Репетиция

      Антон открутил кран непослушными пальцами и подставил запястье под тугую струю, ожидая, когда вода станет достаточно ледяной, чтобы суметь его взбодрить. Ждать пришлось недолго — через несколько секунд рука начала неметь от нестерпимого холода, и тогда Шастун несколько раз ополоснул лицо, заставляя отступить заторможенность, преследовавшую его постоянно в течение уже довольно продолжительного времени.       Антон поднял взгляд и встретился со своим отражением, внимательно вглядываясь в покрасневшее от воды лицо и растрёпанные волосы. Да, видок тот ещё. Хорошо, что в ближайшую неделю не предвидится крупных выступлений, а иначе Антону снова пришлось бы слушать, как тихо матерится гримёр, стараясь довести его внешний вид до приличного состояния. И, надо отметить, девушка знала своё дело на сто процентов, на экране Антон едва узнавал себя, настолько он выглядел свежим, гладким и даже красивым.       Но на репетиции можно ходить и так, зрителей там не бывает, а коллегам и персоналу абсолютно плевать на то, как он выглядит.       — Шаст, если ты утонул в ванной, булькни два раза и я пойду без тебя, — из-за двери послышался саркастичный голос Позова, с которым они вместе снимали квартиру и вместе же должны были отправиться на тренировочную площадку. Дима пару раз настойчиво дёрнул ручку двери, тонко намекая, что его ангельское терпение иногда всё же заканчивается. — Мы уже десять минут как должны были выйти, какого чёрта ты там застрял?       — Иду я! — вяло отозвался Антон, неохотно закрывая кран и отворачиваясь от раковины и так же нехотя направляясь к двери. Антон не хотел идти. Он действительно не хотел. Тот же Шастун, что фанатичной любовью боготворил сцену, что днями и ночами сочинял шутки, чтобы улучшить свой навык и попасть на телевидение, что готов был выступать на любых условиях, лишь бы заниматься любимым делом, теперь, добившись всего, к чему так долго стремился, не хотел идти на репетицию.       Нет, Антон не разлюбил юмор и по-прежнему наслаждался каждым мгновением выступлений перед зрителями, но… Но. В последнее время всё было не так, Шастун постоянно терялся и начинал говорить глупые, очевидные, несмешные шутки. Большой удачей было, если он остроумно сымпровизирует два-три раза за репетицию, в то время как совсем недавно генерировал остроумные репризы одну за одной.       Но репетиции — полбеды, гораздо хуже было, когда Антон лажал на эфирах. Благо, в их коллективе была распространена взаимовыручка и партнёр по импровизации постоянно вытаскивал его со дна позорного гробового молчания.       Шастун сдувался. Он сам это понимал, Дима, Арс и Серёжа понимали, да даже Воля смотрел со снисходительным сочувствием, но они молчали. Молчали и надеялись, что кризис Антона скоро пройдёт. Но зрители не были к нему столь же лояльны.       Антону причиняло это почти физическую боль, но он раз за разом читал комментарии к очередному выпуску «Импровизации», уже зная, что несколько из них обязательно будут примерно одинакового содержания: «Что-то Антошка в этом выпуске не в форме:)», «Шаст скатился», «Что там лепетал Шастун, кто-нибудь понял?», «Всю неделю ждал выпуск, а в итоге НЕ СМЕШНО!!! Особенно интервью с Шастуном. Такая тягомотина, не мог дождаться, когда это закончится» и всё в таком духе. Антон надеялся, что подобные «плевки» в его сторону станут хорошей мотивацией, и он действительно сильнее старался, выжимая из себя все соки, но итог был один — с каждым разом он выступал всё хуже.       Антон солгал бы, если бы сказал, что не знает причину наступившего творческого застоя. Она у него была, в отличие от многих комиков, которые начинают плохо шутить просто потому что расслабляются от навалившейся популярности и зрительской любви. Причина эта была совершенно глупой, но в то же время очень деликатной, так что Антон даже рассказать никому не мог о своих переживаниях.       Антон ругал себя последними словами за тот роковой день, когда он своими руками разрушил собственное благостное неведение и непринуждённые приятельские отношения с Арсением Поповым.       