***
Жизнь в королевстве постепенно налаживалась, хотя пришлось выдержать еще немало столкновений с разнообразными графами, не желавшими признавать над собой власть мальчишки. Митт учился политическим играм и управлению страной, объединяющей очень разных людей. И здесь неоценимым помощником для него стал Навис, которого Митт сделал своим советником и первым министром. Его опыт в государственных делах и умение холодно и рационально мыслить в любой ситуации не раз спасали Митта от скоропалительных решений, принятых под влиянием эмоций. Морил же обладал удивительной способностью заставить Митта видеть истину, даже когда тот не хотел ее видеть. Обычно ему достаточно было для этого сыграть балладу. Когда в Дейлмарке воцарился долгожданный мир, Митт пригласил его остаться музыкантом при дворе, но Морил отказался. — Я привык к кочевой жизни. И потом — я менестрель, а не политик. Что я буду здесь делать? Митт фыркнул: — А я рыбак. Как думаешь, что я здесь делаю? — Создаешь великое королевство? — невинно поддел Морил, начав перебирать струны квиддеры. Митт снова фыркнул, узнав мелодию «Дворца Адона». Весьма многозначительно. Морил улыбнулся: — До встречи, мой король. Увидимся весной. — До встречи, друг мой, — ответил Митт, обнимая его на прощание. Однако вернувшись в Кернсбург следующей весной, Морил изменил свое решение, на этот раз согласившись остаться в столице придворным музыкантом. — Я хочу основать Музыкальную академию, — заявил он. Митт охотно поддержал его в этом начинании. Морил с таким пылом и самоотдачей погрузился в строительство и организацию академии, что Митт сильно подозревал: точно так же как он сам, друг пытается заглушить работой память о Маэвен.***
Когда Митту исполнилось двадцать шесть лет, Навис словно невзначай заметил: — Вам пора задуматься о женитьбе. Митт удивленно вскинул взгляд от бумаг, над которыми работал, готовясь к предстоящему вскоре визиту нескольких южных графов. Навис, расположившийся в кресле напротив стола, спокойно встретил взгляд Митта и, не дожидаясь возражений, добавил: — Вам нужен наследник. Иначе после вашей смерти междоусобицы начнутся заново. И все наши труды пойдут прахом. Митт обдумал это и кивнул: — Вы правы. Но я не знаю… До сих пор он вовсе не задумывался о браке. Не то чтобы он решил посвятить себя памяти о Маэвен, просто ни одна женщина еще не смогла затмить ее в его сердце. Ни одна не смогла выдержать сравнения с ней. Возможно, ему стоит перестать сравнивать? — Понимаю, — кивнул Навис. — Я приготовил список кандидаток. С этими словами он протянул Митту лист с десятком имен. Он быстро просмотрел его и пожал плечами: — Я никого из них не знаю. — Дело поправимое, — невозмутимо ответил Навис. Так началась серия приемов, на которых Митт должен был познакомиться с потенциальными невестами и выбрать одну. Хотя официально о главной цели приемов не объявлялось, все о ней знали, и девушки из кожи вон лезли, чтобы понравиться королю. Увы, ни одна не смогла произвести на Митта впечатление. Все эти воспитанные, образованные, красивые девушки из высшего общества казались ему фальшивыми по сравнению… Нет, пора действительно прекращать сравнивать. Увидев на очередном приеме Хильди, Митт почти обрадовался. Не потому что хотя бы на мгновение рассматривал ее как одну из кандидаток, а потому что она, несмотря на невыносимое высокомерие, всегда была настоящей. И ее манера обращения с ним мало изменилась после того, как он стал королем, став лишь немного вежливее. Хильди была теперь наместницей на Святых островах и нечасто бывала в столице. По тому с каким энтузиазмом она согласилась на эту должность, Митт подозревал, что ей не слишком нравится общаться с мачехой — графиней Элтрудой. — Хильдрида, — Митт склонил в приветствии голову, подойдя к ней. — Ваше величество, — Хильди на этот раз почтительна — без обычных язвительных интонаций в голосе. — Вы помните мою подругу Энблит? И только в этот момент Митт обратил внимание на стоявшую чуть позади Хильди высокую светловолосую девушку, удивляясь, как он мог раньше ее не заметить. Как вообще можно не заметить столь монументальную фигуру? — Биффа, — улыбнулся он, целуя ее руку. — Конечно, я помню. Биффа смущенно зарделась, улыбнувшись в ответ. И в этот миг Митт понял, что приемы можно завершать — он нашел себе достойную невесту. Впоследствии он убедился, что сделал правильный выбор.***
