Prediction

— Это опасно, сестра. Мы не можем так рисковать, — Адиль сидел у окна, уставившись на водную гладь. Вот уже целый день он пытался убедить Айбиге не брать маленького Мехмеда с собой в плавание и не оставаться с ним здесь, на Голубином острове, где ее легко могли обнаружить. Странная болезнь Мехмеда, от которой не помогало ни одно из снадобий, могла привести к серьезным последствиям. Уж кому, как не Адилю, было это хорошо известно. И он уже почти уговорил капитана оставить сына вместе с ним здесь, на острове, где Мехмед под присмотром дяди мог бы быстро поправиться, но настойчивость Айбиге портила все дело. — Я уже потеряла одного сына, не позволю отнять и второго, — ханым продолжала стоять на своем. — Уверена, Адиль, дорогой брат, ты сумеешь что-нибудь придумать, я точно знаю. Бесполезно. Упрямая, как в детстве. Вздохнув, Адиль направился к выходу. — С твоего позволения, дорогая сестра. — Эй, стой, это что значит? Ты отказываешься? — выскочив наружу, Айбиге крикнула ему вслед. — Ну и уходи, — добавила она чуть потише. — Жалкий трус. Никто, никто не посмеет забрать у нее Мехмеда. Она пробудет с ним здесь столько, сколько нужно, пусть и придется скрываться и прятаться. Она сможет себя защитить. Закрыв дверь, ханым подошла к столику с подносом и со злости опрокинула его на пол, отчего вся еда и питье растеклись по ковру грязной лужей. Внезапно за спиной раздался голос Мурада-реиса: — Ему уже лучше. Пойдем. Мехмед сидел на кровати в полутемной комнате, еле освещаемой огоньками свечей и горевшего камина. Вокруг суетился Адиль, поддерживая огонь, чтобы согреть воды для снадобий и настоев. — Мама, я видел огонь, — тихо сказал Мехмед, — корабли тонули, люди… — Тихо, тихо, сынок, — Айбиге обняла его и принялась укачивать. — Ты кошмар ночной видел, но сейчас все прошло, я рядом. — Мама, а ты правда скоро уедешь? Чуя, что сейчас разразится буря, Адиль поспешил за дверь. Когда ханым смотрела на него так укоризненно, означало, что хорошего можно не ожидать. — Не бойся, — Мурад-реис провел ладонью по ее волосам, — ты должна быть сильной, если хочешь его защитить. Мы останемся здесь, пока есть возможность, но должны быть готовы к тому, что нас могут найти. Наймем в команду новых людей, а оружия и запасов в крепости хватит еще на год вперед, — он присел рядом и обнял Айбиге за плечи. — Пока я жив, я никому не позволю тронуть свою семью. Реис был согласен с ее решением. Более того, он шел на очень большой риск, отказываясь от уговоров и советов своего друга Адиля. И в этот момент Айбиге начала осознавать, насколько она дорога ему, какое место она занимала в его сердце. Мурад был порой груб и неоправданно суров с нею, но он любил ее. Такой была его любовь, странная, порой жестокая и разрушительная сила, которую он легко обращал против любого, кто пытался навредить или всего лишь бросал косой взгляд в сторону его жены, матери его сына. И сейчас он поставил на карту все, что у него было. Он был рядом. *** 1540 год. — Девлетшах-хатун — она красивая? — Эмин сидел в покоях отца — за это время он так ни разу и не назвал Бали-бея так — и вертел в руке маленький кинжал, богато украшенный камнями. — Очень, — старший Малкочоглу в окружении слуг стоял у зеркала: предстояла долгая подготовка. Очередная примерка свадебного наряда слишком затянулась, и только беседа с сыном позволяла держаться. — Она добрая и красивая, — и, вздохнув, добавил: — Она тебе сразу понравится. За этот год многое произошло. Внезапная весть о смерти матери сильно опечалила Эмина, он стал более замкнутым, необщительным, порой Бали-бей видел в нем взрослого себя, такого же хмурого и угрюмого. Предстоящая свадьба ничуть не радовала: на все это Малкочоглу шел только, чтобы покрыть расходы Ахмеда и исправить бедственное положение санджака. Казна города стремительно пустела. Всячески пресекая попытки очернить брата в глазах султана, он, как мог, старался навести порядок в Семендире. Все делал для того, чтобы если вдруг сюда явятся доверенные люди Повелителя, ничто не бросало бы тень на репутацию семьи Малкочоглу. После долгих пересудов и разбирательств местный кадий все же позволил Бали-бею признать Эмина своим сыном, однако прав наследования тот лишался, так как не был рожден в законном браке. Впрочем, сам Эмин не слишком занимал себя мыслями об этом: все еще тянуло его к морю, туда, где он вырос, туда, где провел столько лет. Учитель часто рассказывал ему о дальних землях, о диковинных зверях и цветах. Малкочоглу видел, с каким интересом Эмин слушал эти сказы о путешествиях, и не пожалел ни акче, чтобы достать диковинную вещь того времени — карту. Ту самую, на которой моряки и путешественники изобразили, как