Малина

*       Когда два суперсолдата лениво выползли на крылечко бани после учинённого совместно со Старком секс-безобразия, день уже незаметно клонился к вечеру. Солнце склонялось к закату, заливая искрящийся снег мягким красноватым светом, чётче обрисовывая глубокие синие тени у покосившегося забора и заставляя старый дровяной сарай, заметённый чуть ли не по крышу, выглядеть незнакомо и как-то угрожающе. Ветра не было и воздух слегка покалывал кожу, дразня пышущих жаром парней морозной бодростью после пекла духовитой лесными травами парной. Пока Энтони расслабленно посапывал в предбаннике после выматывающего внимания двух мужчин, заботливо укутанный в четыре руки в сухую простыню и одеяло, да ещё и напоённый горячим травяным чаем с мёдом, сушками и ватрушками, оба дышали свежим воздухом и рассматривали зимний пейзаж русской глубинки. Капитан холода не чувствовал и с удовольствием повалялся бы в снегу, как медведь, сбрасывая излишнюю энергию. Барнс таким энтузиазмом не пылал, но поглядывал на друга выжидательно и с интересом, таким образом будто подначивая его на "снежные подвиги". С удобством привалившись спиной к хлипким деревянным перильцам, он, не глядя, лениво черпал длинной деревяной ложкой варенье прямо из стеклянной двухлитровой банки, стащенной со стола на улицу, и одновременно умудрялся хмуриться каким-то своим неозвученным мыслям.       Ложка размеренно стукала о стенки. Стивен Роджерс неотрывно смотрел на губы Баки, яркие, испачканные сладким вязким малиновым соком, с прилипшим к уголку рта мелким шариком спелой протёртой ягоды, и с трудом удерживал себя от непреодолимого стремления немедленно поцеловать их, слегка прикусить... Попробовать вкус малины с его губ сейчас было чертовски заманчиво.       В конце концов, он не выдержал - придвинулся поближе, выдохнул и провел пальцем по нижней губе, аккуратно смазывая манящую сладость и отправляя каплю варенья в рот. Причмокнул довольно, улыбнулся на приглушённый стон - и жадно поцеловал такие же яркие, как малина, губы Джеймса. С трудом оторвавшись, провёл носом по скуле и линии нижней челюсти, взъерошил тёмные чуть влажные пряди на его затылке, огладил жилистое живое плечо и, хитро улыбаясь, сделал вид что отстраняется. Сержант потянулся следом, тягуче и влажно облизывая рот, укладывая свою ладонь поверх лопатки Кэпа. Ответный поцелуй был пьянящим и сладким вдвойне, и совсем не от мягкой русской ягоды. -- Ну и как, вкусно? Не знал, что тебе нравится малиновое варенье, Баки, - смешливая хитринка в пронзительно-синих глазах Капитана замерцала сильнее, ладони сжали бока и дразняще-ласково прошлись по ребрам, провоцируя на ответные действия. Зрачки серых глаз неожиданно расширились, словно тот услышал или увидел вблизи что-то опасное. Голоса друга Кэп не узнал. -- Малиновое варенье?.. - незнакомо прохрипел Джеймс, вдруг как-то весь сжался напряженной пружиной, опустил голову и отодвинулся от Стивена куда-то вбок, балансируя на грани между снегом и деревянным настилом крыльца. -- Эй, Бак, ты чего? - Роджерс хотел протянуть руку, но холодный пустой взгляд напротив остановил - словно водой ледяной плеснуло на вскрытые старые раны.       Встревоженный голос друга гудел в ушах роем пчел и почему-то было так сложно сосредоточиться и ответить на обычный вопрос. Барнс сильнее сжал живыми пальцами ложку и кашлянул, прочищая горло и выдыхая сиплое: -- Я вспомнил кое что, Стиви. То, что было давно, ещё до последней, второй ГИДРы... Капитан перестал пытаться дотронуться до Баки, положил руки на колени, показывая что внимательно слушает, и устремил на него вопросительный взгляд. -- Меня тогда передали в Россию - тогда она называлась СССР, - вместе с "инструкциями по эксплуатации", будто бы для обмена опытом. На самом же деле, фактически продали как дорогое "живое оружие". После криокамеры я неделю в себя приходил: сказывалась разница во времени и акклиматизация, организм