То, что Митт не стареет, первой заметила Биффа. Она неуверенно — будто хотела ошибиться — спросила его однажды вечером, когда они были вдвоем в своей опочивальне: — Митт, ты Бессмертный? Он был слегка ошеломлен этим вопросом. Но только слегка. Поскольку в этот момент понял, что где-то в глубине давно знал — просто не хотел принимать. — Видимо, да, — медленно кивнул он. Осознание вызвало массу эмоций. И доминирующей среди них была вспыхнувшая безумная надежда. Настолько яркая и острая, что причиняла боль. Митт был поражен силой этого чувства. Он любил Биффу, прожил с ней много лет в счастливом браке и давно забыл о своей первой любви. Ну, не то чтобы забыл — память о Маэвен хранилась прочно запертая в дальнем уголке сознания, — но до сих пор он был уверен, что смирился с ее исчезновением, и Биффа заняла ее место в его сердце. А теперь, когда с осмыслением принадлежности к Бессмертным, перед ним внезапно возникла перспектива когда-нибудь снова увидеть Маэвен, он понял, что это желание тлело в нем всю жизнь, что он по-прежнему тосковал по ней. И вовсе не смирился с ее исчезновением. Митт тряхнул головой, пытаясь разобраться в себе. Это было странно. В конце концов, он знал Маэвен еще совсем мальчишкой, да и общались они не так уж долго. А с Биффой — преданной, любящей Биффой — он прожил целую жизнь. Вместе с ней строил королевство, вместе с ней растил детей, с ней делил радости и трудности. Так почему же нежная привязанность к ней (и печаль при мысли, что когда-нибудь она умрет, а Митт продолжит жить дальше) была далеко не столь сильной и глубокой как чувство к Маэвен? По-своему истолковав его потрясенное молчание, Биффа сочувственно сжала его ладонь: — О, Митт, мне так жаль — когда-нибудь тебе придется продолжить путь в одиночестве. Хотела бы я… Не договорив, она покачала головой, грустно улыбнувшись. Митт улыбнулся в ответ, обнимая ее. Его жена не должна понять, что первой его эмоцией была не грусть от грядущего расставания с ней, а радость от возможности увидеть другую. Биффа не заслужила такого. Следующим заметил Навис, но всё что, он сказал по этому поводу, было: — И что вы собираетесь делать? Митт пожал плечами: — Инсценирую свою смерть, когда Толиан будет готов принять трон. Навис одобрительно кивнул и больше к этой теме не возвращался. Третьим заметившим был, конечно же, Морил, который задал Митту тот же самый вопрос, что и Навис. Митт усмехнулся — поразительное единомыслие. И больше никто не обращал внимания на неизменно молодое лицо короля. — Люди видят только то, что хотят или готовы увидеть, — сказал Навис, когда Митт выразил свое удивление по этому поводу. И, похоже, был прав. А когда Митт научился казаться старше, и вовсе ни у кого не возникало даже малейших сомнений. Когда его старшему сыну Толиану исполнилось двадцать семь, Митт решил, что вполне может оставить на него Дейлмарк и уйти на покой. Пришлось подключить придворного лекаря, который вынес заключение о смерти короля Амила. Устроив пышные похороны, Митт покинул Кернсбург, поселившись в полном уединении, на берегу реки. Биффа оставила двор вместе с ним. Ушел из столицы и Морил, поручив Академию — свое любимое детище — более молодым и энергичным. Несколько лет Митт наслаждался долгожданным спокойствием, уединенной жизнью с Биффой и общением с временами заглядывавшим к ним Морилом. Иногда заезжали и дети — особенно Толиан, когда нуждался в совете. А потом началось самое тяжелое время в жизни Митта, когда один за другим начали уходить друзья и близкие. Навис умер, еще когда Митт был королем. И хотя он был готов к этому — в конце концов, Навис был гораздо старше него — все-таки его смерть стала для Митта тяжелой потерей. У него возникло чувство, что он теряет отца. От всегда холодно-сдержанного Нависа он получил гораздо больше тепла и участия, чем от родного отца. — Из тебя вышел прекрасный король. Великий, — заметил Навис, впервые за многие годы возвращаясь к прежнему неформальному обращению, и, улыбнувшись, добавил: — Я знал, что так будет. К тому времени он уже не вставал с постели, и лекари ждали его кончины со дня на день. — Благодаря вам, — искренне ответил Митт, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Навис покачал головой: — Нет. Благодаря твоим собственным стараниям. Я лишь немного помог. Митт грустно улыбнулся в ответ, чувствуя, что вместе с Нависом из его жизни уходит целая эпоха. А несколько десятилетий спустя один за другим стали уходить остальные. Биффа. Морил. Хильди. Йинен. Киалан. Брид. Но хуже всего было хоронить детей. Митт наблюдал за похоронами издалека, не имея возможности даже присутствовать на них по-настоящему — ведь для всех король Амил почил много лет назад. С каждой новой смертью его сердце разрывалось от боли, и он с предельной ясностью понял, почему Бессмертные живут так уединенно. Просто слишком больно раз за разом хоронить дорогих и любимых — проще вовсе ни к кому не привязываться.***
