Криденс
17 марта 2017 г. в 08:53
Он кот, но его это смущает гораздо меньше, чем тех, кто знает о том, что он не совсем кот. У него восхитительно гибкое и сильное тело, отличная реакция, он видит в темноте и различает столько запахов, что в первые несколько часов у него постоянно кружилась от них голова. Куини, сестра Тины, может читать его мысли, даже когда он кот, и говорит, что теперь это лучше получается, что очень удобно, потому что Тина намерена как можно скорее выяснить способ превратить его обратно, пока больше никто не узнал. Домой в таком виде он вернуться не может — хозяйка квартиры не выносит кошек, как и оба её огромных кобеля, так что вот уже двое суток Криденс числится ценным свидетелем по несуществующему, но обрастающему всё большими подробностями делу, и обитает аж на Бродвее в Вулворт-билдинг.
Он дремлет на столе, пока Тина заканчивает заполнять отчёты. Конечно, он предпочёл бы её колени, там и мягче, и теплее, но он давно вырос из того возраста, когда ему было бы прилично сидеть на женских коленях. Да и вообще на коленях, если уж на то пошло. В кабинете пахнет выпечкой — от одежды Тины, пылью — из-под каталожных ящиков, чернилами и бумагой — прямо в самый нос. Криденс отворачивается, чтобы втянуть немного более чистого воздуха из приоткрытой двери в коридор, и идущий оттуда запах настолько восхитителен, что он открывает глаза и подбирается, готовясь спрыгнуть со стола, чтобы увидеть источник.
— Тина, — звучит набатом слишком грубый для чувствительных кошачьих ушей голос, — ты закончи… ла? Скажи мне, что это свидетель, нарушитель или улика. Тина, где ты его взяла? Тина?
Криденс безуспешно пытается сдержать отчаянно мечущийся хвост, но подозревает, что ещё немного, и не только перестанет пытаться, но и начнёт шипеть — теперь мистер Грейвз так близко, что запах из приятного стал невыносимо-дразнящим, отчего хочется уткнуться носом в пропахшую потом рубашку и тереться до тех пор, пока его собственный запах его не заглушит, или пока Криденс сам не пропитается чужим запахом от усов до кончика хвоста.
— Эммм… — Тина переводит взгляд со всё больше нервничающего Криденса на мистера Грейвза и обратно, явно не решаясь сказать правду. — Это потерпевший. Над ним… проводили опыты. Его уже подлатали, но дело пока открыто, так что нового хозяина в ближайшее время не предвидится. Вот, сижу с ним, пока могу, а потом думала снова отнести его дежурным, потому что миссис Эспозито…
— Так ты жертва, приятель? — гораздо тише спрашивает мистер Грейвз, наклоняясь к самому лицу… к самой морде Криденса, так что можно различить, что у него ничего, кроме чая, кофе и папиросы, во рту сегодня не было. Криденсу не нравится запах табака даже в человеческом облике, а сейчас, когда он по нелепой случайности стал котом, даже почти выветрившийся дым заставляет нос неудержимо свербеть. Он чихает прямо в лицо мистеру Грейвзу, но вопреки ожиданию, тот не ругается.
— Ты прав, здесь ужасно пыльно. Тина, — мистер Грейвз выпрямляется, будто невзначай касается спины Криденса, перебирает пальцами мех, — я могу его взять, если это ненадолго.
Криденс не видит его лица, но изменившийся тон голоса подсказывает, что выражение его сейчас где-то между «я делаю вам одолжение» и «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста». Он поворачивает голову и тоже смотрит на Тину, надеясь, что наклонённых вперёд ушей и расширенных зрачков хватит для того, чтобы та поняла правильно. Вторую ночь в дежурке Криденс просто не вынесет — прошлая смена ему оттоптала хвост, а старый толстый аврор вообще пытался напоить чем-то отвратительно пахнущим. Конечно, это всё из-за того, что Тина никого не предупредила, что он не просто кот, а вовсе даже перекинувшийся маг, но после истории с обскуром и Гриндельвальдом Криденс в магическом Нью-Йорке, как и в жизни вообще, был на птичьих правах и на полулегальном существовании. Тройное убийство, пусть и вычеркнутое из памяти обычных людей, всё ещё отягощает его совесть и увесистую папку с личным делом, которую Тина вчера даже разрешила ему понюхать. Защищённая заклятьями папка ничем не пахла, даже пылью.
— Хорошо. Вы можете забирать его на ночь, — улыбается Тина, — но днём он нужен мне здесь. Он знает слишком много.
Мистер Грейвз хмыкает и заверяет её, что конечно, что обязательно, что ему лично вообще в доме не сдался кот, ещё и без постоянного присмотра, но его рука, весьма умело чешущая Криденса за ушами, утверждает обратное.
— Он очень умный, — заверяет Тина мистера Грейвза, протягивая ему корзинку, в которой принесла Криденса сюда.
— Забирайся, — говорит мистер Грейвз, пристраивая корзинку на свободный угол стола и подталкивая вставшего и тянущегося за дополнительной лаской Криденса в её сторону, но тому совершенно не нравится перспектива быть снова запертым с этой ловушке. Он поворачивается к мистеру Грейвзу мордой, поднимается на задние лапы, упираясь передними ему в грудь, и мяучит, пытаясь донести до него, что готов очень-очень смирно сидеть на руках, бежать сзади, лежать воротником, всё что угодно, лишь бы не быть запертым в корзинке.
— Забирайся в корзинку или останешься здесь, — строго говорит мистер Грейвз, и Криденс прижимает уши и шипит ему в лицо. — Ну хорошо, хорошо.