бунтовал и сопротивлялся непривычным условиям, накатывала беспричинная агрессия. Меня поместили в одиночную, больше похожую на карцер. Тогда мне хотелось сдохнуть, да кто б мне дал? Рядом постоянно кто-то был, чего-то требовал и деликатностью эти люди совсем не отличались. Пару кураторов я просто придушил, не дожидаясь команд. Я мало помню об этой неделе, всё до сих пор как в густом тумане... - Сержант посмотрел на забытую банку в руках и аккуратно отставил её подальше в сторону. -- Думаю, они уже хотели меня накачать какой-нибудь гадостью и обнулить, но приехал какой-то майор, затребовал отчёт о состоянии Агента, а потом устроил громкий разнос медикам - и меня оставили в покое на сутки. Я провалился в сон прямо там, где стоял. - После малой паузы, собравшись с мыслями, Джеймс продолжил: -- Утром тот пришёл в камеру, представился моим куратором Лукиным, оглядел меня, огляделся сам и коротко приказал собираться. Как уж я на него не кинулся - не знаю, мне тогда любой шепот казался криком, но от куратора любое слово являлось непреложным законом, это я в ГИДРе усвоил крепко.       Баки непроизвольно потёр ладонью грубые шрамы у металлического плеча, змеящиеся по коже, и продолжил: -- Мне выделили маленькую комнатку по соседству с Александром. Всего ничего - только кровать и тумбочка стояли, да и то к полу привинчены намертво, но мне тогда хватило, знаешь ли. Когда твоё личное пространство много лет составляет металлический гроб размером метр на три, начинаешь ценить мелкие поблажки, выцарапанные у судьбы. Роджерс рвано выдохнул и потянулся было к другу, но, увидев хмурую складку на лбу сержанта, только произнёс: -- Они были не лучше ГИДРы, эти русские. И в конце концов вернули обратно. Джеймс оторвал взгляд от серых досок и спокойно сказал: -- Ну, не скажи этого при Романофф как нибудь, нарвёшься на лекцию о национальной нетерпимости. Они просто служили своей стране, а к проблеме подходили с позиции логики и здравого смысла. Как говорил один их пожилой техник "Не чини то, что не сломано - и будет тебе счастье". Понимаешь, Стив, они не запирали меня после каждой миссии в криокамеру. Их медики понимали, что эффективность функционирования Агента в бою зависит от степени его адаптации к окружающей среде. Я мог до месяца-двух, а иногда и трёх жить как обычный солдат, меня нормально кормили и между делом учили русскому языку. Моё перемещение даже не особо контролировали в пределах базы. Главное было - не выходить за "зелёную зону" периметра и ночевать в своей комнате. - сержант немного помолчал и добавил тихо: -- Или в комнате своего куратора. Но такое случалось редко.       Стив стиснул зубы, покосился почти со злостью на алую звезду на металлическом плече и застыл, услышав такие откровения. Пальцы правой непроизвольно сжались в кулак и он спрятал руку за спину, не желая тревожить друга своей резко отрицательной реакцией - сейчас Барнсу нужно было выговориться, а негативные эмоции прервали бы порыв откровенности. Но вопрос сам сорвался с губ, минуя разум: -- И... что было дальше? Джеймс печально криво усмехнулся, как будто впервые внимательно рассматривая свою блестящую руку, медленно сгибая пальцы и прислушиваясь к тихому мерному гудению сервоприводов, и ответил: -- У меня долго не было срывов в таких условиях. Периоды нестабильности случались, но какие-то короткие, смазанные и куратор не обнулял меня, только отводил в медблок на гипноз и неизвестные мне капельницы. Сам, без охраны. Я уже начал привыкать к нормальной жизни. Начал привыкать к Лукину, - добавил он невесело. Капитан отмер, услышав в голосе друга тоску и горечь. Положил ладонь на его лопатку, ощущая под пальцами кость и горячие упругие мышцы, повёл её вверх, на влажную кожу правого плеча, наклонился и придвинулся ближе. Баки обернулся к нему всем телом и уткнулся головой в его плечо, словно большой сторожевой пёс; волосы спадали на лицо, мешая