Кабуки

Это напоминало странный ритуал: Яо почти невесомыми касаниями кисточки красил губы Кику алым и крепко сжимал ткань его кимоно. Они играли в несочетаемое. Мужчины в женских нарядах. Воинственность, облаченная в кокетство, выбеленная кожа, познавшая столько крови; тяжесть гребня в волосах вместо тяжести шлема, звон украшений вместо звона стали. Влажный блеск накрашенных губ и сухость во рту. — Ты же ничего не знаешь о кабуки, — зачарованно произносит Кику. — Горю желанием это исправить. Прекрасная, нелепая затея. Предстать вот так перед юным Им Ён Су, который капризничал и ерзал, прося братьев показать ему, как же выглядят настоящие, живые артисты кабуки. И деспотичный Яо не желает оказать ему даже этой услуги. Он достает свои лучшие шелка и драгоценности, белила и краску, увлекает Кику за руку и задвигает за ними фусуму. Яо — единственное, что им дóлжно знать под этими тяжелыми небесами. Он смотрит Кику в глаза. Властно касается рукой щеки, ведет большим пальцем от уха к губам и стирает к чертям всю краску. Кику не понимает, почему он поддается. Яо сидит перед ним с распущенными волосами и двигается так плавно и гибко, что всё его тело кажется одной изящной линией. Кику вспоминает, как часами выводил такие же изящные линии иероглифов на пергаменте. Как брат бил его по рукам за каждый кривой штрих и заставлял начинать всё заново. Рука пылает воспоминанием, а Кику хочется коснуться его. Жестокая, насмешливая складка у накрашенных глаз Яо. Но Кику сдается его мягкости. — И для кого это представление? Он ждет, что Яо безразлично скажет: для Им Ён Су. Но вместо этого Кику слышит: — Для меня.