Руки мистера Грейвза умеют не только гладить, но и мягко подхватывать под лапы, и уже через пару секунд Криденс устраивается у него на груди, обнимает за шею, вцепившись в воротничок рубашки когтями и тычась носом в щекотную щетину под челюстью. И чувствует себя победителем.
— Я похож на злобного колдуна? — спрашивает Грейвз Тину, и та в ответ смеётся. — У меня теперь даже злобный колдовской кот есть.
— Вы похожи на человека, который очень любит кошек, — отвечает она громким свистящим шёпотом, от которого Криденсу режет уши.
— Так и есть. Но это большой секрет, так что — никому.
— Никому, — торжественно отвечает Тина и, судя по шелесту, возвращается к бумагам.
— Скажи мисс Голдштейн «До свидания», приятель, и пойдём ко мне в гости.
Криденс нехотя отворачивается от тёплой шеи, которая теперь пахнет только им, говорит «мяу» в ответ на немного встревоженный взгляд Тины, и снова утыкается носом в кожу над жёстким воротником. Он не меняет позы, даже когда Ред, бессменный лифтовой эльф, пытается подёргать его за хвост.
— Ещё раз так сделаешь, лишишься рук, — предупреждает эльфа мистер Грейвз. — Или давно инструкции по обращению с опасными уликами не читал?
— П-простите-сэр-не-повторится-сэр, — ворчливо отзывается тот, и Криденс выглядывает из-за плеча мистера Грейвза, когда тот выходит из лифта, и высовывает кончик языка, чтобы подразнить Реда. Тот в ответ грозит кулаком.
— Надеюсь, тебя не тошнит после аппарации, — бормочет мистер Грейвз, когда они сворачивают в переулок, плотно прижимает Криденса к себе и перемещается прочь. Внутренности делают кульбит, но Криденса не тошнит, ему здорово. Аппарация — это похоже на полёт в форме обскура, только разрушений меньше.
— Ну, вот мы и дома, — говорит мистер Грейвз и отпирает заклятьем дверь.
Место, куда они перенеслись, сильно отличается от того, каким Криденс представлял себе жилище главы департамента. Он думал, что у того должен быть целый этаж в одном из небоскрёбов или шикарный дом с садом, но, судя по тому, что в холл с лифтом выходит ещё несколько дверей с номерами, апартаменты мистера Грейвза гораздо скромнее.
Мистер Грейвз осторожно отцепляет когти Криденса от одежды и опускает его на галошницу. Криденс принюхивается, крутит головой, изучая дом, спрыгивает на мягкую ковровую дорожку, которую без магии пришлось бы дважды в день вытряхивать, а то и стирать, чтобы она оставалась настолько чистой. Инстинкты кошачьего тела заставляют потереться обо все окружающие углы. Он увязывается за мистером Грейвзом, который за это время успел пристроить пальто и пиджак на вешалку и переобуться в домашние туфли, до туалетной комнаты, где стоит огромная чёрная ванна на львиных лапах и с кучей кранов вдоль дальнего края, и терпеливо ждёт, пока тот закончит мыть руки, а затем требовательно мяучит, требуя доступ к унитазу.
— Очень умный, да? — усмехается Грейвз, поднимает тёмную крышку и внимательно смотрит на Криденса. Криденс тоже смотрит — укоризненно. Ну, по крайней мере он надеется, что у него получается укоризненно смотреть. Этот раунд он тоже выигрывает, немного удивляясь, с чего он вообще ведёт подсчёт очков. Мистер Грейвз выходит, прикрыв за собой дверь, и возвращается только через три минуты, когда Криденс под шум воды беспомощно болтается на цепочке, грозящей вырвать ему зацепившийся коготь, и испуганно орёт.
— Очень умный, но не очень удачливый, — заключает мистер Грейвз, выпутав его из стального плена и гладя по встопорщенной шерсти. — Если ты здесь закончил и не хочешь, например, принять ванну, будем ужинать.
Против ванны Криденс пока что ничего не имеет — последний раз он мылся ещё будучи человеком, то есть примерно трое суток назад, но «ужин» тоже звучит привлекательно. Палец уже почти не болит, мягкие поглаживания неплохо успокаивают, и Криденс решает, что ужин — это отлично, а помыться он может и после. Интересно, как отнесётся мистер Грейвз к плещущемуся в его явно очень дорогой ванне коту? И знает ли он нормальное сушащее заклинание, или тоже только то, от которого потом все волосы дыбом и ко всему липнут?
Кухня мистера Грейвза вдвое больше прихожей, и Криденсу кажется, что здесь вполне может поместиться всё его нынешнее жилище и ещё место останется. Вдоль стены стоит диван, потом квадратный стол, слишком высокий, чтобы за ним было удобно сидеть на диване. Почти вплотную к столу — два стула с высокими спинками, а у другой стены — раковина и печь с открытым очагом, какие Криденс видел только на иллюстрациях. Над печью висят пучки трав и полотняные мешочки, над очагом на крюке покачивается котёл, на железном листе над духовой частью стоит одинокая сковорода, остальные висят сверху. Контраст между столовой частью кухни и местом для готовки настолько разителен, что Криденс чуть не выдаёт себя. Он обходит помещение, заглядывая во все углы, суёт нос в котёл, забравшись на полку над очагом, трётся мордой о ножки стульев, стола и дивана и в конце концов забирается на мягкое сиденье стула — от дивана слишком сильно пахнет папиросами.
Пока Криденс изучает кухню-столовую, мистер Грейвз достаёт с ледника накрытый крышкой горшок и подогревает его заклинанием, призывает из буфета глубокую тарелку, деревянную миску и пивную кружку, расставляет всё на столе и наконец снимает крышку с горшка, выпуская наружу потрясающий запах жаркого. Рот Криденса наполняется слюной, и он даже подумывает мяукнуть, как порядочный кот, но потом решает, что это ниже его достоинства и воспитания, и терпеливо ждёт, пока мистер Грейвз наложит еду в миску.
