Перед смертью не надышишься

      Её лицо – пожелтевший пергаментный лист, испещренный древними рунами на никому не известном языке. На листе внизу стоит подпись цвета крови. Она так и не отказалась от губной помады, это немногое, что осталось от былой красоты. И истрепавшаяся черно-белая фотография, которую она всегда использует вместо закладки, когда читает.       На снимке она не одна, рядом стоит человек, предложивший ей то, что она всю жизнь отчаянно искала, но страшилась себе в этом признаться. Он пообещал, что сделает её счастливой, чего бы это ни стоило. Там, много лет назад он тоже молод, в светлых глазах сверкают задорные искорки. А она смотрит куда-то в сторону и улыбается якобы неохотно.       Вашисте скоро исполнится восемьдесят лет. У неё уже не осталось ни сил цепляться за жизнь, ни желания. Она горько улыбается, задаваясь вечными вопросами, на которые нет ответа. И часто моргает, даже не думая о том, что в доме больше никого нет и ей незачем сохранять привычное самообладание.       Смерть вошла в их дом одинокой чужачкой без роду и племени. Маллос умер легко. Однажды он просто не проснулся. Перепуганная Вашиста вызвала «скорую», хотя поняла, что произошло. Поездка в морг опустошила её окончательно, дома с ней случилась истерика.       Теперь она плохо спит. Вовсе не потому, что боится умереть. Вашиста достает из книги старое фото и подолгу смотрит, вновь и вновь возвращаясь мыслями в то время, когда была счастлива. Когда они были счастливы. Вместе.       Киоми, их приемная дочь, узнала о случившемся от соседей, с которыми поддерживает дружеские отношения. Вашиста отрицательно мотает головой, когда Киоми говорит, что хочет приехать и заняться проводами Маллоса в последний путь.       - В конце концов, он был моим отцом! – уязвленно произносит Киоми в ответ на категоричное «нет».       - Приемным! – восклицает Вашиста, бросив трубку.       Они пытались завести ребенка, но с годами оставили эту безуспешную затею. А потом Рафаэль – давний друг Маллоса – неожиданно погиб в автокатастрофе, оставив сиротой малолетнюю дочь. Маллос привел девочку в дом, планируя со временем подыскать подходящих приемных родителей через органы соцопеки. Но Вашиста привязалась к девочке и упросила мужа подать документы на усыновление. Киоми было тогда восемь лет, так что она знала, кто её настоящие родители. Правда, все равно не любила, когда ей напоминали, что она неродная, как сейчас.       Вашиста чувствует, что неправа по отношению к дочери, но делает по-своему. Все на широкую ногу, как и любил Маллос. Приготовления ненадолго отвлекают от того, что ей предстоит вернуться в дом, который теперь, сколько бы гостей в нем ни было, всегда будет пуст.       Киоми, переступив через обиду, приезжает на похороны. Она обнимает Вашисту, шепчет слова утешения, не зная, какие правильные. Вашиста в ответ лишь молча качает головой, поджав дрожащие губы. Правильных слов нет и быть не может. А слова Киоми лишь какофония для разбитого сердца. Вашиста хочет уйти и страшится.       Она не хочет, чтобы Киоми осталась с ней. Дочь не понимает многих вещей. И хорошо. Может, будет счастливее Вашисты. Киоми с сомнением смотрит на мать, но, зная её упрямство, не настаивает.       Каждый звук для Вашисты теперь отзывается эхом на весь их двухэтажный особняк, будь то скрип двери или дребезжание стекол. В доме теперь слышно каждый вздох и даже шуршание платья.       Она смотрит на вещи Маллоса и чувствует боль в груди. Вашиста не хочет от них избавляться, она была счастлива в этом прошлом. А еще её грызет чувство вины. За то, что она никогда не говорила ему три заветных слова. Они были вместе тридцать четыре года, и ни разу Вашиста их не произнесла. Всегда что-то её останавливало, и она говорила себе, что потом обязательно их скажет. Теперь, глядя на старую фотографию, она думает: но Маллос ведь и так все знал? Чувствовал же? Или он всю жизнь ощущал нехватку тепла от жены, но молчал? У Вашисты на языке вертелось столько вопросов. И никогда Маллос ни на один из них не ответит.       - Мы отказались от всего… ради этого? – однажды кричит она, глядя в зеркало.       Маллосу и раньше хотелось стать человеком. Вашиста колебалась, не зная, как относиться к такой идее мужа. С одной стороны, все казалось правильным, а с другой… Был в этом какой-то изъян, которого быть не должно. Решающую роль сыграло появление Киоми в их жизни. Вашиста согласилась отказаться от всего, что у них было прежде. Включая бессмертие. И теперь расплачивалась за это.       Воспоминания проносятся в памяти, сменяя друг друга. Она сжимает в кулак худую морщинистую руку. Она чувствует незримое присутствие мужа. Поначалу Вашисту радует это открытие, она даже что-то шепчет мужу. Но со временем начинает пугать. Вашиста знает легенду: якобы смерть приходит в обличье любимого человека.       - Уходи, - бормочет она, листая семейный альбом.       Вашиста знает, почему чувствует присутствие Маллоса даже спустя год после его смерти. Сила связывающих их уз не ослабевает. Кусая губы, она вынуждена признать: Маллос сдержал свое обещание подарить ей счастливую жизнь. Но Вашисте этого мало, она готова на все, лишь бы урвать еще. Лишь бы вновь увидеть ставшую родной усмешку. Проходит еще год, затем другой, но ничего не меняется.       «Он на моем месте нашел бы способ!» - твердит Вашиста. Семейный альбом сменяют книги заклинаний, которые она успела позабыть за годы смертной жизни. Подслеповато щурясь, она изучает их одну за другой. Где-то должно быть описание соответствующего ритуала, не сам же Маллос его придумал.       А если сам?       Она бродит по дому, теперь больше напоминая собственный призрак. Теперь, спустя три года, ей кажется, что нет никакого волшебства, а дело лишь в её чувствах к Маллосу. Боль утраты притупляется, но старая фотография по-прежнему кочует из одной книги в другую.       Портал в их счастливое прошлое. Вашиста грустно смеется собственной глупости, но смех резко обрывается, сменяясь слезами. Проведя ладонью по снимку, она ощущает до боли знакомое покалывание в ладони. Да нет, померещилось, не может быть…       А если может?       Вашиста вновь, на сей раз медленнее, гладит снимок, прислушиваясь к себе. У неё болят глаза, но сна ни в одном глазу. Неужели разгадка совсем рядом. Слепящая вспышка бьет в расписанное морозным узором окно спальни. И это не солнце. Вашиста, крепко сжав в руке фотографию, решительно встает кресла. Она даже не замечает, как лежавшая у неё на коленях книга с глухим стуком падает на пол.       Ни магического круга, ни жертвоприношения, ни похода на кладбище.       - Euphas Meta him, frugativi et apellavi, - тихо произносит Вашиста, глотая слезы. Она не слышит, как позади вдребезги раскололись стекла в зеркале и окне. Она видит приближающийся ураган, но не чувствует ни тени страха.       Вашиста совсем не удивляется, увидев худощавую фигуру мужа.       - Я ждал, - с легким оттенком нетерпения говорит Маллос. – Уверена, что хочешь именно этого?       - Ты еще спрашиваешь, - Вашиста качает головой, её волосы треплет холодный ветер. – Но почему ты не сказал, что…       - Таково было условие, - пожимает плечами Маллос. – Я не имел права его нарушить.       - Права делать этот портал ты ведь тоже не имел? – Вашиста знает его слишком хорошо.       - Не имел, - признаёт демон.       - И…что нас ждет? – спрашивает она, делая шаг навстречу.       - Честно? Ничего хорошего, - привычно кривит губы Маллос, крепко сжимая узкую ладонь Вашисты. Они оба понимают, какой это риск. Им придется столкнуться с гневом Повелителя. Но это будет потом. А сейчас…       А сейчас она отправляется туда, где ей снова двадцать пять лет.       И она успеет произнести нужные слова.