Всё, что ты должен сделать - остаться.

От пирога, который заказала себе Эбигейл, приятно пахнет корицей и печеными яблоками. Время перевалило за шесть вечера, и, судя по всему, она вновь бросила свои диеты. Или сделала себе временную поблажку. Джош считает, что она и так прекрасно выглядит. Но девушку в последний раз не устраивали ее ягодицы. И Дан серьезно не мог тогда понять, что Эбигейл в них не нравилось. Сегодня же, видимо, сестра немного успокоилась, раз ее выбор пал на выпечку. Джошуа не был в Колумбусе уже практически год, и за это время многое успело измениться. Взять хотя бы это кафе, которое успели построить в соседнем от их дома районе. Его Эбигейл выбрала сама, потому что «здесь здорово. А еще по выходным выступают музыканты. Живая музыка и крутая атмосфера». И пока Дан согласен — здесь и вправду здорово. — У меня свободный день в понедельник. Вообще-то нет, но эти занятия я могу пропустить. Ничего серьезного, а мой любимый братик не каждый день приезжает домой. Так что оно того стоит. Съездим в центр — покажу тебе, что там построили и переделали. И если ты все еще считаешь Колумбус дырой, и что единственное значимое явление в нем был ты, то ты очень ошибаешься. Город растет и развивается, даже без твоей очаровательной персоны, Джош. Надолго ты, кстати, вернулся? — Посмотрим, — Джош пожимает плечами, потому что этот вопрос ему задают каждый раз, когда он приезжает домой. Задают все: сестры, брат, родители. Даже соседская тетушка Мари, которую он в детстве просто не переносил на дух: она всегда каким-то чертом узнавала про все проделки и сдавала его с потрохами родителям. Так что Джошу постоянно влетало из-за нее. И как эта женщина без возраста (еще тогда, в детстве, она казалась старой, и с тех пор, кажется, ничего в ее внешности не изменилось ни на йоту) была в курсе всех проступков, будь то курение за школой, выпитая с друзьями бутылка пива в укромном месте, или перепалка с каким-нибудь редкостным мудаком, Дан до сих пор не может понять. Сестра усмехается: — Сколько ты еще будешь колесить по стране? Она прекрасно знает ответ, потому что Джошуа неизменно повторяет именно его, но все равно спрашивает. Это практически их традиция. — Пока не надоест. Ну, или я не найду что-то, ради чего я мог бы остаться. — Ну да, — Эбигейл смеется. — С прошлого раза ничего не изменилось, раз ты еще не обосновался где-то. Сколько уже ты ищешь это невероятное «что-то»? Второй? Третий год? Четвертый, кажется? — Эби, даже мама уже смирилась. Так что и тебе пора это сделать и не повторять из раза в раз все это. Меня вполне все устраивает. Я не сижу на месте. Новые места, новые люди. Это круто. И я уж точно не вернусь в Колумбус, на свою прошлую работу. Таскать коробки в музыкальном магазине? Нет уж, спасибо. — Ты неисправимый придурок, Джошуа, — закатывает глаза Эбигейл и улыбается, глядя на брата. — Я шел к этому все последние годы, — Джош усмехается. Эбигейл пожимает плечами и вновь возвращается к своему кусочку ароматного пирога. Джошу нравится проводить время с сестрой. Пусть иногда (всегда) они и спорят о том, как живет Джош, или о прочих не имеющих большого смысла вещах. Зато с Эби нескучно. — М-м-м, я тебе скинула, кстати, пост про новый фильм, так что почитай. Он вроде в твоем духе, — девушка глядит на брата, указывая вилкой в своей руке на телефон Джоша. — Может, я свожу тебя в кино. Или Джордан сводит. Это уж как получится. Джош фыркает, отхлебывает свой кофе и лезет в телефон. Да, он скучал по всему этому. Просто сидеть вместе с сестрой и болтать, спорить о какой-нибудь ерунде. Семья — вот, чего Дану не хватает время от времени. Кого-то близкого под боком. Гаранта постоянства и надежды на завтрашний день. Иногда Джошу и вправду одиноко, и никакими поездками, никакими новыми знакомствами в разных уголках Штатов, это не заглушить. Но он все пытается и пытается. Новые впечатления — это тоже неплохо. Он убеждает себя. Но эта попытка не то обрести, не то сбежать от самого себя, с каждым годом кажется все наивнее и наивнее. И Джош, кажется, в шаге от отчаяния. Хоть и продолжает на что-то надеяться. Музыка стихает, слышатся аплодисменты, и начинающая группа, название которой Дан не запомнил, покидает небольшую сцену. Он не обращает на это внимания, погруженный в чтение поста