— Сырого мяса нет, прости, — говорит тот, ставя миску рядом со стулом. Криденс спрыгивает на пол и трогает лапой ароматные кусочки… Чем бы это ни было при жизни, оно пахнет прекрасно! И ровно настолько горячее, чтобы он мог есть, не обжигаясь.
Мистер Грейвз усаживается рядом, не на тот стул, что выбрал Криденс, в его кружке само собой появляется пиво. Яркий хмельной аромат смешивается с запахом мяса, и Криденс блаженно урчит, стараясь есть не слишком быстро, чтобы растянуть удовольствие. Он останавливается, только несколько раз вылизав миску, в которой уже точно не осталось ни капли восхитительного соуса.
— Вкусно? — спрашивает мистер Грейвз, проводит ладонью от загривка до хвоста, движением руки отсылает миску и остальную посуду в раковину мыться и пересаживается на диван. И призывает откуда-то портсигар.
Криденс на пробу шипит, когда мистер Грейвз его открывает, а когда тот подносит папиросу ко рту, утробно воет, уже не сдерживая возмущение. Спина будто сама собой выгибается, шерсть встаёт дыбом, хочется одновременно покусать держащую папиросу руку и утащить и закопать весь портсигар как можно дальше и как можно глубже. Мистер Грейвз отводит руку с папиросой от лица и приподнимает брови, глядя, как Криденс следит за ней глазами.
— Ага, — глубокомысленно говорит он и убирает папиросу обратно в коробочку. — Твой бывший хозяин курил? Или тебе просто не нравится запах?
Криденс всё ещё стоит выгнув спину дугой, но чувствует, как укладывается шерсть. Кошачьи рефлексы ужасны, но весьма выразительны, думает он, всё ещё с подозрением глядя на то, как портсигар вылетает за дверь, возвращаясь туда, откуда явился. Из-за этого он не замечает, что мистер Грейвз поднялся с дивана и подобрался совсем близко к нему.
— Не передумал насчёт ванны? — спрашивает он у Криденса над ухом, и Криденс подпрыгивает от неожиданности. Буквально подпрыгивает, взвившись над полом на высоту своего кошачьего роста. — Немытые коты в спальню не допускаются.
Криденс прикусывает ему штанину в отместку за собственный испуг. Он бы и за лодыжку цапнул, но не уверен, что может зайти так далеко безнаказанно.
— Что ж, давай проверим, — предлагает мистер Грейвз и медленно идёт в сторону туалетной комнаты. — Надеюсь, Тина уже обработала тебя антипаразитным. Или твой бывший хозяин.
Криденс идёт за ним, тычась мордой или потираясь боками о ноги, потому что от этого мистер Грейвз смешно замирает и ругается сквозь зубы, но никак не препятствует. Уже у самой ванны их настигает шёлковый халат и огромное полотенце. Криденс обнюхивает пахнущий папиросами и кофе край халата, чихает и шипит. Мистер Грейвз хмыкает и произносит очищающее заклятье. Четыре-ноль.
Две разноцветные струи с шипением наполняют ванну, и Криденс убеждает себя, что это гораздо интереснее, чем смотреть, как мистер Грейвз разоблачается. Но когда тот подходит, чтобы забраться в воду, он всё же поднимает взгляд от теперь уже едва капающих кранов и разглядывает бледную кожу с редкими отметинами от, скорее всего, заклятий, хотя насчёт почти белой звёздочки под рёбрами он не уверен — у мистера Скотта, заведующего общественной баней, куда Криденс ходит через день, точно такая же на руке, и он любит рассказывать, как «получил пулю в плечо, и всего парой дюймов левее…» Мистер Грейвз переступает бортик ванны, садится, а затем ложится, полностью, за исключением головы, скрываясь под водой, в которой плавают клочья пены, а потом поднимает из воды одну руку, и в Криденса летят мокрые брызги.
— Будешь мыться или только смотреть? — спрашивает мистер Грейвз и довольно мычит, растирая тело лохматой мочалкой.
Настоящая ванна, думает Криденс, откровенно завидуя тому, что у кого-то в доме есть возможность поваляться в горячей воде со слабо пахнущими пузырьками моющего зелья. Он бы тоже хотел так вытянуться и водить мочалкой по коже, чувствуя, как уходит из тела усталость, но вместо этого сидит на скользком от оседающей влаги уголке. Решив, что ему нечего терять, он поворачивается и медленно, боком, сползает в воду. Под лапами оказывается чуть менее скользкая, чем ванна, нога, и Криденс на мгновение выпускает когти, но тут же расслабляется, отталкивается и медленно плывёт вдоль между бортиком ванны и лежащим по центру мистером Грейвзом, который, быстро сообразив, что к чему, отодвигается, давая ему больше места для манёвра. Вода ровно той температуры, какой нужно, и хотя к тому моменту, как Криденс достигает другого конца ванны, мех полностью намокает и тяжелеет, он не может не признать, что даже в этом теле ванна приносит ему удовольствие.
— Иди-ка сюда, я тебя потру.
Мистер Грейвз подхватывает его под грудью и направляет к себе на живот. Криденс опирается лапами и стоит, жмурясь от удовольствия, пока ласковые пальцы чешут ему спину, бока и лапы.
— Ты просто идеальный кот, — говорит мистер Грейвз. Его голос звучит будто сквозь гудение, и Криденс понимает, что гудит он сам. Мурлычет. Тарахтит как автомобильный двигатель. — Жаль, что я не могу оставить тебя насовсем.