Антон любил иногда читать комментарии под новыми видео или фотографиями в Instagram, возможно, это слегка по-детски и нескромно с его стороны, но Шастуну очень нравилось, что у него теперь есть фанаты. Было так неожиданно и приятно прочитать, например, что некая незнакомая красивая девушка настолько восхищается им, что готова отдаться за ближайшим углом. От подобных заявлений у неискушённого Антона краснели уши, но он всё равно продолжал читать и тайно ласкать своё внутреннее тщеславное эго. До определённого момента.       Всё чаще под его фотографиями стали отписываться странные люди с не менее странными и настойчивыми высказываниями. «Артон рулит», «Артон вечен», «Артон ис риал» и прочие агитационные призывы напрягали Антона, ведь не могут же люди так методично делать ошибку в его простом, всем известном имени, верно? Но апогеем терпения Шастуна стал момент, когда абсолютно идентичные комментарии он заметил в Instagram Арсения.       И вот тогда Антон совершил ужасную, непростительную ошибку, из-за которой в творчестве наступила чёрная полоса. Он до сих пор иногда в замедленном действии прокручивал в мыслях ту роковую минуту, когда он, поудобнее устроив на коленях ноутбук, набрал в поисковике короткий запрос «артон что это» и перед его недоумевающим взором замелькала бесконечная лента из ссылок на разные подозрительные тексты и тематические сообщества.       Антон кликнул на первую попавшуюся ссылку и перед ним открылся, как он понял, фанатский рассказ, посвящённый ему. Заинтригованный, Шастун взялся за прочтение, и поначалу всё было довольно безобидно, за исключением того, что человек, написавший текст, очевидно, никакого понятия не имел о том, как устроено телевидение и жизнь в Москве в целом. Ещё было немного неловко от того, какими определениями описывали его внешность, все эти «острые скулы, налившиеся сочным румянцем смущения», «длинные стройные ноги, робко ступающие по асфальту», «большие выразительные глаза, обрамлённые пушистыми ресницами», ощущение, что речь идёт о смазливой барышне, а не об угловатом и неуклюжем Антоне. Но даже тогда Шастун не заподозрил подвоха.       Вскоре ему надоело всё это читать, ведь непонятно было, к чему автор ведёт, долго и нудно расписывая их с Арсением совместное выступление. Антон пролистнул вниз сразу несколько страниц и залип взглядом на открывшемся абзаце: «Антон беспомощно сжимал руками мятые простыни, пока Арсений тщательно растягивал пальцами его девственный анус. Вскоре напряжение стало совсем невыносимым и Шастун шире раздвинул ноги, подставляясь под умелые ласки опытного любовника и требовательно застонав. Тогда Арсений тихо зарычал, не в силах больше сдерживать своё животное возбуждение, и сильно надавил головкой члена на подготовленное припухшее отверстие».       Антон пребывал в глубоком шоке несколько дней. У него в голове не укладывалось, он просто не мог понять, почему люди поступают так с ним. Почему именно Арсений? Неужели они дали повод? Что в их поведении могло заставить людей предположить, что они геи? И почему, чёрт возьми, в этих нелепых рассказах Антон всегда снизу?       Шастуну были отвратительны все эти пошлые «писульки», но он с упорством мазохиста перелопатил несколько страниц поиска, открывая тексты один за одним, пытаясь найти хоть какое-то объяснение тому, что в этих строчках он раз за разом трахается во всевозможных позах со своим коллегой, с которым в реальной жизни их отношения не достигли даже стадии дружбы.       Это было просто сумасшествием — группа ВКонтакте, посвящённая мнимому сексуальному союзу Антона и Арсения, насчитывала более пяти тысяч человек. Пять. Тысяч. Человек. То есть, люди закономерно видят между ними некую подозрительную связь от выступления к выступлению.       Антон пересмотрел некоторые совместные с Поповым «импровизации» и ничего предосудительного в своём поведении и словах не заметил. Ну вот они взялись за руки. И что? Это часть их работы — импровизировать, существовать внутри придуманной ситуации, контактировать друг с другом в соответствии с образами. Он и с Димой, бывало, обнимался перед камерой, и на Серёжу ложился, изображая вульгарную проститутку, и ничего, все посмеялись и забыли об этом. Так почему именно Арсений? Антон пытался понять, чем руководствуются все эти люди, придумывая о них порнографические истории, но не мог, просто не мог это осмыслить.       