про новый фильм-фантастику, пока Эбигейл легонько не пинает его ногой под столом. — Эй, — морщится Джош, пиная ее в отместку. — О, сейчас будет чувак, который красиво поет, — Эби вновь его пинает, но Дан в этот раз не отвечает взаимностью, потому что иначе это может легко перерасти в суровую потасовку, какая может только случиться между братом и сестрой. — У тебя все красиво поют. Дан пожимает плечами, вновь возвращая все свое внимание в телефон. — Он очень красиво поет. Я серьезно, — настаивает Эбигейл. — Ага, — несколько равнодушно соглашается Джошуа, продолжая чтение. Сюжет и информация про этот фильм и вправду кажется ему интересной и даже оригинальной. И на поход в кино вполне можно будет немного потратиться. Он погружен в свои размышления, но вдруг замирает и чуть хмурится. Со сцены доносится дрожащий неуверенный голос, готовый, кажется, вот-вот сорваться. И он мелодичный, он приковывает к себе внимание, цепляет, заставляя что-то внутри сжаться. Дан поднимает голову и оборачивается, все-таки смотря в сторону сцены, на парня, сидящего за синтезатором. Он поет с закрытыми глазами, покачиваясь в такт мелодии. Играет незнакомую Джошу песню, и его голос струится, переливается всеми оттенками эмоций. Так что Джошуа становится не по себе. Слова, что поет парень, пробирают до самых жил, и Дан не может заставить себя отвести взгляд. Это… слишком лично. Слишком интимно, и абсолютно точно не для подобных заведений. Не для кафе, не для равнодушно жующих и пьющих людей, разговаривающих друг с другом. Эта песня — для чего-то большего. Дан слушает, и ему кажется, что музыкант просто заглянул в его сердце, перерыл там все в поисках самых-личных-пугающих-переживаний-и-мыслей, подобрал для них точно подходящие слова. И теперь, сидя за потрепанным синтезатором с ядовито-желтыми полосками скотча на боковине, поет об этом перед всеми этими людьми. Просто вскрывает раз за разом душу, обнажая раны, и пытается говорить так, чтобы это услышали. Это как крик о помощи. И Дану жутко от этого. Потому что посетители кафе сидят на своих местах, просто занимаются своими делами или слушают этого парня. Слушают, но не воспринимают его слова всерьез. Это вопль отчаяния. Прямо посреди заполненного людьми кафе. И никто. Никто, кажется, не вслушивается в это по-настоящему, игнорируя. Джош не знает песни — кажется, это абсолютно точно стихи самого исполнителя. Но он прекрасно понимает, о чем она. Все это так знакомо, так долго терзает его изнутри. Он так часто об этом думает, а сейчас… Сейчас этот парень на сцене просто озвучивает все это. Слово за словом, строчка за строчкой. И голос его, кажется, пронизывает Джошуа насквозь. Сочится эмоциями, настоящими, неподдельными. Искренними. Так, что мурашки бегут по коже, так, что внутри все сжимается, а к горлу подступает комок. И Дан, кажется, даже боится пошевелиться, пока парень поет одну песню. А за ней и вторую, и третью. — Что, скажи же, что он крутой, — Эби улыбается, когда парень на сцене заканчивает петь и ему аплодируют. А он не смотрит в зал. Он смущенно улыбается и склоняет голову набок. — Да, — соглашается Джошуа, и голос его отчего-то хриплый. Дан прочищает горло, повторяет: — Да, ты права… И не смеет отвести взгляда от парня. Он кажется слишком молодым для смысла своих песен. — Это Тайлер. Он здесь каждые выходные. Приходит и играет. И это чудесно, что он делает это не смотря ни на что. — Ты о чем? — Джошуа все-таки мельком глядит на сестру. — Ну… он слепой, — Джош замирает на пару секунд и вновь поворачивается к Эбигейл. — Говорят, что от рождения. Жутко, да? — Слепой? — переспрашивает он на всякий случай. И, дождавшись кивка девушки, поворачивается к сцене. Парень поднимается со стула, кланяется зрителям и уходит со сцены. Уверенно идет, и в руках у него белая тонкая трость, которой он водит перед собой. Дану становится на пару секунд страшно, а еще жалко его. Но потом жалость сменяется заинтересованностью. Она сменяется осознанием, что этот парень, кажется, единственный, кто смог за последнее время заставить его почувствовать нечто подобное. Почувствовать, что его действительно понимают. Музыкант доходит до пустующего столика и садится за него, нащупывая на нем бутылку с водой. На сцену выходит еще одна группа, но Джошу почему-то плевать