быть генералы получше, чем этот простофиля Фредендалль. ― Надеюсь, сэр, ― ответил Андерсон. ― Я не хотел бы, чтоб это прозвучало так, словно мы не благодарны за то, что США присоединились к нам в этой войне, мы нуждались в них, но, кажется, что они сильны в воздушных и морских сражениях, а не в окопной войне. Тем не менее… он внушает благоговение, сэр. Такая сила и храбрость, и все же сердце ребенка. Несколько наших видели, как он открыто рыдал над своими погибшими, я лично наблюдал, как он поднял танк над головой и швырнул его, словно он был из папье-маше. ― Он и есть ребенок, генерал-лейтенант. По крайней мере, для таких, как мы. Командующий английской армией входил в то небольшое число людей, кому было известно о личности Англии. Однако Америка, кажется, был с этой точки зрения гораздо менее осмотрительным. «В самом деле, Альфред, швыряться танками там, где тебя могут увидеть, прямой путь к тому, чтобы быть схваченным, маленький ты ублюдок» . Англия удивился, заметив, что Андерсон прячет улыбку за вежливым кашлем в кулак. ― Иногда я в это верю. В конце концов генерал авиации Джонс буквально влетел в свою палатку, ворча о том, как подло с вашей стороны ничего не подарить ему сегодня, ― его смех стал явственнее, но практически любящим. ― Мальчишка на фронте, а думает о шоколаде на Валентинов день от своего возлюбленного! ― Этот мерзавец не мой возлюбленный, и думает он только о своем желудке, ― пробормотал Англия, при этом почувствовал, как покраснела его шея. Улыбка стоящего перед ним офицера стала только коварнее. ― А, так в итоге вы приготовили ему шоколад. ― Ох, отвали! ― Англия огрызнулся, извлек из своего багажа коробочку и стремительно покинул палатку, как он надеялся, не потеряв при этом своего величия. Было несколько странно подходить к американским палаткам. Хриплая музыка и шутки постепенно сменялись стонами боли от раненых и умирающих. Палатка Америки была маленькой, не больше, чем палатки его солдат, и расположена прямо среди остальных. Охраны не было (беспечно), так что Англия просто откинул полог и вошел. ― Америка? ― Это ты, Игги? «Япония, будь ты проклят, и даже не за то, что присоединился к фрицам, а за это мерзкое имечко…» ― Да, это я, Альфред. Где ты, черт возьми? ― Прямо здесь. Англия буквально споткнулся об него, его глаза не успели привыкнуть к тусклому свету в палатке. Америка, завернувшись в тонкий плед, съежился на земле рядом со своей койкой и бездумно рвал упаковку от Херши. Он словно находился в каком-то ступоре, механически заедая проблемы, о чем свидетельствовала кучка серебристых оберток у его ног. Англия мягко коснулся его золотистых волос, теперь припорошенных песком пустыни. ― Потерял тебя из виду сегодня. Тебя ранили? ― его голос был мягким и успокаивающим, каким он обычно говорил с пугливыми лошадьми. ― Попал под танк вообще-то, ― тон мальчишки был таким безразличным, что Англия почувствовал в себе желание его придушить. ― Этот Германия настоящий мудак, наехал танком прямо на траншею, и сделал полуразворот, пока я все еще был под ним. Поработаю потом над его лицом. Думаю, его физиономия только выиграет, если вместо уха будет нос. ― Вот поэтому мы и копаем маленькие окопы. Почему ты не показался фельдшеру, глупец? ― Англия опустился на колени перед ним, принявшись ощупывать его торс. ― Тебе повезло, что тебя не разорвало на кусочки! Боже, твоя форма вся в крови, почему ты хотя бы не переоделся и не помылся?! ― Расслабься, Игги. Все будет прекрасно, по большей части я уже излечился. Пара сломанных ребер да синяков осталось. Руки Англии замерли, когда он наконец содрал с него китель и рубашку, обнаружив под одеждой лишь гладкую золотистую кожу и несколько почти исчезнувших желто-зеленых синяков. ― Что, черт возьми?.. Америка пожал плечами ― привычка, которую Англия находил одновременно раздражающей и очаровательной. ― Что-то меняется во мне из-за этой войны. Я