Управляя китами

Моторы гудят в океане громче пропеллеров вертолёта. Они загоняют китов – отделяют от стаи и изнуряют. Глушат. В нейтральных водах, покрытых тонкой нефтяной пленкой. Тогда их было [не] много, [он должен был справиться]. Его кисти в эластичных повязках по локоть, а под ними глубокие химические ожоги, что оставили ему митингующие [китобои]. Свежие – сверху бело и чисто, а внутри – вымокшие струпья. Боль при любом движении. Моррисон заполняет документы, пока сквозь слои бинтов не проступает сукровица. Гарпун пробивает спину. Пробивает напряженные мышцы, крепкие кости. Острыми зазубринами, раскрывающимися цепкими лапками глубоко внутри. И подрывают. Тогда он был [не] намного слабее. Разница – чуть больше пяти лет, а росчерк около фамилии от зашрамленной руки значительно резче и острее. С шипами. Лезвиями на конце гарпуна. 76 расписывается за него. У Джека безучастный взгляд. Он больше не держит свою идеальную осанку. Заплетающимися пальцами накладывает еще один слой ткани, чтобы продолжить работу. Он держится. Из последних сил. – Позволь мне помочь. 76 помнит комок боли – оголённый нерв. Все его тело. От ножевых ранений на спине и гематом до облезшей кожи на руках. Но Джек позволяет взять бинт. Не смотрит на него. Не видит рваных рубцов и помутневших глаз. Седину. Щетину. Не может ощупать высушенное поджарое тело. Пересчитать пальцами ребра под плотно натянутыми сухожилиями. И вода окрашивается в красный. Бурлит. Ревет в водовороте. И опускается на дно своего отчаянья. Тогда он пережил [не] всё. Они не успели вспороть ему глотку. – Немного осталось, солдат. 76 знает каждый свой шрам. 76 хочет помочь пережить их себе – еще не сформировавшемуся, не окрепшему, [но уже и не зеленому]. Все его хотят разорвать и освободить немного места под солнцем. Он просто не знал, когда нужно отступить, а не зализывать раны при стервятниках. – Но тебе придется уйти. Джек дрожит от холода, хоть в его кабинете всегда было тепло. Он еще не выживал в Канаде, проводя длинную зимнюю ночь в лесу, скрываясь от преследования. Накидывает куртку на его плечи. Нет, совсем не похож. Пять лет – не срок. Пять лет – пропасть, через которую нельзя просто перепрыгнуть. Нужно катиться вниз по острым камням, ломая себя, восстанавливаться в потемках быстрой ледяной горной реки и вновь взбираться на другую сторону, стирая в кровь руки. Так и не докарабкался до края – бесконечная стена. Изувеченную тушу, захлебывающуюся в собственной крови, поднимают на цепях над клокочущей яростью океана. Чтобы освежевать при народе, и они растащили его по кускам в свои дома. Он тогда [не] умер. Тогда ему нужна была поддержка, которую никто не смог оказать. И штаб-квартира «Overwatch» становится камерой, где он прячется от общества [китобоев]. Он больше не верит в людей, а люди не верят в него. И человечность – пустой звук. Джек заметно волочет ногу, когда встает с кресла. Падает. Нет, 76 его держит – закидывает его руку себе на шею. Ведет, практически доносит до кровати. Он тяжело засыпает. У старого солдата никого не осталось, кроме себя самого, – он вновь это вспоминает, уже умело перевязывая свои нынешние раны. И даже прошлого его забили насмерть [китобои]. 76 – линчеватель, который мстит ни за «Overwatch», ни за прекрасный новый мир. А за прошлого себя. И на этот раз он калечит [китобоев]. Нового кита вырезают из его собственной кости – крупного спинного позвонка – и берут с собой в плаванье как оберег. И теперь он стал крепче. Незаметнее, но крепче. Ему больше не страшны китобои. Которые управляют другими китами.