«Я думаю, многие из нас, возможно весь город, надеялись вопреки всему, что Джейсон не утонул четвертого июля. Что мы придем в понедельник в школу и там будет Джейсон. Или что мы увидим его и Шерил на диванчике у „Попса“, но это было до неопровержимого и безвозвратного факта его раздувшегося, утопленного тела; трупа, с пулевым отверстием во лбу и страшных тайн, которые могут быть выявлены только холодным, стальным лезвием скальпеля коронера или явкой с повинной виновного».
Джагхед захлопывает крышку ноутбука и откидывается на спинку стула, когда в класс входит Шерил, а за ней Эмма Купер. Блоссом уже наделала шума, когда была уведена с уроков шерифом и созналась, что «первая» смерть Джейсона была фейком. Она держалась так же холодно и неприступно, разве что сбежала с футбольного матча и расплакалась в женской раздевалке. Так говорят, по крайней мере.
Джонсу кажется, что Купер определенно точно знала, что четвертого июля Джейсон не погиб, раз сейчас ее не узнать: Купер впервые не надела что-то розовое или блестящее, показательно нацепив черные джинсы и темные очки, скрывающие не накрашенные покрасневшие глаза. Купер впервые не отпустила ни одного оскорбительного комментария в сторону одноклассников, входя в класс, не поприветствовала его привычным «привет Джагхед Джонс Третий», хотя, надо признать, она с этим завязала после вечеринки — сучка держит свое слово.
В течении всего школьного дня Купер молчит — не то, чтобы Джонс замечал, просто непривычная тишина без ее мерзкого голоса сильно давит на уши. В обеденный перерыв Купер садится за стол с Блоссом и что-то обсуждает, когда к ней подходит шериф, привлекая к их столику и без того кучу внимания.
— Эмма Купер, вы арестованы по подозрению в убийстве Джейсона Блоссома. — шериф сохраняет на лице каменную маску безразличия, а Эмма лишь удивленно поднимает бровь и просит позвонить ее адвокату, протягивая сомкнутые запястья мистеру Келлеру. Ее увозят в участок, а перепуганная Бетти мечется из стороны в сторону, звоня родителям.
Джагхед немного
невероятно рад, что устроился работать в сине-золотую именно несколько дней назад, а не сегодня, когда Эмму Купер допрашивают в участке, потому что ее алиби оказалось ложным — некрасиво было бы напрашиваться в расследование к ее сестре в такой ситуации.
Бетти следующие два дня ходит сама не своя, пока Купер маринуют в участке и не подпускают к ней никого, кроме загадочного адвоката.
Через еще два дня, когда Джагхед сидит в школьном дворе и разговаривает с Арчи, к ним подходят Вероника с Бетти, а за ними подлетает возбужденный Кевин.
— Вы не представляете, что я узнал! — парень запыхавшись плюхается на скамейку рядом с ребятами и кладет портфель на стол. — Не знаю, насколько это секретная информация, но точно не для большого круга людей, так что держите рот на замке, — наказывает Келлер, активно жестикулируя.
Вероника с еле заметной брезгливостью присаживается на скамейку, а Бетти делает вид, что ее совершенно не интересует информация об, очевидно, сестре. Эмма не разговаривала с ней все эти дни отсиживаясь в комнате, а родители постоянно уходили от темы, когда младшая Купер задавала вопросы в лоб.
— В общем, когда выяснилось, что Джейсон был убит, при этом вовсе не четвертого июля, у всех, кто был с ним как-то связан, просили предоставить алиби. Эмма тогда говорила, что была в Лос-Анжелесе у подруги, но отец пробил этот номер, и оказалось, что никакой подруги у Эммы там нет! — у Кевина глаза горят возбуждением и он практически с наслаждением слушает изумленные вздохи друзей.
Вероника поднимает брови и обводит собравшихся взглядом, мол: «Серьезно? В маленьком городке большое запутанное убийство? Слишком банально и не по себе». Бэтти тупит взгляд и разглядывает свои руки, Арчи сидит с открытым ртом и просто не знает, что сказать.
— Но главная фишка в том, — продолжает тараторить Кевин, — что алиби у Эммы — это тридцативосьмилетний адвокат, у которого она жила в Лос-Анжелесе! — восклицает он.
— Ой, Бетти, извини, если я наговорил лишнего, — Кевин переводит виноватый взгляд на Купер и ерзает на месте.