на них. Он смотрит на слепого парня, пьющего воду, который минуту назад открывал перед зрителями душу и пел про одиночество, про веру, надежду. Который пел о том, что беспокоит самого Джошуа. И сейчас это кажется чем-то невообразимым. У Эбигейл звенит телефон, оповещая о входящем сообщении, и Дан все-таки поворачивается к ней, усаживаясь нормально на стуле. От того парня их отделяет всего лишь три столика. Девушка хватает свой телефон и тут же широко и довольно улыбается. — О-о-о, это Боб. И он предлагает встретиться, — радостно сообщает она. — Что за Боб? — Джош старается прийти в себя, хоть после произошедшего это немного трудно, и подозрительно щурится. — Мой друг. Я потом вас познакомлю, — подмигивает Эбигейл. — Друг? — Да-да, друг. Все, прости, мне нужно бежать. До встречи, мистер суровый братик. Давай. Надеюсь, ты не уедешь внезапно сегодня вечером, если я оставлю тебя здесь одного. Смотри мне, — она грозит ему кулаком и поднимается, подхватывая свою сумочку и телефон. — Я найду твоего Боба — вот увидишь, — в ответ также грозит ей Джош. — Ага, сыщик, все, я сваливаю. Она обнимает Джошуа на прощание и быстро, чуть ли не вприпрыжку, идет к выходу, минуя столик музыканта. Дан хмыкает, отпивая кофе, и вновь возвращает все свое внимание к Тайлеру. Это кажется до безумия странным, но… ему хочется подойти к этому парню и просто поговорить. Просто… услышать его голос еще раз. Пообщаться, потому что в его песнях Дан нашел свои собственные мысли. Он набирается смелости. Он уговаривает себя сделать это. Подойти и сказать Привет. Ты классно поешь. И мне близко то, о чем ты поешь. Могу ли я угостить тебя кофе или чем-нибудь таким? Это правда очень прекрасно. Ты очень талантлив. Просто сказать Привет Это самое простое, с чего можно начать. А потом обменяться номерами — на всякий случай, конечно же, потому что Дан бы с удовольствием послушал и другие песни этого Тайлера. И Джош поднимается, пряча свой телефон в карман. И действительно направляется к столику парня. Тот сидит лицом к проходу, и, когда Дан ровняется с его столиком, то просто замирает. Останавливается прямо в проходе. Открывает рот и… не может выдавить из себя ни слова. Джош ненавидит себя за это. Сомнения, неуверенность, что сидят глубоко в нем, в самый неподходящий момент дают о себе знать. И Дан часто не может подойти к кому-то первым. Он не любит публичные выступления, большие скопления чужих людей и разговоры с незнакомцами. Дан не может сказать Привет. И просто стоит в проходе между столиками, пялясь на сидящего парня. Этот Тайлер выглядит отстранено. Комкает в руке белую салфетку. У него влажные блестящие после воды губы — пухлые, красивые. Тайлер сидит, задумчиво приоткрыв рот, и Дан смотрит на его белые немного кривые нижние зубы. Смотрит, как раздуваются от дыхания крылья его носа. Смотрит, как хаотично быстро двигаются поддернутые пеленой зрачки Тайлера, как дрожат его полуприкрытые веки, и как он моргает. Белки глаз кажутся особенно белыми. Тайлер выглядит на двадцать два. У него темные взлохмаченные волосы. Кажется, карие глаза. Светлая кожа. Круги под глазами. И румянец на щеках. Тайлер внезапно закрывает рот, плотно смыкает губы, так что они бледнеют. И нервно сглатывает. Слабо дергает головой, а дыхание его становится быстрым и поверхностным. И Джошу становится неуютно, потому что (это совсем невозможно, но) ему кажется, что парень знает, что на него пялятся. Ему кажется, что Тайлер смотрит прямо на него. Возможно, это какая-то интуиция, и он просто чувствует на себе чужой взгляд. Слышит, что кто-то рядом. Но Дану кажется, что парень именно заметил его. Увидел. Джошуа становится не по себе. Ему становится до ужаса неловко. И он просто разворачивается, чуть не влетев в стоящий рядом стул, и несется к дверям. Дан думает, что он идиот. Что он полный придурок, каких свет не видывал очень и очень давно. А еще он неудачник. Он представляет, какого это должно быть Тайлеру — быть слепым. И как, должно быть, он — Джош — нагло воспользовался этим. Влез в личное пространство парня, пользуясь его слепотой, просто пялясь на него, словно на какую-то скульптуру. Это некультурно и тупо. А еще тупо было то, что он так и не заговорил с ним. Хотя, казалось бы, что может быть проще? Джош ругает себя всю дорогу до дома, а