становлюсь сильнее, Артур, даже сильнее, чем обычно. Мэтти бормотал что-то о супермене, когда в последний раз видел меня, но по-моему он просто начитался моих комиксов. ― Он говорил о сверхдержаве, а не супермене. Кое-кто предполагает, что ты становишься тем, кем я являюсь, ― он позволил себе горько фыркнуть, ― являлся. ― Ну, не так уж это и супер. Ты видел, что здесь случилось. Лучше бы ты притащил с собой французов, чем нас, ― он откусил большой кусок от шоколадки и проглотил его, даже не почувствовав вкуса. ― А я вот больше обеспокоен тем, что ты ноешь о том, что тебе не подарили шоколад, в то время как у тебя есть куча своего. ― Черт. Андерсон слышал? ― Ну, ты не такой уж тихий парень, Америка. ― Вот черт. ― Америка нервно поскреб затылок, жест, который Англия не видел годами. В последнее время тот бахвалился о своем геройстве на полную катушку. ― Это из армейского рациона. Довольно дерьмовый, кстати, но я сохранил его на тот случай, когда мне понадобилось бы сладкое, он ни в какое сравнение не идет… ну, ты знаешь… ― Да, ― проклиная свою бледную кожу за быстро разгорающийся на ней румянец, Англия вручил ему белую коробку. ― Держи, придурок, я не собираюсь тут весь день стоять. Америка недолго посомневался, прежде чем открыть чуть помятую из-за доставки коробку. Внутри, среди ароматных лавровых листьев и лепестков роз уместился набор Кэдбери, шоколада, достать который было просто нереально из-за проблем с провизией, учиненных Люфтваффе. ― Но… ― У империи, даже почти исчезнувшей, все еще осталось кое-какое влияние, болван. Англия был шокирован, но в тайне обрадован, вдруг обнаружив себя в объятьях Америки, ведь подобного не происходило уже практически два столетия. Он так вырос, его маленький ангел, и между тем, все еще пытался уместиться на его коленях, как когда-то очень давно. ― Останься? ― Конечно, милый, ― выдохнул Англия, поглаживая Америку по спине и тактично игнорируя его глухие всхлипы. ― Сколько бы тебе ни потребовалось.14 февраля 2012 Париж, Франция
Англия барабанил пальцами по столу, отбивая раздраженный ритм. Каким-то удивительным образом Америка умудрился потеряться на бескрайних просторах между своим номером в отеле и залом для совещаний, находившихся друг от друга всего в трех этажах. Тот факт, что пунктуальность Америки оставляла желать лучшего, даже если здание было одно, крайне раздражал Англию. В глазах всех остальных они были связаны друг с другом, и поступки одного негативно влияли и на другого. ― Где, черт побери, этот придурок? ― не выдержал Германия, вена на его правом виске начала пульсировать. ― Я никогда не пойму, как он вообще умудряется побеждать кого-либо в войнах. ― Ах, но он всегда опаздывает на вечеринки, ― медленно протянул Франция, покручивая в пальцах ручку, как одну из своих роз. ― Возможно, милый Америка готовит чудесный романтический вечер для своего возлюбленного, нет? Все взгляды тут же вперились в Англию, некоторые из их обладателей спрятали смешки за вежливым покашливанием в кулак. Он уставился в свои бумаги, решительно не собираясь встречаться ни с одним из этих взглядов. Казалось, что уже все в курсе его одержимости бывшим воспитанником. Все, кроме самого Америки, невежественного придурка. Семьдесят лет шуток об их «особых отношениях» пролетели мимо Америки, тот лишь надевал свою голливудскую улыбку и закидывал руку на плечи Англии в дружеской манере, не замечая, как тот напрягается под ней и как расцветают красным его щеки. Вот уже несколько столетий как его сердце принадлежало этому прекрасному, капризному, раздражающему мальчишке, и это начало пробирать Англию до костей. Он не был точно уверен, почему он все еще цеплялся за слабую надежду, что когда-нибудь Америка заметит тонкие намеки на его влечение ― приготовленную самолично еду, шедшую в комплекте с присказкой, что он не стал бы утруждать себя, если бы его не волновало состояние Америки, или