Сомнения, порой возникавшие в течение двух столетий, в последнее время вспыхнули с новой силой. Иногда Митт думал, стоит ли что-то начинать, если несколько десятилетий спустя Маэвен, как и все остальные, уйдет из его жизни. А он продолжит жить. Один. Вечное проклятие Бессмертных. Но потом он вспоминал ее веснушчатое лицо, обеспокоенный взгляд и робкую улыбку, и понимал, что ему наплевать на последствия. Другие сомнения победить было сложнее. Нужен ли он Маэвен? Они были подростками. Она всё еще подросток, только что вернувшийся домой из грандиозного приключения. Может, ее симпатия просто привиделась ему. Может, он принял желаемое за действительное. В любом случае, Митт не собирался встречаться с Маэвен, пока она не повзрослеет. Он прожил целую жизнь, и у нее должна быть возможность повзрослеть. Возможность принять осмысленное решение, а не броситься очертя голову в первую же подростковую влюбленность. Он не хотел, чтобы она когда-нибудь пожалела об этом. Однако судьба смешала его планы. Придя во дворец Таннорет разобраться с Канкредином, Митт знал, что Маэвен должна быть где-то поблизости — в гостях у отца. Но наивно надеялся, что они не столкнутся. Ее крик застал его врасплох, когда он уже собирался перебраться через баррикаду, возникшую на месте ворот, заставив замереть на месте. — Митт! Несмотря на прошедшие годы, он сразу узнал ее голос. Митт обернулся. Она стояла во дворе — мокрая, перепачканная, взъерошенная — и смотрела на него с отчаянной надеждой. Ему понадобилась вся его сила воли, чтобы не броситься к ней, схватив в охапку, а уйти, помахав на прощание. Четыре года, и они встретятся снова, если к тому времени у нее останется желание видеть его. Четыре года — такая малость по сравнению с двумя веками.***
Маэвен была преисполнена решимости найти Митта немедленно. Четыре года! В глубине души она понимала и причины, и даже справедливость его решения, но в данный момент ей было всё равно. Когда она за столь короткое время последовательно переходила от отчаяния к надежде, восторгу и разочарованию, ей до боли хотелось убедиться, что Митт ей не привиделся. Всю оставшуюся часть лета Маэвен провела, бродя по Зеленым тропам, сказав отцу, что решила посетить исторические места. Но к ее величайшей досаде поиски ничего не дали: она так и не смогла обнаружить Кеннорет. Лето закончилось, и ей пришлось сдаться, вернувшись домой. Маэвен хотела продолжить поиски на следующее лето, но в течение года у нее было время поразмыслить и отказаться от этого намерения. Ей четырнадцать лет, ему — двести. Не то чтобы четыре года кардинально изменили эту разницу, но… В общем, Маэвен снова отправилась на каникулы к отцу, серьезно занявшись историей. Что, кстати, дало ей возможность больше общаться с ним и лучше его узнать. Когда Маэвен исполнилось шестнадцать, на нее начали обращать внимание парни. Один раз она даже ходила на свидание. Но когда Роб попытался поцеловать ее, она пробормотала неуклюжие извинения и сбежала. Просто это чувствовалось ужасно неправильно. Больше она приглашений не принимала и прослыла неприступной. Она знала, что в школе ее за глаза прозвали королевой. Глупое прозвище вызывало желание одновременно расхохотаться и заплакать. Если бы они знали… Впрочем, ей бы все равно никто не поверил. Иногда Маэвен сама себе не верила. К концу четвертого года она пыталась убедить себя, что приключение в прошлом ей просто приснилось. Не то чтобы она всерьез в это верила, просто создавала себе спасительную соломинку, если Митт так и не появится. В конце концов, он прожил двести лет, был королем, у него были жена и дети. Зачем ему нужна юная девчонка, которую он знал подростком в течение нескольких месяцев? Наверняка он и думать о ней забыл. Именно