рассмотреть выражение серых глаз, и тон был холодно-ровен, когда он произнёс: -- А потом я сорвался. Слетел с катушек напрочь после одного задания, уже после возвращения на русскую базу. Помню только, что приземление "вертушки" прошло в штатном режиме, бойцы высыпали на бетонку и направились к ангару неровным строем. Я шел замыкающим. Потерь в операции тогда не было, парни даже беззлобно подсмеивались над теми, кто остался на базе, и собирались в увольнительной пойти на танцы в klub. Мне бросилось в глаза как один из техников ест маленькие красные ягодки прямо с ладони - мне Лукин потом сказал что это lesnaya malina, - а сок стекал по его пальцам, словно кровь. - Русские слова прозвучали чужеродно и непривычно, но Барнс этого даже не заметил. Стивен почувствовал, как живые пальцы друга нервно сминают наброшенное ему на плечи махровое полотенце и слегка напрягся, ожидая продолжения. Он уже предполагал, что дальше ничего хорошего не произойдёт. И оказался прав. -- Потом мне сказали, что я положил всех. Всю группу сопровождения, понимаешь, Стив?! Многих из них я знал не по заданиям. Никто не выжил, а ведь там были матёрые ребята. Говорили, я рвался к основному бункеру и даже бойцы, прошедшие адское пекло нескольких войн, не рисковали смотреть мне в лицо тогда. - Джемс нервно выдохнул и продолжил: -- Несколько лётных техников на полосе тоже серьёзно пострадали, один из них позже умер в госпитале. Кажется, это был тот, который так неосторожно и неаккуратно ел малину недалеко от меня. - цепкие пальцы с силой сжали капитанское плечо и Баки добавил: -- Полная зачистка объектов миссии, Стиви, и ты знаешь что это значит. *       Он не соврал тогда Старку ни единым словом, но очень хотел. Не солгал он и Роджерсу. Он помнил их всех, но её - особенно чётко, словно она всё время незримо присутствовала в ближайшем пространстве, наблюдала за ним. Его первая маленькая жертва. Его неизбывный и самый ужасный кошмар. Иногда он просыпался ночью от тихого неумелого лепета или топота ножек и судорожно озирался в темноте, пытаясь понять, кажется ему детский голосок или это его очередной реальный кровавый "сон", от которого сердце в клетке рёбер заходится бешеным неровным ритмом. Рутинная миссия по устранению неугодных руководству ГИДРы. Ничего необычного в выученной наизусть директиве: выследить и устранить объекты, исключить свидетелей, незаметно вернуться в точку встречи, доложить о выполнении на базе. Плановое задание и ничего настораживающего или странного за время слежки он не заметил. ...На её малиновом платьице крови почти не было видно. Пуля вошла точно в сердце, разорвав маленькую мышцу и мгновенно подарив смерть. Ручка продолжала сжимать деревянную игрушку и на лице застыло лёгкое удивление пополам с любопытством - бровки были приподняты и рот приоткрыт, словно она собиралась позвать маму или отца. Которые уже никогда не придут, потому что лежат в гостиной с пулей в голове и в сердце. Тогда он не стал стрелять дважды, как обычно, только закрыл жесткой ладонью потухшие карие глазки. Медленно вышел из детской и бесшумно растворился в опускающихся вечерних сумерках, направляясь к точке сбора с докладом об успешно выполненной миссии.       Накрыло его уже на базе. И до самого обнуления перед глазами стоял вязкий малиновый туман, а все разговоры вокруг воспринимались мешающим фоновым шумом, вызывающим только яростное неодолимое желание убивать. Тогда он впервые радовался нестерпимо обжигающей мозг и выламывающей тело в судорогу боли обнуления, сжимая зубы на капе до хруста, безмолвно умоляя память забыть, не помнить хрупкое детское тельце на пестром ковре. И впервые же был искренне благодарен Лукину, когда тот запретил посылать Агента на подобные миссии, мотивировав это решение угрожающей дестабилизацией уникальной боевой единицы, несоизмеримой с пользой выполненного задания. Было ещё несколько миссий, идеально и без потерь выполненных, и куратор даже скупо хвалил его, разливая в своей комнате сладкий чай на две чашки и снимая с плиты тёплое молоко для Солдата. А потом его вернули обратно в Штаты. И скорбная память о совершенном больше не напоминала, погрузившись в ледяное молчание пустоты, выветрилась в боли непрестанных обнулений.       