изящный символизм в подарках. О, да, он все еще дарил ему подарки на каждый Валентинов день с того ужасного 1943, и мальчишка всегда выглядел искренне благодарным, сжимая Англию в сокрушительных объятьях или по-детски целуя в лоб. Однако до Америки, кажется, не доходило, что чувства, которые он пытался выразить, куда как далеки от дружбы. Иногда Англия даже принимал решение позабыть эту невозможную любовь и двигаться дальше, но потом они снова встречались с Америкой, и это решение разбивалось на части под тяжелым взглядом голубых, как летнее небо, глаз. Вздохнув, он с глухим стуком уронил голову на стол. «Кого ты обманываешь, старый дурак? Это создание захватило твое сердце с первой вашей встречи. Нет смысла делать вид, что оно принадлежит не ему». ― Срань господня! Извиняюсь, что опоздал. Я же опоздал, да? В смысле, эти часы правильные? Вот дерьмо! Америка стоял в проходе, сумка для документов свисала с локтя, оттягивая рукав его летной куртки. Он был одет в рваные Levis и черную футболку, на которой гордо красовалась надпись: «А еще я могу убить тебя силой мысли», его волосы были настолько взъерошены, что даже Нантакет не выделялся среди спутанных прядей. Линялые конверсы в красно-белую полоску завершали картину полного отсутствия профессионализма, и Англия мгновенно позабыл все, о чем только что думал. ― Ты, тупица! ― заорал он, шлепнув Америку по голове папкой для документов. ― Невыносимый болван! Ты опоздал на сорок минут, и у тебя еще хватило наглости припереться сюда одетым, как студент на каникулах! Где ты, черт возьми, был? ― Господи, Игги, прими успокоительное. Я думал, что успею забежать по делам перед собранием, но около отдела доставки произошла авария, так что такси оказалось бесполезно, а еще французы не очень-то любят нас, американцев, так что даже не помогли мне узнать хотя бы направление, чтобы дойти пешком. ― Америка поднял руки в защитном жесте, словно это могло спасти его от следующей атаки офисной канцелярией. ― Плюс ко всему, ты знаешь, они же гребанные французы, поэтому они одновременно вели себя как мудаки и пытались приставать ко мне. ― Хонхонхон… ― Заткнись, лягушка, ― Англия взглянул на своего старого врага, который играл бровями и посылал Америке воздушные поцелуйчики. ― Во имя всех святых, прекрати это. Ты выглядишь еще более мерзким, когда пытаешься быть привлекательным. Мальчишка может быть и безрассуден, но не настолько же. ― Фу, ― согласился Америка, ― я бы не трахнулся с тобой, даже если можно было бы использовать член Мэтти вместо своего, Францис. ― Эй, ― из угла раздался слабый возглас, сопровождаемый детским «Кто ты?». Англия проигнорировал его. Как и все остальные. ― И что же такого важного было в службе доставки, что не могло дождаться окончания собрания? Выражение лица Америки вдруг поменялось на пристыженное, он с противным скрипом шаркнул мокрыми кедами по линолеуму. ― Я расскажу тебе позже, окей? Обещаю, я сейчас тихонько сяду, заткнусь и буду весь во внимании. ― Нет, ― ответил Англия, ткнув пальцем в его грудь. ― Не окей. Ты расскажешь мне прямо сейчас. ― Я был бы не против, если бы он заткнулся и был во внимании, ― пробормотал Германия, потеряв уже всякую надежду на нормальное совещание. «Словно у нас было хоть одно нормальное». ― Серьезно, Игги, это не может… ― Альфред Ф. Джонс, ты расскажешь мне все немедленно! ― Прекрасно, черт возьми! Я должен был успеть в доставку перед собранием, потому что мы бы закончили поздно, и офис бы уже закрылся, а это мне нужно было сегодня! Теперь ты счастлив, что смог унизить меня перед, я не знаю, «всеми»? ― вскричал Альфред и, откопав из недр своей сумки мило упакованную коробочку, швырнул ее в руки Англии. Взгляд его был прикован к шнуркам на кедах, зубы сжаты, а скулы нещадно покраснели. Англия уставился на подарок («Это же действительно подарок для меня, правда?»), прежде чем поддаться любопытству и потянуть за