Он вздыхает, и Криденс вздыхает вместе с ним, и очень хорошо, что этого не слышно за мурчанием.
Вода медленно сливается, пока мистер Грейвз выбирается из ванны. Полотенце оборачивается вокруг него, а сам он наводит на Криденса палочку, и Криденс испуганно прижимает уши, сжимается в комок и погружается в воду с головой. Инстинкт заставляет его распрямить лапы, и он судорожно отфыркивается, а потом вспоминает про угрозу, но мистер Грейвз стоит, перегнувшись через край ванны, и в его руке больше нет палочки.
— Прости, мой хороший. Я не хотел тебя напугать, только высушить. Ты настолько смело себя вёл всё это время, что я совсем забыл о твоей истории.
Голос мистера Грейвза тихий, мягкий, совсем как у Куини, когда она хочет казаться милой, то есть почти всегда. Но в отличие от неё, мистер Грейвз, похоже, действительно раскаивается, и Криденсу становится стыдно, что он обманывает такого хорошего человека, который, к тому же, любит кошек. Он тянется вперёд и лижет лежащие на бортике ванны пальцы, не зная, как ещё выразить своё доверие, будучи котом.
— Попробуем ещё раз? Ты позволишь мне?
Криденс едва не кивает, но лишь чуть наклоняет голову набок, следя за снова появившейся в руке мистера Грейвза палочкой. Заклятье невидимо, но что-то собирает воду с шерсти в колышущийся шар рядом, а затем уводит к сливному отверстию. Встряхнувшись всем телом, он с наслаждением ощущает собственную чистоту и лёгкость, с которой шерсть ложится на место.
— Вот и всё, теперь ты можешь выбрать себе местечко в спальне, — говорит мистер Грейвз, достаёт его из ванны и опускает на отвратительно холодный после тёплой воды пол.
В холле пол теплее, а когда мистер Грейвз распахивает дверь в очередную необследованную комнату — спальню, Криденс осторожно обнюхивает ковёр, прежде чем на него наступить. Ковёр пахнет мистером Грейвзом, чаем и овечьей шерстью и мягко пружинит под лапами. Мистер Грейвз покидает его ненадолго — Криденс оборачивается, чтобы проследить за тем, как тот возвращается в туалетную комнату, а затем принимается с не меньшим интересом и тщательностью, чем до того в прихожей, холле, ванной и в кухне, исследовать кресла, комод, прикроватные тумбы, подоконник, с которого открывается отличный вид на ночной город, и, конечно, кровать. Если быть домашним котом означает быть любимым, безнаказанно совать нос во все интересные места, есть от пуза, купаться в ванне, наслаждаться ласковыми прикосновениями, спать на подушке… Криденс готов оставаться котом. Бесполезным комком меха с когтями, без совести, без забот, без нужды работать, чтобы оплачивать еду и жильё. Он даже готов носить для мистера Грейвза мышей, крыс, птиц и тапочки, если тот каждый вечер будет забирать его к себе домой. Он позволяет себе ещё немного помечтать, удобно свернувшись на подушке в почти идеальный круг. И ещё немного, уже когда мистер Грейвз забирается в постель, забросив сменивший полотенце халат в кресло.
— Лучшее место в доме, — комментирует он его выбор, гладит заранее начавшего мурчать Криденса по пушистому боку и вытягивается под одеялом, размеренно дыша. Криденс выдвигает вперёд одну лапу, устраиваясь ещё удобнее, и задрёмывает, вслушиваясь в это дыхание.
Он несколько раз просыпается ночью, следуя зову природы. Мистер Грейвз предусмотрительно оставил дверь в туалетную комнату приоткрытой, хотя вряд ли у Криденса возникли бы проблемы с тем, чтобы подпрыгнуть и открыть её самостоятельно. Ручка слива оказалась обмотана удобным для висения жгутом, за что стоило бы поблагодарить мистера Грейвза отдельно. Но с выражением благодарности у котов не очень хорошо. Не ловить же и в самом деле для него мышь? Да и где её найти?
Ближе к рассвету Криденс окончательно просыпается. Бурчание в животе напоминает, что вообще-то ему надо несколько больше еды, чем простому коту, а шум просыпающегося города — о том, что скоро им надо возвращаться в МАКУСА.
Мистер Грейвз спит в той же позе, в какой засыпал, только одеяло немного сползло, открыв обнажённое бедро и грудь примерно до середины. Криденс топчется по подушке, примериваясь, тычется носом в ещё сильнее отросшую щетину, лижет скулу, нос, а затем, окончательно обнаглев, — губы. От этого мистер Грейвз начинает дышать чаще, глаза мечутся под веками, и Криденс повторяет. Рот мистера Грейвза приоткрывается, и тот едва слышно выдыхает «и-е-н-с». Криденс отшатывается и шипит от испуга, и мистер Грейвз тут же открывает глаза, моментально проснувшись. В его руке будто сама собой появляется палочка, которую он нацеливает на Криденса.
— А-а, это ты.
Палочка исчезает так же, как и появилась — будь Криденс человеком, он бы даже не успел испугаться. Но он кот, так что снова, как прошлым вечером, сжался в комок — за подушкой, и громко шипит из-за неё, нервничая и оттого, как резко проснулся мистер Грейвз, и от пару секунд упиравшейся ему в кончик носа палочки, и оттого, что ему точно не почудилось собственное имя, прозвучавшее пусть не целиком, но довольно внятно.