— Все нормально, она бы мне сама не рассказала, — поджимает губы Купер. Это чертовски неприятно, узнавать такие подробности от чужих при том, что сама Эмма не собиралась делиться с ней секретами.
— И что, они с этим… — Вероника осторожно пытается озвучить мысли собравшихся, — Ну ты понял, — мнется она, косясь на Бетти.
— Да, они были вместе, он так сказал, — бормочет Келлер, — Поэтому алиби у нее все-таки есть, — Келлер выпускает пар и теперь только понимает, что ситуация достаточно неловкая: всем интересны грязные подробности жизни Купер старшей, но этикет не позволяет интересоваться в открытую, поэтому все делают вид, что ничего сверх шокирующего не узнали.
Вероника поправляет волосы и картинно выпрямляется — ощущение, будто говорят о ней, осуждают ее, как когда-то за ошибки отца. Ронни святой не была — часто пользовалась статусом, родительскими деньгами, прожигая молодость в дорогих клубах и в жестоких расправах над врагами. Интрижки с мужчинами постарше не были чем-то невероятным в ее кругу, однако это не Нью-Йорк, который прожует тебя и выплюнет не заметив — это маленький городок, в котором месяц будут обсуждать новый оттенок помады Шерил, что уж говорить про алиби Эммы.
Лодж с силой кусает губу, когда видит Купер старшую, входящую в школьный двор. На ней черное короткое платье, волосы в пучке и пустой взгляд. Вероника будто на себе ощущает скользкие щипцы взглядов, что облапывают Купер с ног до головы. Лодж знает, какого это — идти с высоко поднятой головой и отвечать на колкости, внутри по-тихому перемалывая кости вместе с душой. Это трудно — держать марку. Трудно улыбаться, находить правильные слова и выходить победителем из любой ситуации, потому что дашь слабину — тебя растопчут.
Эмма перекидывается парой слов с ребятами из футбольной команды, и парни явно настроены высказать свое мнение. Чак смеется, что-то говоря парням, но подходит Купер и с притворной улыбкой что-то цедит сквозь зубы, Вероника прислушивается и слышит что-то вроде: «Захлопнись, если тебе важно будущее долбаного футболиста, Чак. Не забывай, что я знаю больше».
Купер прощается с парнями и подходит к ребятам, окидывая всех безразличным взглядом.
— Ты забыла, — она протягивает Бетти тетрадь и поднимает брови, смотря на заинтересованных ребят.
— Что? — недоуменно спрашивает она, но затем будто все понимает, — А-а, новости расползаются быстро, да, болтушка-Кевин? — криво усмехается она и поправляет темную помаду на губах.
— Хоть от кого-то я об этом узнала, — бормочет Бетти, а все вокруг замирают — в разборки Куперов лучше не лезть.
Джагхед видит, как подбирается на месте Бетти, как меняется взгляд Эммы и как все присутствующие потихоньку пытаются слиться с пространством. Старшая Купер сжимает челюсть и резко отвечает, поворачиваясь к сестре.
— Не тебе меня осуждать, Бэтти. И ты это знаешь, — бросает она и усаживается за столик рядом с Арчи, — Что? — она смотрит на недоуменных ребят, — Это мой столик, все свободны, — машет рукой она и все неуверенно поднимаются с мест.
У Джонса кислотой обвинительные слова проедают язык, но он держится изо всех сил и встает из-за стола вместе со всеми. Бэтти смотрит на сестру и мнется на месте.
— Я просто хотела сказать… — начинает она.
— Ты уже достаточно сказала, — отрезает Эмма и возвращает взгляд к телефону.
Джагхеду хочется схватить ее за выбеленные волосы и потаскать ее сучью морду носом по столу, чтобы она захлебывалась кровью и давилась сломанными хрящами, чтобы просила прощения у всех, кому хоть когда-нибудь смогла насолить, чтобы потом сдохла. Но он только сжимает сильнее кулаки. Это необъяснимое желание защитить бедную испуганную Бэтти, которую недавно отверг Арчи и никогда не понимала старшая сестра, которая еще не до конца знает, как относиться к новой Нью-Йоркской подруге, которая не получат поддержки от родителей — защитить ее въедается в мозг невероятно долбанутым желанием и становится практически инстинктом. Джагхед наблюдает за сдерживающей слезы Бетти и поражается ее внутренней силе. Он не такой — он закрывается от общества, строя вокруг себя неприступную стену из сарказма и черного юмора, а Бетти открыта. Она общается с друзьями, участвует в школьных мероприятиях — у нее хватает сил переживать это. И Джагхеду хочется, чтобы хоть кто-то защитил сильную Бетти.