ленточку. «Наверное, это конфеты или что-то такое. Мальчишка, должно быть, почувствовал себя обязанным из-за того, что до этого всегда я дарил ему что-то, и решил ответить взаимностью. Опоздал из-за меня, мой милый дурачок». Однако разорвав бумагу и открыв крышку коробки, он обнаружил внутри совершенно иное ― пару кожаных перчаток ручной работы, искусно окрашенных в темно-бордовый цвет, прекрасно подходящих по цвету к его любимому пальто от Бербери. «Он просто вспомнил, что я когда-то дарил ему перчатки», ― попытался придумать оправдание Англия, не обращая внимания на зашедшееся сердце. ― «Он не знает, что это традиционный подарок для влюбленных». ― Альфред, они чудесны… ― он вытащил одну, намереваясь примерить, и, кажется, его легкие вовсе отказались работать. ― А-Альфред… ― Так из-за чего весь сыр-бор, Англ?.. ― прозвучавший у уха взволнованный вздох вывел Англию из ступора. ― Англия, это то, о чем я думаю? На четвертом пальце оставшейся перчатки (левой перчатки, он серьезно?) обнаружилось тяжелое золотое кольцо. Он никак не мог унять дрожь в своих пальцах, пока доставал его. Это была печатка, с большим драгоценным кабошоном с Британским Королевским гербом, выгравированным до мельчайшей детали, вплоть до девиза «Бог и мое право». Камень сам по себе был редким ― Голубой Джон, особо прекрасный образец цвета глубокого индиго, минерал, который можно было найти только в его землях. Ценность этого, казалось бы, обычного подарка, учтенный символизм, проявленный вкус ― все это настолько не вязалось с Америкой, что Англия почувствовал стыд, за то, что недооценивал его. «Я знаю его лучше всех, так должен был помнить, что он только прикидывается дурачком». ― Ты был первым, кого я увидел сегодняшним утром, ― тихо произнес Америка, эхо отразило звук его голоса в комнате, полной сплетников, жадно внимавших каждому слову. ― За окном моего номера, ругающимся на служащего отеля, чтобы он даже дышать не смел на твой Астон Мартин, ― уголки его губ дернулись, почти расплываясь в призрачной улыбке. ― А на дереве у главного входа в гостиницу я обнаружил гнездо малиновки. Малиновок я видел каждый год в этот день на протяжении двух столетий. И уже давно перестал считать это совпадением. ― Ты… ведь знаешь, что значит это предсказание? ― Конечно, знаю, ― ответил Альфред, все еще отказываясь взглянуть в глаза Англии. ― Это ведь все-таки твоя традиция. ― Чей-то внезапный смешок заставил Америку кашлянуть и посмотреть в окно, в проваленной попытке казаться беззаботным. ― Я имею в виду, ты вбивал мне в голову все это историческое дерьмо, так что неудивительно, что что-то все-таки застряло там. ― Ребенок цундере тоже цундере, ― выдохнул Кику себе под нос, направляя камеру телефона прямо на лицо Америки. Кто-то успел пробормотать «Заткнись, Кику!», когда Америка наконец поднял свои прекрасные глаза на Англию. В них был страх, настоящий страх, но еще и желание, и тепло, и любовь, такая сильная, что Англия был ошарашен тому, что умудрился упускать это все на протяжении стольких лет. ― И так как сейчас високосный год и все такое, и я обещал дарить тебе подарки, когда вырасту большим и сильным, я подумал… в смысле, согласишься ли ты… ― Америка запнулся и умолк, с силой сжав руки перед собой. ― Черт, Англия, ты понял, к чему я веду, так скажи уже что-нибудь. ― Первой птицей, которую я сегодня увидел, был воробей, ― ответил Англия, раскрывая свои истинные чувства. ― Выглядит вполне приемлемо. Америка засмеялся, облегченно и радостно. ― Жестоко, Игги! Моя экономика уже налаживается, ― Америка выхватил кольцо из рук Англии. ― Это значит «да»? ― Да, милый, ― он приласкал правой ладонью горящую щеку Америки, протягивая ему левую. ― Все, что тебе нужно было сделать, просто спросить. Комната тут же наполнилась радостными возгласами и поздравлениями, кто-то передавал кому-то проспоренные деньги (вот ублюдки), пока Америка надевал кольцо ему на