— Что, утром я тебе уже меньше нравлюсь? — ласково спрашивает мистер Грейвз, медленно протягивая к нему руку, и Криденс, шалея от собственной безнаказанности, вцепляется в неё передними лапами. Мистер Грейвз, даже не пытаясь вырваться, легко поднимает его и заваливает на спину, открывая отличный доступ к выступающим под кожей венам. Криденс предупреждающе бьёт задними лапами по удерживающей его руке, и внезапно мистер Грейвз, непонятно как освободившись от когтей, подхватывает его с обоих боков и поднимает перед собой, удерживая на вытянутых руках.
— Игры играми, а мне надо вставать. Думаю, завтрак мы захватим с собой — не люблю аппарировать на сытый желудок, — говорит он спокойно, и Криденс тоже успокаивается, расслабляется в удобно обхвативших его ладонях, провисает ниже. Он ждёт, когда мистер Грейвз его отпустит, но тот вместо этого подносит его к самому лицу и целует в нос.
Губы у мистера Грейвз сухие, тёплые, с запахом зубного порошка, не выветрившимся с вечера. Криденс морщится и облизывается, чтобы заново смочить нос, и заодно облизывает эти губы, которые вдруг раскрываются, выпуская кажущийся с такого расстояния огромным язык, облизывающий Криденса в ответ, и он застывает, потрясённый. Теперь всё пахнет как зубной порошок, и это ужасно, когда ты кот. Вывернувшись из мягкой хватки, он отфыркивается и старательно смывает резкий запах с морды. Мистер Грейвз треплет его между ушей, гладит по спине, ссаживает с колен и поднимается из постели, ничуть не стесняясь следящего за ним кошачьего взгляда. Сам Криденс всегда спит в ночной рубашке, но почему-то то, что мистер Грейвз спит вообще без ничего, его ни капли не смущает. Потому что он кот? Потому что это мистер Грейвз? А если бы я не был котом, думает он, и радуется, что коты не умеют краснеть, потому что если бы он не был котом, то обязательно покраснел бы, потому что вообще-то он тоже голый, а двое людей, которые провели ночь голыми в одной постели, — это очень неприлично. И даже, наверное, греховно, хотя, вряд ли среди магов подобное определение будет иметь какой-то смысл.
Криденсу очень не хочется покидать уютную квартиру, но мистер Грейвз непреклонен. Он подхватывает вяло сопротивляющегося кота на руки, выходит на лифтовую площадку, запирает дверь и аппарирует их в знакомый переулок. Эйфории от аппарации теперь меньше, потому что Криденс знает, что теперь он опять будет целый рабочий день сидеть в кабинете у Тины, которая не только не гладит его, но даже почти не разговаривает с ним, чтобы не вызывать лишних подозрений.
Напоследок мистер Грейвз оставляет ему ту самую деревянную миску с половинкой варёного яйца и двумя разломанными на удобные кусочки тефтелями, но это Криденса радует куда как меньше, чем если бы тот перед уходом наклонился, чтобы его погладить.
— Привет, — здоровается Тина и потом до самого полудня не произносит ни слова, а после и вовсе запирает его в кабинете, торопясь на какое-то собрание. Криденс уже всерьёз размышляет о коробке для документов, потому что туалетные комнаты — в конце коридора, а он заперт здесь, когда дверь снова открывается.
— Так я и думал! — несётся ему вслед, когда Криденс опрометью вылетает в едва появившуюся щель и бежит в нужную сторону.
Когда Криденс возвращается, почти счастливый и предвкушающий, как он нажалуется Куини на плохое обращение, мистер Грейвз ждёт его, сидя за столом и листая ту-самую-папку с несуществующим делом.
— Знаешь, — говорит мистер Грейвз, поднимая на Криденса взгляд, — мне кажется, здесь не хватает всего двух бланков для полной правдоподобности. Бланка задержания преступника и формы передачи его под стражу. Всё остальное на удивление в идеальном порядке, хотя обычно у Тины всё ровно наоборот. Ты не знаешь, почему так?
Шерсть на загривке встаёт дыбом, но Криденс всё ещё слишком счастлив, чтобы резко пугаться, так что ему почти удаётся сохранить видимость спокойствия. Он подходит к мистеру Грейвзу и трётся о его ногу, надеясь, что дёргающийся кончик хвоста не слишком сильно его выдаёт.
— Я только сегодня подумал, что ты слишком умный и слишком идеальный для кота, — задумчиво произносит мистер Грейвз, подхватывая его на руки и устраивая у себя на коленях. — Не знаю, зачем ты Тине, но ты явно не простой кот. Может быть, полукниззл. Или хотя бы на четверть. Слишком умный для кота и слишком простой для настоящего книззла. Что же ты такое?
Успокоенный этой речью Криденс не успевает заметить, как мистер Грейвз взмахивает палочкой.
— Ревелио! Фините! Хо… — перебирает мистер Грейвз чары, но Криденс чувствует лишь лёгкую щекотку. Ни одного нового, ещё не испытанного Тиной заклинания тот так и не произносит, и это одновременно расстраивает и радует. Конечно, оставаться ещё непонятно сколько времени котом не очень хорошо, но оказаться голым на коленях у мистера Грейвза — ничуть не лучше.
— Мистер Грейвз? — раздаётся от двери, и Криденс дёргает ушами, будто надеясь вытряхнуть этот голос обратно. Он всё ещё не простил Тине, что она его заперла.
— Вот, читаю дело вашего потерпевшего. Он тебе сильно нравится, да?
— Да, сэр. — Тина опускает голову, и Криденс чувствует секундное торжество.
— Что с хозяином? Так и не нашли подлеца?
— Пока нет, — вцепляется она в подсказку. — У нас даже нет точного портрета, — оправдывается она, и Криденс раньше неё понимает, что сейчас их наконец-то раскроют.
— Ну, с этой проблемой я могу помочь, — говорит мистер Грейвз и снова поднимает палочку.