— Как ты так можешь? Она же твоя сестра, — останавливается возле Эммы Джонс. Он сжимает сильнее ремень сумки и наблюдает за тем, как Купер откидывает за спину волосы и смотрит на него. Эмма вскидывает бровь, оглядывает Джага с ног до головы и еле заметно облизывается.
— Не всё спелое красивое яблочко, что им кажется, — она тянет гласные и закидывает ногу на ногу.
— Иногда внутри бывает червоточина, — улыбается Эмма. Улыбается только губами, в глазах оставляя презрение и пустоту. Безразличие выбито у нее в подкорке головного мозга и светится в стальной радужке глаза.
— Оно и видно, — кивает в сторону старшей Купер Джагхед, вскидывая подбородок. Эмма удивленно на него смотрит, но потом будто теряет всякий интерес, отворачивается к столу и говорит уже из-за плеча.
— Осторожнее, Джагхед Джонс Третий. У всех Куперов есть тайны, и я скорее не исключение, а правило, — устало выдыхает она и надевает наушники, уходя от дальнейшего разговора «по-английски».
Джагхед скрипит зубами и закатывает глаза — любовь Эммы Купер к долбаным метафорам — что-то из разряда лоботомии.
***
Эмма сидит на трибунах в спортивном зале в своей по блядски маленькой форме черлидерши и смотрит на тренирующихся. Вероника разговаривает с Бетти и изредка косится в сторону Купер-старшей. Эмма не занималась с девочками в команде — она ставила хореографию и болтала с Шерил, не обращая внимания на сестру или кого-либо еще.
— Привет, — Вероника сама не знает, зачем подходит к Эмме, когда Бетти выходит из зала. Она просто видит в ней себя. Старшая Купер поднимает на нее заинтересованный взгляд, но ничего не говорит.
— Я хотела сказать, что понимаю, каково это, быть осуждаемой за то, чего ты не делала, — продолжает Ронни, стараясь говорить твердо. На лице Эммы эмоции не читаются: она смотрит в упор и будто ждет шутки, подкола, оскорбления — чего угодно, потому что с Вероникой Лодж они точно не подруги.
И ей на самом деле тяжело. На самом деле. Она плакала всю ночь, когда узнала о смерти Джейсона (будем честны, Шерил не умела настолько хорошо врать, чтобы Купер поверила), она не хотела рассказывать родителям и кому-либо о Питере, который вытащил ее в том июле из депрессии, она не хотела лишнего внимания и уж точно осуждения со стороны сестры. Это бесило больше всего. Поэтому сейчас она весьма удивлена таким широким жестом со стороны Вероники Лодж.
Эмма смотрит на Ронни пристально, изучая скрываемое смятение и неудобство на ее лице и хочет сказать что-нибудь привычное, колкое и унизительное, чтобы Лодж больше никогда к ней не лезла и не думала, что Купер нуждается в подобном сострадательном дерьме. Но Эмма не видит знакомого лицемерия в блеске глаз брюнетки, которое всегда ловила в мимолетных жестах и мимике Шерил, когда та ее утешала/извинялась/ныла о чем-то. И Эмму это смущает. Потому что она привыкла ко лжи, легкому презрению в дружбе или же отвратному привкусу вины, с которой на нее смотрит Бетти. Но не Вероника. Она не извиняется, не смотрит на нее с сожалением и не молит о прощении, она не лицемерит и не врет — она действительно, по-настоящему сочувствует. И это выбивает почву из-под ног. Ей надоели лживые улыбки Шерил. Ей надоели люди просто приятные. Господи, неужели ей встретился человек, которого можно уважать?
Глотку прожигают едкие оскорбления, но черт, она так устала.
— Спасибо, — выдавливает из себя Купер и ловит искреннюю улыбку брюнетки.
— У каждого бывают плохие дни, — отмахивается Лодж и выпархивает из зала, откидывая чернильные волосы за спину.
Спасибо, Вероника Лодж.
***
— Чего такая грустная, Купер? — криво улыбается Шерил, встречая подругу на закрытии кинотеатра.