А теперь, разбуженная нежными сладкими касаниями к обнажённым нервам и сладостью малинового сока, вернулась - и обрушила стальное зимнее небо на голову Зимнего Солдата. Нет, уже не Солдата - Баки Барнса. *       Джеймс отвернулся от горячего плеча, неловко вытер ладонью слёзы, незаметно расчертившие щёки, и глухо закончил рассказ, давя навязчивое желание махнуть через хлипкий заборчик и как есть, в полотенце, прямо по снегу ломануться в самую глубь лесной чащи. Только бы Стив не смотрел сейчас на него так, словно это не он виноват в случившемся много лет назад заморочном кошмаре. От воспоминаний его ощутимо потряхивало и вязкой волной внутри поднималось кипящее раздражение - хотелось выместить злость и страх на чём-нибудь, да хоть на близлежащей поленнице дров, размолов несколько чурбанов в мелкие щепки. Напряжённых плечей коснулись горячие ладони, погладили и прижали к литым мышцам груди, одна из них легла на затылок, взъерошила непослушные волосы и забрала тёмные пряди в горсть. Стивен несильно потянул, обозначая намерение - и Барнс сам запрокинул голову, припал поцелуем к мягким желанным губам, пока пальцы Роджерса ласково блуждали по спине, пересчитывая позвонки и притискивая всё ближе к своему горячему телу. Волна тёмного раздражения схлынула как не бывало, и на смену ей пришла другая - горячая, покалывающая предвкушением и тянущая в сладкую бездну.       Скрипнула дверь и босые ноги прошлёпали прямо к обнявшейся парочке. Роджерс даже не вздрогнул, когда пшеничного золота волос осторожно коснулись смуглые длинные пальцы в ссадинах и мелких ожогах от работы с металлом. Сержант медленно и нехотя оторвался от своего персонального "успокоительного", бросая короткий взгляд на подошедшего. -- Выспался, гений? - в голосе Баки не было ни раздражения, ни издёвки. В ответ послышался сонный зевок и негромкое ворчание: уснёшь, мол, тут с вами, неугомонными - то под бока с двух сторон пихаете, то исчезаете неизвестно куда, а в бане, между прочим, холодно уже. -- Ты же всё жаловался что тебе жарко, вот мы и ушли на холодок. - Джеймс лениво повернулся к Старку и теперь удовлетворённо рассматривал небрежно взлохмаченные со сна волосы, стоящие торчком, и свежие следы поцелуев на шее и плечах. Сам он морозец почти не чувствовал, если б не биомеханическая рука. Роджерс потянулся и взял кисть Энтони в горячую ладонь, притягивая поближе и спрашивая: -- Ты ведь всё слышал, Тони? - голубые глаза смотрели пристально, прямо в душу, и безмолвно вопрошали "Поможешь ему? Со мною вместе - поможешь?". Он бы, может, и рад отказать, да не может противиться этому странному гипнозу небесной лазури. Поэтому выдыхает коротко и бросает нарочито беспечно, с улыбкой на губах: -- Не всё, но самое главное ясно уловил. Ты же знаешь, Кэп, я не мастер утешать от слова совсем. И Барнс не юная девочка в слезах-соплях и с разбитой в кровь коленкой. - Энтони подошёл вплотную и присел рядом, удобно привалившись к плечу Джеймса и зябко кутаясь в простыню. -- Лучше всего мне удается дело, и не важно, чем работать - головой или языком, - он ухмыльнулся, притираясь ближе и призывно облизывая губы, и положил обе ладони на плечи мужчин, привлекая к себе. Тон инженера и гения не предполагал отказа: -- А теперь хватит впустую болтать, ребята! Реабилитация ветеранов начинается прямо сейчас! Отнесите меня в ближайший тёплый дом и я покажу вам, как соскучился по Капитану Мороженке и Знойному Солдату за прошедшие пару одиноких часов.       И Старк весело подмигнул обескураженному Джеймсу и с непередаваемой гримасой показал язык густо покрасневшему Стивену. *