— Стойте! Это же кот! Вам же нельзя! — восклицает Тина в панике, но мистер Грейвз вскидывает руку, и она покорно замолкает.
— Прикрой, пожалуйста, дверь.
Криденс следит, как закрывается последний путь к отступлению и обречённо вздыхает. А ведь он не специально стал котом и старался не доставлять неудобств, и ничего плохого не сделал… Кроме убийства трёх человек и разрушения нескольких районов, подсказывает внутренний голос. Я не хотел, думает Криденс, зная, что это неправда, но так же зная и то, что если бы можно было прожить те дни заново, он бы никогда и никому не причинил вреда. Пусть бы даже тогда у него не было и шанса узнать мистера Грейвза и целую ночь быть его котом.
— Легилименс, — произносит тот роковое заклятье, и Криденс изо всех сил сопротивляется, а затем вспоминает сегодняшнее утро. Быстро светлеющее небо на окном, мягкий ковёр под лапами, безмятежное лицо мистера Грейвза, щекотную щетину на языке, сухие губы на своём носу, запах зубного порошка, тихий выдох, с которым ещё спящий мистер Грейвз произнёс его имя. И снова по кругу — губы, небо, щетина, ковёр, «и-е-н-с», «и-д-е-н-с», губы, обнажённая фигура, склоняющаяся к лежащему в кресле халату вместо того, чтобы притянуть его магией, язык, губы, запах зубного порошка, пузырьки пены, ласковые руки, звёздочка шрама, губы, «и-д-е-н-с»…
Заклятье отпускает его, и Криденса тошнит. Мир вертится перед глазами, больно бьёт в лапы, рвётся из горла. Рядом стонет мистер Грейвз, суетится Тина. Криденс откашливается и понимает, что он всё ещё кот и всё ещё жив. Последнее особо радует.
Мистеру Грейвзу явно тяжелее, чем ему. Криденса всего лишь стошнило, а того трясёт, из носа течёт кровь, зубы стучат, и вряд ли он понимает, на каком свете находится. Проскользнув между ног аккуратно придерживающей мистера Грейвза за плечи Тины, Криденс карабкается обратно к нему на колени, тычется носом в лицо, лижет в щёку, обнимает лапами. Наконец ладони мистера Грейвза разжимаются и осторожно касаются пушистых боков. Криденс мурлычет, потому что у него совсем ничего нет, кроме собственного тела и умения мурлыкать, но мистеру Грейвзу становится лучше. Тина останавливает кровь, наколдовывает стакан воды и капает туда из выуженного из ящика стола фиала. Запах бьёт в нос, Криденса снова ведёт, на этот раз от удовольствия, но он сдерживается, зарывается носом в покрытую испариной шею, заглушая соблазн соблазном. Мистер Грейвз выпивает успокоительное, не переставая второй рукой гладить Криденса, отставляет стакан и зарывается лицом в мех. Его дыхание частое и жаркое, и это так приятно, что Криденс бы обязательно замурчал, если бы уже не делал это.
— Прости меня, милый, — шепчет мистер Грейвз.
— Я предупреждала, — ворчит Тина, но в её голосе проскальзывают нотки облегчения оттого, что всё обошлось.
Криденсу тоже есть чего сказать, и он веско мяучит, а потом шипит на Тину целых полминуты, пока не раздаётся стук в дверь.
— Это Куини, — зачем-то сообщает Тина, хотя, наверное, все присутствующие знают, что так стучит только она.
— Что у вас происходит? — спрашивает Куини прямо с порога, а потом замечает сидящего на стуле мистера Грейвза, которого всё ещё трясёт после чтения кошачьих мыслей. — Ох, мистер Грейвз! Вам же нельзя!
— Я хотел помочь, — устало огрызается тот, прижимая к себе Криденса чуть сильнее, чем до того, не то пытаясь защитить его, не то пытаясь защититься им. Криденсу хочется думать, что всё же первое.
— И как?
— Он думает только обо мне.
— Ну конечно, вы же ему нравитесь, — улыбается Куини, которой именно в этот момент Криденс начинает мысленно жаловаться на Тину, на коварство мистера Грейвза, на насильственную легилименцию, на то, что мистер Грейвз спит совсем без пижамы, и на то, что вообще-то время обеда уже подходит к концу, а его только что стошнило остатками завтрака.
Криденс не считает, что определение «нравится» достаточно ёмкое для того, чтобы описать то, что он испытывает при мыслях о мистере Грейвзе. Гораздо больше подошло бы «восхищаюсь» или «абсолютно и безоговорочно влюблён», но вряд ли эти определения будут верно поняты кем-то, кроме Куини или какого-нибудь ещё легилимента, способного уловить все ассоциативные и чувственные оттенки, их сопровождающие.
— Вообще-то я зашла напомнить, что кое-кто пропустил обед.
Спасибо, думает Криденс. Обед — это замечательно, обед — это то, что ему нужно, то, что нужно всем им. Подкрепить силы, чтобы продержаться до конца рабочего дня, до того момента, когда мистер Грейвз заберёт его отсюда к ароматному рагу, горячей ванне и мягкой постели. И пусть он сколько угодно шепчет во сне его имя, Криденс намеревается пользоваться своим пребыванием в кошачьей шкуре всё отмеренное время, потому что он идеальный кот для мистера Грейвза, а мистер Грейвз — идеальный хозяин для такого кота.
Куини снова улыбается и уходит, забрав с собой Тину, и перед Криденсом встаёт проблема выбора — остаться здесь с мистером Грейвзом или бежать за ними, чтобы поесть. Конечно, мистер Грейвз важнее еды, но он выглядит так, будто его надо обязательно покормить и уложить в постель. Криденс открывает рот, чтобы об этом сообщить, и слышит собственное «мяу», доносящееся словно сквозь вату. А потом мир меркнет.