с такими мыслями Маэвен сидела на скамейке во дворе дворца Таннорет, пытаясь читать очередной трактат о царствовании Амила Великого. Кто-то встал перед ней, и тень упала на книгу. Привыкшие к солнечному свету глаза на несколько мгновений потеряли способность читать. — Знаешь, в этих книгах немало выдумок, — заметил знакомый голос. Маэвен замерла, боясь поверить, а потом медленно подняла голову. Митт изменился. Он стал взрослым, а его светлые глаза контрастировали с молодым лицом, выдавая прожитые годы. И в то же время он остался прежним. Достаточно прежним, чтобы в душе Маэвен взметнулся ураган эмоций, заставивший ее вскочить со скамейки, уронив книгу, и кинуться ему на шею. — Митт, — прошептала она, уткнувшись носом ему в грудь. — Здравствуй, Маэвен, — также тихо ответил он, обнимая ее. Его голос едва заметно дрожал, и она вдруг поняла — почувствовала, — что он так же страстно хотел увидеть ее, как она его. И так же скучал по ней. И не был уверен во взаимности своих чувств. Маэвен всхлипнула, крепче обнимая его, а потом тихонько засмеялась и немного отстранилась, чтобы жадно вглядеться в его лицо. Митт смотрел на нее с таким выражением, словно боялся проснуться. И хотя он улыбался, в глазах стояли слезы. — Больше никогда не смей убегать от меня, — яростно произнесла Маэвен. — Никогда, — пообещал Митт, стирая слезы, бегущие по ее щекам. — Ты назвал дворец в мою честь, — заметила Маэвен, когда они позже бродили по Кернсбургу, держась за руки. — Мне тогда хотелось, чтобы хоть что-нибудь напоминало о тебе, — кивнул Митт. — А как к этому отнеслась Биффа? — Это было до того, как мы поженились. Маэвен немного помолчала, прежде чем осторожно задать следующий вопрос: — Ты любил ее? Она сама не совсем понимала свои чувства по этому поводу. Испытывала ли она ревность или напротив — была рада, что хотя бы какое-то время рядом с Миттом находился любящий человек? Он бросил на нее быстрый взгляд и твердо ответил: — Да, — и сбивчиво попытался объяснить, вдруг разительно напомнив себя-подростка — неловкого и смущающегося: — Я тогда не знал о том, что Бессмертный. Ты исчезла — всё равно, что умерла для меня. Я пытался двигаться дальше. И в любом случае, мне пришлось бы жениться рано или поздно — королю нужны наследники. Биффа была прекрасной женой и прекрасной королевой. — Я понимаю. Правда, — Маэвен улыбнулась, сжав его ладонь. Митт улыбнулся в ответ и махнул в сторону Музыкальной академии, представлявшей собой ажурный замок с башенками: — Ее основал Морил, знаешь? Маэвен с готовностью ухватилась за предложенную тему, и они принялись вспоминать друзей. Было больно сознавать, что те, кого Маэвен ярко помнила юными и полными надежд, давным-давно умерли. Но в то же время говорить о них с Миттом, узнать об их жизни после ее исчезновения, об их достижениях приносило немного горькое утешение. А потом Митт спросил ее о том, чем она собирается заняться теперь, когда закончила школу. И Маэвен охотно рассказала о поступлении в университет. — Хочу стать историком. Возможно, археологом. О том, что ее может потерять отец, которому она ничего не сказала о своем уходе, Маэвен вспомнила только, когда начало садиться солнце. И они бегом помчались обратно во дворец, смеясь и распугивая прохожих, с удивленным недоумением смотревших им вслед. Прощаясь возле ворот, Маэвен первая поцеловала Митта. И он ответил жадно и нетерпеливо, крепко прижав ее к себе так, словно боялся, что она может растаять. — Не представляешь, как давно я хотела это сделать, — улыбнулась Маэвен, когда они, слегка задыхаясь, оторвались друг от друга. — Я хотел это сделать двести лет, — серьезно ответил Митт. И Маэвен вздрогнула, представив себя на его месте. Но он уже улыбнулся, снова потянувшись к ней, и всё остальное стало неважно.***