Этот инцидент стал первым ударом, пошатнувшим самообладание Антона. Вторым и сокрушительным стало осознание того, что Арсений тоже обо всём знает и наверняка читал эти ужасные, смущающие тексты. Ведь, в отличие от Шастуна, Арс был очень близок к народу: любил отвечать на комментарии, устраивать опросы-интерактивы и интересоваться, чем живут его поклонники, о чём думают и что любят. Может, именно поэтому шутки Попова всегда были такие ёмкие, интеллектуальные и близкие каждому. Арсений просто не мог не разузнать о странном движении, фанаты которого настойчиво атаковали его в социальных сетях. Пока Антон пребывал в счастливом неведении, Попов давно уже был в курсе, что его фанаты дрочат на плохую гейскую порнушку с ним и Антоном в главных ролях, и продолжал вести себя как ни в чём не бывало. От этого Шастуну стало совсем плохо.       Именно с этого момента всё покатилось по наклонной, Антон просто не мог заставить себя расслабиться, находясь с Арсением на одной сцене. Теперь он каждое своё движение оценивал со стороны и старался максимально избегать непосредственного контакта с Поповым, а это отнимало немало усилий и не давало полноценно сосредоточиться на юморе.       Положение осложнялось тем, что сам Арсений чувствовал себя легко и непринуждённо и словно специально постоянно ставил Антона в тупик двусмысленными голубоватыми шутками, на которые Антон вообще не мог адекватно отреагировать, кроме как выдавая бессмысленные междометия. Конечно, то, что Попов делает это намеренно, чтобы Антон опозорился перед зрителями, было исключено. Шастун не слишком хорошо знал Арсения, но его знаний было достаточно, чтобы распознать в Попове открытого, честного и добродушного человека. Арс не стал бы «топить» Антона из подлости, но тем не менее он продолжал это делать, заставляя Антона чувствовать сковывающую неловкость, опускать глаза и на каждую репетицию собираться как на казнь.       И вот сейчас Антон с обречённым видом шёл по узкому коридору, бессмысленно пялясь в лысеющий затылок Димы и думая о том, что сегодня ему снова предстоит пережить близкий контакт с Арсением, ворох смущающих шуток и свою абсолютною профессиональную некомпетентность.       — Привет! — Арсений широко улыбнулся, заметив вошедших коллег, и лёгким шагом спустился к ним со сцены. — Что опаздываете? Мы с Серёгой уже пару раз «Опции» прогнали.       — Антоха увлёкся водными процедурами, не мог вытащить его из ванной. Пришлось выманить на косметичку, — ответил Позов, ссылаясь на одну из самых известных шуток Попова. Арс оценил и искренне засмеялся, пожимая Диме руку.       — Очень смешно, — недовольно пробормотал Антон и, уперевшись взглядом в пол, крайне осторожно ответил на предложенное рукопожатие.       Тренировка проходила относительно нормально, поскольку в этот раз они отрабатывали парные «импровизации», разделившись на наиболее комфортные для всех дуэты — «Антон — Дима» и «Серёжа — Арсений». Шастун сегодня, как ни странно, был в ударе, выдавая такие уморительные фразы, что Дима не мог остановить настигающие его приступы хохота и посоветовал Антону запомнить их и вставить в выступление, при случае.       Но потом человек из стаффа, выполняющий во время тренировок роль ведущего, остановил их и объявил: — Отлично, парни, вы все сегодня хорошо потрудились. Антон и Арсений, зрителям нравится ваша совместная работа, поэтому в следующей программе «Шокеры» за вами. Пойдёмте, потренируетесь, следующий выпуск будет с красками. Учтите, чем сильнее вы измажете друг друга и всё вокруг, тем удачнее будет выглядеть номер, — закончив говорить, мужчина приглашающим жестом указал на ту площадку, где они обычно отрабатывали «Шокеры». Антон едва сдержал страдальческий стон, так и норовивший сорваться с губ — конечно, зрителям нравится их совместная работа, а вот почему она им нравится, никого, кроме Антона, кажется, не волнует.       