— Что значит, просто потерял сознание? — возмущается где-то рядом Тина.
— Я думаю, у него нервное истощение, если такое вообще бывает у котов. Наверное, после легилименции. Как и у меня, но я привычен справляться, а он, видимо, нет.
— Да вы кого угодно доведёте до нервного истощения, — шипит Тина.
Криденс вздыхает. Он не хотел становиться причиной их ссоры.
— Смотрите, он просыпается.
— Я же говорю, что всё нормально. Ему просто надо отдохнуть и поесть.
— Точно. Я же принесла.
— Да тут и человеку будет много.
— О-о, не обманывайтесь внешним видом. Он жрёт как троглодит.
Носа Криденса достигает аромат еды, и оставаться и дальше в этой странной полудрёме становится невозможно. Он медленно открывает глаза, привыкая к свету, так же медленно поднимается на лапы, садится.
— Ну уж нет, ты не будешь есть сидя на столе, — заявляет Тина и переносит его на пол. За шкирку. Это не больно, но очень унизительно, особенно учитывая, что Тина-то знает, что он не просто кот.
Злобно покосившись на неё, Криденс опускает морду в миску и на пробу лижет кусочек мяса. Вкусно. Через три кусочка он перестаёт считать и только жадно ест, ворча каждый раз, когда хотя бы краем глаза замечает движение рядом с собой.
— Действительно троглодит, — усмехается мистер Грейвз, когда Криденс заканчивает есть. Сам он тоже поел, но справился с этим значительно быстрее.
Криденс снова косится на Тину и уже привычным движением запрыгивает на колени к мистеру Грейвзу.
— Думаю, вам обоим стоит хорошенько выспаться, — высказывает удивительно здравую мысль Тина, глядя как Криденс сворачивается клубком. — Вам нужно немного времени, чтобы прийти в себя.
То, как она выделяет голосом последнюю фразу, заставляет Криденса поднять голову. Он смотрит на Тину, и та кивает, подтверждая его догадку и показывает сначала два, а потом три пальца и пожимает плечами. Криденс надеется, что это количество дней.
Мистер Грейвз подхватывает его на руки, и на этот раз до самого выхода никто не обращает на них внимания. В дверях они сталкиваются с Куини, и та гладит Криденса по голове и обещает, что всё будет хорошо. Ему очень хочется в это верить.
— Будьте ласковы с ним, мистер Грейвз, — говорит Куини серьёзно и, только дождавшись кивка, проходит внутрь здания.
Они аппарируют домой, и Криденса снова настигает эйфория. В этот раз ему совсем не хочется слезать с рук, он забирается мистеру Грейвзу на плечи, мурлычет в ухо и всячески сопротивляется попыткам себя снять.
— Да что с тобой такое?
Криденс переступает с пальто на пиджак, а потом с пиджака на жилет, стараясь ничего не повредить и ни в коем случае не соскользнуть вниз. Он слезает с мистера Грейвза, только оказавшись в туалетной комнате, вежливо отворачивается, давая ему возможность первым сделать всё, что необходимо, потом ждёт перед ванной, надеясь на повторение вчерашнего купания, но здесь их планы расходятся.
— Если я сейчас заберусь в воду, я там и усну. Ты же не хочешь, чтобы мы оба простудились?
Криденс не хочет и только поэтому позволяет унести себя от такой желанной ванны, терпит какую-то хитрую разновидность очищающих чар, для которых мистеру Грейвзу даже не нужна палочка, и устраивается на подушке. Однако стоит только мистеру Грейвзу вытянуться под одеялом, как Криденс подкрадывается к нему и тоже вытягивается рядом, даже через одеяло чувствуя живое тепло. Мистер Грейвз мягко хмыкает и долго гладит млеющего от удовольствия Криденса, пока наконец не засыпает. Криденс ещё некоторое время мурчит, а потом переползает выше, сворачивается на подушке и проваливается в сон, положив голову мистеру Грейвзу на плечо. И ему даже снится какая-то безумная смесь из кошачьих и человеческих видений.
В этот раз первым просыпается мистер Грейвз — задолго до рассвета, бодрый и полный сил и естественных желаний. Просыпается, выбирается из-под одеяла и из-под сползшего во сне ему на грудь Криденса, который мог бы ещё спать и спать, но теперь вынужден сначала потянуться всем собой, а затем долго крутиться, чтобы снова улечься так же удобно, как до того.
— Есть хочешь? — спрашивает его вернувшийся мистер Грейвз, но Криденс даже не утруждается дёрнуть ухом, мечтая снова заснуть. Ему лениво и сонно, ему хочется зарыться под тёплое одеяло, ему хочется, чтобы мистер Грейвз вернулся в постель.
— А я поем. И, может быть, немного поработаю.
Нет, быть человеком — плохо. Особенно когда внезапно хочешь среди ночи работать. Какое глупое и ненормальное желание! Криденс сворачивается плотнее, всем своим видом давая понять, что он против этой затеи.
— Надоест спать, приходи в столовую, — говорит мистер Грейвз, мягко гладит Криденса по коленке и уходит из спальни. Без него становится грустно и одиноко, и так холодно, что всё же приходится развернуться, чтобы забраться под одеяло. Постель ещё хранит тепло и ставший родным запах, и это создаёт почти полную иллюзию. Криденс позволяет себе обмануться.
Мистер Грейвз будит его утром. Не на рассвете, не в ночи, а нормальным человеческим утром для нормального человеческого завтрака, и Криденс очень рад, что тот запомнил, какое количество еды следует положить в миску, чтобы он, Криденс, почувствовал приятную сытость, а не лёгкое, но явно недостаточное удовлетворение голода.