На следующий день Маэвен познакомила Митта с отцом, представив его как старого друга, которого случайно встретила в Кернсбурге. — Твой отец ужасно похож на Нависа, — удивленно заметил Митт, когда они остались вдвоем. — Я заметила, — ухмыльнулась Маэвен и уже серьезно спросила: — Скучаешь по нему? Митт кивнул: — Он был хорошим человеком и прекрасным советником. Тем, каким королем я стал, я во многом обязан ему, — немного помолчав, он тихо добавил: — Он стал для меня отцом. Гораздо лучшим, чем мой родной. Маэвен сочувственно сжала его руку. Митт тряхнул головой и улыбнулся, правда улыбка вышла грустной. — Знаешь, какой совет я от него услышал в самом начале своего королевского пути? «Для всего свое время. И сейчас не время для скорби». Когда ты исчезла, я думал, что у меня не осталось сил ни на что. Не знаю, что бы со мной было, если бы не Навис. — О, Митт, — вздохнула Маэвен, обнимая его. Она прекрасно понимала его чувства в тот момент, потому что сама испытывала похожие, внезапно оказавшись в родном времени. Вот только ей при этом не приходилось разбираться с бардаком в королевстве. — Зато теперь мы вместе. Маэвен не стала добавлять «навсегда»: «всегда» в случае Митта слишком долгое время, и она сможет быть с ним лишь очень небольшую его часть. Митт ничего не ответил, крепче прижав ее к себе и зарывшись лицом в волосы.***
Они поженились несколько лет спустя, когда Маэвен закончила университет и начала работать археологом. Митт до встречи с ней работавший коммивояжером (он говорил, что ему нравится постоянно ездить по стране), тоже стал археологом. Присутствие Митта на раскопках придавало им особое очарование, поскольку он рассказывал о находках такие вещи, которые ни один археолог никогда не смог бы узнать. Конечно же, они об этом не объявляли во всеуслышание. От предстоявших им многих счастливых лет вместе у Маэвен перехватывало дыхание. И она усиленно пыталась не думать о том, что когда-нибудь умрет, а Митту придется продолжать свой вечный путь в одиночестве. Каково осознавать это ему, она боялась даже представлять. И она старалась сделать отпущенные им годы настолько счастливыми, насколько возможно. Единственное, что огорчало Маэвен — то, что у них не было детей. Но, возможно, это и к лучшему, утешала она себя: Митт уже однажды пережил своих детей, жестоко было бы заставлять его проходить через это снова.***
Окружающие неоднократно говорили Маэвен, что она выглядит моложе своих лет. Она считала подобные замечания обычными комплиментами — отчасти правдивыми, но почему-то ей ни разу не пришло в голову, что это может означать на самом деле. До одного безмятежного летнего утра, когда они с Миттом завтракали на залитой солнцем веранде с видом на море. В тот год они решили провести отпуск в путешествии по его родине. — Маэвен, — произнес Митт с едва заметной улыбкой, глядя на нее, подперев ладонью подбородок, с выражением веселой нежности, — когда ты в последний раз смотрела на себя в зеркало? Внимательно, а не мимоходом? Она моргнула, машинально проведя рукой по волосам и бросив быстрый взгляд на одежду, что заставило Митта фыркнуть. — А что? — недоуменно спросила Маэвен. — Значит, давно, — заметил он этим своим многозначительным тоном, подразумевающим, что она не улавливает чего-то очевидного. Маэвен угрожающе нахмурилась на него. Митт ухмыльнулся и поймал ее ладонь, переплетя их пальцы. — Ты не стареешь, — сообщил он ровным голосом, в котором ясно слышался сдерживаемый восторг. Маэвен снова моргнула. У нее ушло несколько долгих мгновений, чтобы понять, что он имел в виду. А поняв, она распахнула глаза в изумленно-радостном недоверии. — Но… Разве так бывает? — почти шепотом спросила она. — Видимо, бывает. Ну, или мы с тобой первые в истории Бессмертные, обратившие внимание друг на друга, вместо того чтобы влюбляться в смертных. Маэвен засмеялась: — Возможно, просто больше никому не представилось такой возможности. Бессмертных не так много, чтобы был большой выбор. — Возможно, — согласился Митт и наклонился вперед, чтобы поцеловать ее.***
Поначалу Маэвен опасалась, что вечность вместе — это слишком долго, и они могут просто надоесть друг другу. Но чем больше веков проходило, тем больше рассеивались эти страхи. Они переезжали на новое место каждые несколько десятилетий, чтобы люди не начали удивляться их нестареющим лицам. Перепробовали множество профессий. Время от времени поступали учиться в университет, изучая меняющийся мир. Старались не слишком привязываться к окружающим, чтобы потом не пришлось горько прощаться. И с течением лет они всё крепче врастали в души друг друга, став поистине единым целым. Лишь изредка они пересекались с другими Бессмертными. Но когда однажды случайно столкнулись с Вендом — на холмах возле Золотого города, — Маэвен искренне поблагодарила его за то, что он когда-то перенес ее в прошлое, тем самым начав их с Миттом историю, у которой не будет конца.