палец и подносил руку к своим губам. Весь мир (буквально) наблюдал за ними, Америка краснел и улыбался как Чеширский Кот, Франция обменивался пошлыми шуточками с Испанией и Пруссией, но весь мир Англии сузился до их соединенных рук и до губ Америки. И он решил, что приличия могут отправляться к черту, сегодня из всех дней он простит себе это упущение. Притянув Альфреда за грудки, он соединил их губы в ошеломительном поцелуе. ― С днем святого Валентина, любимый. __________ Традиция первая (1685). Римский фестиваль плодородия Луперкалии включал в себя любовную лотерею, и эта традиция попала в Англию во времена Римского права. Праздник слился воедино со днем святого Валентина во времена обращения в Христианство, но традиция сохранялась вплоть до последнего столетия. Оттуда и пошло выражение «To wear your heart on your sleeve» ― показать свои истинные чувства. Традиция вторая (1760). Любовные гадания были популярны в Англии с Римских времен до начала Викторианской эпохи. Считалось, что девушка выйдет замуж за первого мужчину, которого она увидела в окно в день святого Валентина. Первая замеченная птица в этот день расскажет о том, каким он будет. Малиновка означает моряка, а воробей ― бедняка, с которым она будет очень счастлива. Традиция третья (1773). В Саксонской Англии молодые мужчины обычно дарили своим возлюбленным перчатки, которые означали власть. Америка позабыл об этом и поэтому сбит с толку. Стихи обычно сопровождали подарок. Имбирный пряник тоже обычное угощение, которое вручалось любимым. Здесь также упоминается Бостонская бойня 1770 года, послужившая толчком к Бостонскому чаепитию. Традиция четвертая (1851). Начиная с конца 1660-х и вплоть до Первой Мировой, Валентинки были очень популярны в Англии. В Викторианскую эпоху они стали особо тщательно продуманным изделием из кружевной бумаги, вельвета и сатиновых лент. Конверт-головоломка или открытка, сложенная оригами, позволяли юношам поместить туда более пылкое или секретное признание своей возлюбленной, если он желал скрыть что-либо от строгих родителей. Также здесь упомянуты: Всемирная выставка 1851 и первая всемирная ярмарка. И книжный червь президент Миллард Филлмор. Нет, серьезно, он положил начало библиотеки в Белом доме. Стихи принадлежат авторству Альфреда Лорда Теннисона In Memoriam:27, написаны в 1850 году. (прим. пер.: в тексте использован собственный вольный стихотворный перевод) Традиция пятая (1943). Шоколад, конечно, и авторская интерпретация канонного стрипа про день святого Валентина. Лавровый лист, смешанный с лепестками роз, или сбрызнутый розовой водой, означает «надежду в любви». Битва за перевал Кассерин во время операции «Факел» в Тунисе была первой битвой, когда американская армия встретилась с немецкой. Американцы потерпели поражение из-за неопытности и некомпетентного руководства. Многие солдаты действительно погибали в траншеях под танками. Британцы, естественно, не были рады поражению, но для американской армии это послужило неплохим уроком. Традиция шестая (2012). Для женщины в Англии было приемлемо попросить руки своего избранника на день святого Валентина, если год был високосным. Это не означает, что Америка играет здесь женскую роль, однако Англия долгое время был для него отцом, братом, наставником, а также именно он дарил подарки (традиционно мужская роль). Кольцо-печатка ― тяжелое кольцо с выгравированной на камне (или на металле) печатью, обычно его вдавливали в сургуч для идентификации подлинности королевских документов или документов знатных дворян. Британский Королевский Герб держат в лапах золотой лев и единорог на цепи. Он увенчан короной, а также еще одним львом. На ленте снизу красуется девиз «Бог и мое право». «Голубой Джон» ― вид флюорита, который добывают в крошечной области Дербишира в Англии. Его цвет варьируется от прозрачного до золотисто-желтого с зигзагообразными линиями насыщенно-синего.