На тренировках их били минимальным, едва ощутимым разрядом тока, но дрожать, падать и ронять всё нужно было так же, как и на реальных выступлениях. Антон усердствовал как никогда, силясь абстрагироваться от Арсения, стараясь представить на его месте кого-то другого, кого-то, кто не читал о том, как Попов трахает Шастуна в зад. Антон вполне справлялся со своей ролью — «разбил» пару глиняных горшков, которые заменяли сейчас пластиковые макеты, несколько раз упал и ткнул Арсению в лоб зелёной краской. Впрочем, всё было неплохо и Шастун даже начал надеяться, что в этот раз он успешно завершит репетицию, но потом произошло непредвиденное, из-за чего Антон снова начал заикаться и всё ронять, только уже не ради юмора.       — Переигрываешь, — Шепнул ему Арсений, наклонившись к самому уху Шаста так, что шею опалило горячим дыханием. Антон вздрогнул и тут же заозирался по сторонам, опасаясь, что кто-то мог предвзято исковеркать это короткое перешёптывание. Но все занимались своими делами, а парень, загадывавший им буквы, не придал этому никакого значения, но тем не менее после этого инцидента Антон уже не смог сосредоточиться на импровизации и начал безбожно тормозить, пока «ведущий», в конце концов, не отчитал его и не отправил их в душ, отмываться от красок.       Стоять голым рядом с таким же голым Поповым, отделённым от тебя только тонкой полупрозрачной стенкой, было неловко. Но тем не менее обнажённого Арса казалось легче застать врасплох и убедить в своей правоте, поэтому Антон решительно закрыл кран, обрывая мерный шум воды, который мнимо перекрывал неловкое молчание, повисшее между ними. Впрочем, возможно, неловким оно было только для Антона.       — Арс? — во рту у Антона пересохло, он не знал до конца, что хочет сказать, какие претензии он может предъявить и как вообще собирается объяснить Попову своё беспокойство. Арсений был намного старше и опытнее его, и Шастун невольно относился к нему с некоторым уважением и даже трепетом, несмотря на то, что Арс позиционировал себя равным ему. Поэтому как пережить этот непростой разговор с авторитетным для него человеком, Антон представлял слабо. Но и дальше это продолжаться просто не могло — если он продолжит сливать выступления, его просто выпрут из шоу и найдут какого-нибудь менее чувствительного комика.       — Что? — беспечно спросил Арсений и, следуя примеру Шаста, выключил воду, чтобы та не мешала ему слышать.       — Тебе не кажется, м-м-м, что в наших с тобой выступлениях стало слишком много «голубых» шуток на квадратный метр? — ну вот, он всё-таки сказал это. Антон с остановившимся сердцем ждал реакции Арсения на подобное заявление.       — Нет, не кажется, — не раздумывая ответил Арсений, словно подобный вопрос был ожидаемым и вовсе его не удивил, — Гей-тема всегда была благодатной для юмора, так почему нет?       — Просто… Не знаю. Мне это не нравится, — беспомощно признался Антон, не зная, как объяснить Арсению, что он просто впадает в ступор от любых намёков от Арсения и не может выдать никакой, даже самый очевидный ответ. Ведь Попов и сам прекрасно понимает, из-за чего Антон так реагирует, не может не понимать. Так зачем спрашивает? А Антон просто не мог вот так запросто вслух высказать, что он не может шутить с Арсением на щекотливые темы, потому что несколько тысяч человек и без подобных провокаций сводят их и ищут в любых их движениях скрытый подтекст.       Из соседней кабинки послышалась непонятная возня, а затем шлёпанье босыми ногами по полу. То, что он забыл закрыть кабинку, Антон понял только когда Арсений появился в проёме — мокрый, улыбающийся и голый.       — Не всегда всё будет происходить так, как нравится тебе, — спокойно произнёс Арсений, скрещивая руки на груди и абсолютно не обращая внимания на явное смущение и даже лёгкий испуг в глазах Шастуна, — Шоу-бизнес — такая штука… Непредсказуемая, — Продолжал философствовать Попов, совершенно не смущаясь их обоюдной наготы. Мокрые волосы Арса свисали на глаза, и он нетерпеливо мотнул головой, откидывая их в сторону, а затем задумчиво растёр по подбородку до конца несмывшуюся краску, — если тебя так основательно выбили из колеи глупые выдумки твоих же фанатов, то что будет дальше? Ты теперь медийная личность, Антон, должен быть готов к самым неожиданным вывертам собственной популярности. Сегодня тебя любят, цитируют твои шутки и хранят в рамочке твои фотографии, а завтра… Ну, всякое может быть. — скомканно закончил Арсений, теперь уже не улыбаясь, а сосредоточенно хмурясь и разминая пальцами влажную шею, — Если ты не готов к подобным «взлётам и падениям», тебе лучше уйти с телевидения, прямо сейчас.       — Я не уйду, ни за что, — вспыльчиво заявил Антон, делая несколько шагов навстречу Попову и сверля его разгневанным взглядом. Шастуну была ненавистна сама мысль о том, чтобы прекратить выступать и тот вариант, что Арсений предложил ему, был настолько неправильным, что казался издевательством, — я слишком долго к этому шёл.       — Я шёл к этому намного дольше, Шаст, — Арсений по-прежнему был серьёзен, более того, он казался опасным и затаившимся, говорил вкрадчиво, тщательно подбирая слова, — И от того, что ты так явно психуешь, впечатление портится не о тебе. Оно портится о номере в целом, а значит и обо мне.       — Я… Я… — Антон не знал, что сказать. Теперь он чувствовал себя безмерно виноватым перед Арсением, и все надуманные претензии как-то растворились сами собой, — Почему бы тебе просто не перестать так много шутить про геев? Тогда всё станет проще, — предпринял последнюю отчаянную попытку к наступлению Шастун.       — Да не шучу я много про геев, дело в тебе, понимаешь? — Арсений в порыве досады стукнул кулаком о хрупкую дверь, — Это ты заостряешь внимание на этих шутках, это ты ищешь в них скрытый подтекст, это ты шарахаешься от меня, стоит нам слегка соприкоснуться плечами. А всё из-за чего? Из-за группы людей, которые ни с того ни с сего заподозрили между нами любовную химию? Так наши ли это проблемы? — Арс говорил эмоционально, в своей обычной манере наступая на собеседника, пока, в конце концов, не притеснил Антона настолько, что тот упёрся лопатками в стену. — Это фанаты, они вечно выдумывают херню, потому что им не хватает информации о реальной жизни своих кумиров. Они придумывают свою реальность, которая их устраивает, и это нормально, Антон, нормально! Но это не твои чёртовы проблемы.       Антон почти не понимал, что ему говорит Попов, в голове у него сейчас билась только одна мысль: «Что он делает? Что он делает???!!! Что он делает? Слишком близко!», когда Арсений поместил свои ладони на плитку по обе стороны от Антона, а учитывая, что они оба были голыми, то ситуация принимала вдвойне неоднозначный характер.       Арсений как-то совсем нехорошо ухмыльнулся, заставляя Антона сжаться под своим пристальным взглядом. Шастун хотел было попросить его отодвинуться, но просьба так и застряла у него в горле, когда Арс положил горячую руку ему на грудь. Затем он лёгким движением провёл пальцами к затвердевшему от холода соску и слегка помассировал, нежными прикосновениями стал спускаться вниз и гладить, гладить, гладить — выступающие рёбра, впалый живот, дорожку жёстких волосков возле паха, а Антон всё молчал, словно оцепенев от страха, неожиданности и нереальности происходящего.       — Тебе нравится? — интимным шёпотом поинтересовался Арсений, ближе склоняясь к лицу Антона и заглядывая ему в глаза.       — Нет! — прохрипел Шастун, радуясь, что ему, наконец, дали возможность высказать своё отношение к происходящему.       — Вот и мне не нравится, — улыбнувшись, просто ответил Арсений, тут же отступая на несколько шагов назад и давая Антону возможность полноценно выдохнуть. — Теперь, когда мы прояснили этот момент, ты перестанешь себя накручивать? — Антон бездумно кивнул, до сих пор с трудом воспринимая, что всё произошедшее было лишь неудачной шуткой.       — У меня чуть сердце не остановилось! Иди ты знаешь куда, со своими проверочками? — просипел Антон, тщетно пытаясь унять бешено стучащее сердце. Арсений беспечно засмеялся, глядя на побледневшего, насмерть перепуганного Антона.       — Просто пойми, что абсолютно не важно, что люди говорят о тебе. Важно только то, что ты сам про себя знаешь, — с этими словами Арс прикрыл душевую кабинку и отправился досмывать с себя краски. Антон тоже заледеневшими пальцами включил воду, раскладывая по полочкам состоявшийся диалог.       Больше мужчины друг с другом в этот день не разговаривали, но следующая их совместная эфирная «импровизация» имела огромный успех.