Ночь стоит ясная, и если ты не лицемерная сука с вагоном грязных тайн, то вполне можешь провести хороший вечер в компании друзей. Но они не такие.
Эмма сидит на перилах за кассой и меланхолично кусает сладкую вату, пачкая лицо в липкой пудре.
Она заковала себя в своих же цепях. Мечется из стороны в сторону, но разорвать порочный круг не может: от мудака к мудаку. Да, Эмма не тот человек, что пасует перед трудностями, но…
— Хорони меня в закрытом гробу. Не хочу, чтобы кто-то видел мое унылое ебало, — говорит Эмма и смеется механически, совсем не как обычно. А Блоссом, собственно, и не замечает. Ее голова занята скорее картинными страданиями и самоуничижением, чем смертью брата.
— А я мечтаю, чтобы все было как раньше, — Шерил не обращает внимания на пессимистичную фразу Купер и выдыхает в ночной воздух, засовывая сладкую палочку в рот.
— Мечты — удел неудачников, — усмехается Купер и откусывает большой кусок ваты, облизывая пальцы.
— Какое последнее сообщение тебе прислал Джейсон? — вдруг не с того ни с сего спрашивает Шерил. Эта ностальгия и лишнее самокопание бесит Эмму, но они же подруги и все такое, поэтому Купер старается отвечать на такое дерьмо не очень резко. Эмма вздыхает.
— Последнее его сообщение было «весь в тебя», — закатывает глаза Купер, а Шерил хмурит брови.
— На что он так ответил? — недоумевает она. Купер стонет, потому что ее задолбало выяснение «а в что носил Джейсон последний раз», «а какой ручкой он последний раз пользовался», «а чем Джейсон посрал в последний раз»? Купер устало выдыхает и находит в телефоне сообщения, показывая их Шерил.
Кому: Джей-Би.
Блять, мой пылесос как дешевая шлюха — сосет, но не старательно.
От кого: Джей-Би.
Весь в тебя.
Шерил смеется, а Купер криво улыбается — вот что-что, а юмор Джейсона Эмме нравился всегда.
— Господи, твой брат был таким подонком, — улыбается Купер.
— Ох, да ладно, Эм. Тебе лишь бы поиздеваться, — отмахивается Шерил, ухмыляясь.
— О, дорогая, я не издеваюсь, а милосердно избавляю тебя от иллюзий, — картинно жестикулирует Купер и спрыгивает с перил.
— Пора бы тебе проглотить передавленные реальностью мечты и мыслить объективно, — серьезно говорит Эмма, останавливая уходящую Шерил.
— Джейсон мертв и теперь все будут смотреть на тебя. И я не про школу, Блоссом. Повзрослей или тебя растопчут, — жестко проговаривает Купер. У Шерил наворачиваются слезы и она в спешке уходит, а Эмма думает, что подруга скажет еще спасибо.
Блоссом застряла в детстве, когда все делают за нее, разрешая поиграться своей чирлидерской командой и покататься на дорогой машинке. Но Эмма знает, что это дерьмо не вечно — просто предупреждает.
— Это ты так утешаешь подругу, или просто не можешь заткнуть фонтан своей иронии?
— Ну вообще, я люблю сарказм. Это как бить людей словами, мистер Джонс, — Эмма улыбается, смотря на подошедшего мужчину.
— В чем-то мы с тобой похожи. Я тоже люблю бить людей, — ухмыляется он. — Только никому не говори, — смеется мужчина. — Как вообще дела? — Джонс опирается о перила, становясь рядом с Купер.
— С алиби все в норме, если вы об этом, — мрачнеет Эмма.
— И ты точно в этом уверена? — нависает над ней мужчина. Купер стоит на каблуках, поэтому заглядывает в глаза Джонсу и цедит сквозь зубы.
— Точно. Умейте из всего извлечь пользу, а потом забыть, мистер Джонс. Последний пункт самый трудный, но самый нужный, — ухмыляется она и отходит на пару шагов.
— Я-то забуду. Только и ты забудь о Джагхеде. — Джонс становится серьезным и подходит к Эмме, хватая ее за руку.
— Разумеется, — слащаво растягивает губы в улыбке Купер, — Если только он сам ко мне не приползет.
Она неспеша уходит со стоянки, оставляя мистера Джонса в одиночестве и проклинает себя за то, что любит связываться с мудаками.