выглядит Земля, как расположены города и моря. Один ага продал ее почти за бесценок — карту он выкупил у заезжих торговцев из Баварии и, разумеется, не смог понять в силу своей необразованности, что эти неверные на ней изобразили. Все надписи казались просто красивыми узорами. А сам Бали-бей прекрасно говорил на том языке, что помогло ему не просто перевести карту, но и проводить еще больше времени с сыном. — А ты любишь ее? Ох, дети. Эти наивные вопросы подразумевают совсем простой ответ, но как сложно при этом сказать правду. — Я ни разу ее не видел, — начал Малкочоглу, — но многое слышал, что о ней рассказывали. Девлетшах будет мне хорошей женой, родит много детей. И я буду ее ценить и уважать. — А любить, любить ты ее будешь, Бали-бей? Дав слугам понять, что на сегодня примерка окончена, Бали-бей сел на тахту рядом с Эмином. Как объяснить ему, что такое брак по расчету, как понятно и доступно рассказать, что не всегда люди могут быть вместе со своими любимыми? Большого опыта в воспитании детей у Малкочоглу не было, потому он предпочитал уходить от таких вопросов. — Я любил Айбиге-хатун — твою маму — и люблю ее сейчас, да упокоит Аллах ее душу. И, безусловно, женился бы на ней, если бы она уже не вышла замуж, — слова давались с трудом. Еще свежи были в памяти воспоминания от того утра, когда в санджак прибыл гонец с письмом из столицы от самой Хюррем Султан. — Одно тебе скажу: любовь рождается в браке. — Как брат Яхья? — о Мехмеде в последнее время Эмин почти не спрашивал. Слишком много времени прошло. — Да, можешь считать так. А теперь пойдем стрелять из лука. Покажешь свои умения! *** Рустем-паша только недавно вернулся домой и сейчас, сидя в хаммаме, обдумывал то, что недавно видел близ корабля Барбароссы. Девица. Мертвая, бледная, с изуродованным лицом и несколькими ранами на теле. Зеленый кафтан и белая рубаха были испачканы кровью. Кому-то явно очень не хотелось, чтобы ее узнали. Это точно была не Айбиге-хатун — в памяти снова всплыла история с неудачным падением с коня. Но и для кого-то ее смерть явно была на руку. Только вот для кого? Кто так сильно этого желал? Может, сама Айбиге решила избавиться от преследования, выдумав собственную смерть? Просто, слишком просто. Да и совсем не в ее духе. Она скорее бы стала грозой морей, прославилась бы на все Белое* море и потопила немало кораблей, чем вот так легко списала себя со счетов. Кто-то все же за этим стоял. Кто? Мурад-реис? Его команда? Другие пираты? Голова паши разрывалась от множества безумных мыслей и догадок. Он вспоминал свой визит в дом реиса, вспоминал, как испуганно на него смотрела Айбиге: в тот день она уже не была похожа на бойкую девчонку, так любившую авантюры и приключения. Возможно, повзрослела, изменилась. И тот живой огонь, сиявший в ее глазах, не был виден теперь — наверно, из-за того, что ее лицо скрывал тонкий платок из легкой ткани. В порту все говаривали, что Мурад-реис крайне ревнив. Впрочем, и от прежнего доброго конюха Рустема у паши осталось только имя. Мрачный, постоянно что-то подозревавший, он почти не улыбался и как тень ходил по коридору дворца. Советники и шехзаде не любили его и не слушали его мнение — но что Рустему было до них, пока его покровительница, Хасеки Хюррем Султан, была в милости у Повелителя. Пока его женой была сама Михримах Султан, его единственная и любимая дочь. А может… Паша поймал себя на весьма странной мысли. А может, Айбиге-хатун просто стала мудрее и копит силы для решающего удара? Ведь в тот ужин они ни разу не обмолвились. Он понимал, что Айбиге могла просто бояться реакции мужа и потому сидела молча. Однако когда Рустем случайно заговорил о Малкочоглу, он успел заметить, как изменился ее взгляд. Как гневно она посмотрела на Мурада-реиса после того, как тот отпустил несколько бранных словечек в сторону Бали-бея. Ай да Малкочоглу, везде успел! Султанши по нему томно вздыхают, дочери ханские, девицы из таверн все его — паша невольно рассмеялся, вспомнив, как юная Михримах Султан все пыталась влюбить в себя хранителя покоев, а он все выбирал между ханым и простой танцовщицей. Впрочем, лучше пока не сообщать об этом ни жене, ни самой Хюррем Султан. Пусть считают Айбиге погибшей, как уже было однажды. А он, Рустем-паша, распутает этот клубок и найдет истину, чем еще больше завоюет доверие Повелителя и приблизится к посту Великого визиря. Сейчас оставалось полагаться на самого себя и свои силы. И пусть ради этого придется проводить все больше времени с Барбароссой и втираться к нему в доверие, лишь бы брал с собой в плавание, — паша был уверен, его старания не будут напрасными. Надев чистую одежду и подвязавшись поясом, Рустем направился в свои покои.