— В постель? — предлагает мистер Грейвз, когда миска опустевает, будто могут быть ещё какие-то варианты.
На краю стола лежат какие-то папки, судя по всему, та самая «работа», которую кое-кто предпочёл здоровому сну, и Криденс принюхивается, пытаясь понять, отличается ли важная работа, которую глава департамента делает по ночам, от обычной работы Тины. Запах абсолютно тот же — бумага, чернила и пыль. Чихнув, Криденс поворачивается к столу спиной и трусит в спальню. Мистер Грейвз почти ложится в постель прямо в халате, но Криденс вцепляется в ткань и тянет, и в итоге халат, основательно пожёванный, оказывается на своём законном месте — в кресле. А Криденс — под боком у мистера Грейвза, прямо под одеялом, высунув наружу только часть лапы и нос.
Почему-то не так уж сильно им обоим хочется спать, хотя только ради этого мистер Грейвз выделил сам себе внеочередной выходной. Он что-то тихо монотонно рассказывает, а Криденс в пол-уха слушает звук его голоса и думает о своём. О том, что, в сущности, быть котом, конечно, здорово, но при этом ещё и неимоверно скучно. О том, что завтра или, в крайнем случае, послезавтра, если он только правильно понял Тину, он перестанет быть котом, и ему придётся возвращаться в обшарпанную холодную квартирку над типографией, в которой он подрабатывает в свободное от основной работы время, и где даже магия не особо спасает он нудной рутины. О том, что он бы хотел, чтобы мистер Грейвз произносил его имя не только пробуждаясь ото сна, но и вообще, и желательно в его присутствии в виде человека. О том, что Куини наверняка всё знала заранее — и про мистера Грейвза, и про то, как сильно Криденс к нему привяжется, и, может быть, даже специально оставила ту книгу на видном месте, где её любой мог прочитать. От этих, в общем-то не особо весёлых дум его отвлекает собственное имя. Криденс полностью высовывает голову из-под одеяла и прислушивается.
— …ый юноша. Если бы не Гриндельвальд и не обстоятельства нашего знакомства, я бы попробовал узнать его лучше, но теперь, боюсь, любая моя попытка лишь оттолкнёт его. Тина приглядывает за ним. Надеюсь, лучше, чем приглядывает за тобой. Но тебя она хотя бы принесла на работу, что дало нам шанс подружиться, а Криденса в стенах МАКУСА вряд ли кто будет рад видеть, кроме неё, меня и Куини.
Мистер Грейвз замолкает, теребит Криденса за дёргающееся ухо, кажется, даже не замечая этого, и Криденс прикусывает ему мизинец.
— Эй!
Криденс отпускает палец, поддевает руку носом, подлезает под неё головой, намекая, что кое-кто давно его не гладил, и даже выбирается из-под одеяла, чтобы гладить было удобнее. Он получит от оставшегося времени всё, что сможет, а потом, когда превратится обратно, обязательно придёт в Вулворт-билдинг, чтобы подружиться с мистером Грейвзом. И никогда, ни-ког-да не расскажет ему, что целых два дня был его котом.
Гладящая Криденса рука всё тяжелеет, придавливая его к кровати и к мистеру Грейвзу, и наконец окончательно замирает сразу позади лопаток. Криденс некоторое время смирно лежит, вслушиваясь в ровное дыхание, потом ещё смирно лежит, думая о мистере Грейвзе очень стыдные вещи, а потом снова лежит, потому что одеяло нагрелось, в рука мистера Грейвза очень приятно ощущается на спине, и Криденсу очень не хочется, чтобы она случайно соскользнула.
Они просыпаются под вечер, принимают ванну — в этот раз пена пахнет сильнее, но не неприятно, — ужинают. Мистер Грейвз снова садится за работу, а Криденс сидит у него на коленях, изредка цепляя лапой перо или рукав халата, чтобы напомнить о том, что он не просто так тёплый кот на коленях, а тёплый кот, которого надо гладить. Когда Криденсу надоедает сидеть на коленях, он спрыгивает на пол и заново изучает пространство кухни, потом холл, спальню и туалетную комнату, зачем-то стараясь как можно точнее запомнить расположение вещей. Вряд ли он когда-то снова окажется здесь, а если так и случится, то вряд ли будет передвигаться по апартаментам на четвереньках.
Мистер Грейвз зовёт его из столовой «Эй, кот!» поит сильно разведёнными сливками, и Криденс думает, что за последние несколько дней ел больше вкусного и почувствовал больше заботы, чем, наверное, за всю предыдущую жизнь.
Заклинание времени показывает первый час ночи, когда они отправляются спать, и Криденс внезапно очень остро ощущает, что это последняя его ночь в виде кота. Он трётся мордой о лицо мистера Грейвза, лижет ему уши, щёки и шею, забирается под одеяло и сворачивается на груди, прижавшись ухом над стучащим сердцем.
Криденс просыпается от звука собственного имени — мистер Грейвз снова зовёт его во сне, и он немного ревнует, потому что вот же он, здесь, зачем его звать. В комнате светло, за окном серые, розовеющие предрассветные сумерки. Губы мистера Грейвза снова шевелятся, неслышно выдыхая имя Криденса, и он накрывает их лапой, потом тянется туда же второй, выбирается из-под одеяла, удовлетворённо обнюхивает пропитавшееся его запахом лицо мистера Грейвза, слизывает протянувшуюся из уголка рта ниточку слюны, а затем проводит языком по приоткрытым губам, первый раз думая об этом как о поцелуе.
Сквозь незашторенное окно на потолок спальни падают первые солнечные лучи.