потом еще и весь оставшийся вечер. Он идет в это кафе на следующий день, в воскресенье, чтобы увидеть и послушать Тайлера еще раз. И ненавидит себя всю следующую неделю — с вечера воскресенья по вечер пятницы. Потому что он опять так и не подошел к парню. Не заговорил. Он расспрашивает Эбигейл про этого Тайлера, но она ничего о нем не знает, на страничке кафе тоже нет информации. И Дан с трудом доживает до субботы. Родители рады, что он вернулся в город, таскают его по всему Колумбусу и пытаются убедить его остаться. Но Джошуа и так проводит здесь уже вторую неделю — и это очень долго, по сравнению с его прошлыми приездами сюда. В субботу он идет в кафе один. Занимает столик, заказывает просто чай, и сидит весь вечер, ожидая выхода Тайлера. И он и вправду появляется. В этот раз он поет про свое сердце, которое не может взлететь выше. Он поет про свои кровоточащие руки, про отчаянные попытки взлететь и про падения. что он должен найти свой дом, но от этого не станет лучше Его голос чарует, захватывает. Дан смотрит на Тайлера и вновь не может оторваться. Внутри все распирает от эмоций, и он пытается держать это в себе. Это удивительно. Тайлер поет следующие песни. Тайлер поет, и Дан путается в своих ощущениях. Слова и музыка парня одновременно разбивают его кровоточащее болью и отчаянием сердце на куски и, вместе с тем, заставляют чувствовать себя живым, собирая буквально по осколкам. И этот контраст такой яркий, эти чувства такие сильные, что глаза Дана наполняются непрошеными слезами. И ему плевать, что здесь полно народа. Тайлер заканчивает. И ему аплодируют. Он смущенно и мило улыбается, а затем вновь спускается в зал. Садится за пустующий столик. И Джош поднимается, на ватных ногах заставляя себя подойти к нему. Как на прошлой неделе. Он подходит, останавливается напротив. И говорит: — Привет. И это выходит хрипло и тихо. И он надеется, что этот Тайлер его не услышит. И тогда он уйдет. Он уедет из Колумбуса опять на несколько месяцев, на год, на всю жизнь. Уедет как можно дальше. Туда, где он точно больше не услышит эти песни. Но Тайлер произносит: — Почему ты не подошел в прошлый раз? И Дан растерянно переспрашивает: — Что? Как ты узнал? Он выглядит ошарашенно и, кажется, именно сейчас он рад, что парень этого не может увидеть. Тайлер чуть улыбается, подаваясь ближе, опираясь руками об стол. И демонстративно принюхивается. — У тебя очень хороший одеколон. Мне нравится. Он улыбается еще шире, а Дан ошарашенно хлопает глазами. И все-таки усаживается за стол напротив парня. Это кажется чем-то нереальным, сном, может, всего лишь плодом воображения, когда Джош прогонял раз за разом у себя в голове сцену знакомства. Но, нет, это все реально. — Ты так хорошо чувствуешь запахи? — уточняет Дан. — Ага, — соглашается Тайлер. Его голос и в обычном разговоре немного дрожит, и это завораживает также, как и при пении. Кажется, Дан готов признаться, что мог бы слушать его вечно. — Ты слышал про то, что когда человек лишается какого-то из органов восприятия окружающего мира, то это компенсируется чем-то другим? Лучшим слухом, обонянием, осязанием, зрением там. Классной задницей, например. Я ничего не вижу. Но. У меня превосходное обоняние, знаешь. Лучшее из всех. Я могу учуять то, что ты ел на завтрак. Может, даже назову марку твоего шампуня — он у тебя тоже ничего такой. А еще некоторые считают мою задницу действительно классной, так что у меня два попадания. И это очень круто. — Ты… серьезно? — Джош вопросительно вскидывает брови. И… да, он до сих пор не может поверить, что все-таки разговаривает с Тайлером. — Нет, конечно же. Просто моя сестра сказала, что ко мне хотел подойти, но тупо стоял и пялился какой-то придурок. Тайлер усмехается, а Джош фыркает, откидываясь на спинку стула. Он действительно ощущает себя чертовски глупо за тот раз. — Я чувствую себя придурком, — признается Дан. А парень внезапно тепло улыбается, склоняя голову набок: — Не думаю, что это так. — Почему? — Ты не выглядишь, как придурок. Слишком хорош для него. — Откуда тебе знать? Джош ухмыляется, а потом ловит себя на мысли, что это может показаться глупо. Что это может задеть Тайлера. Он же действительно не знает, как выглядит Джош. Он вообще не может видеть. Дану становится вновь неуютно, но Тайлер усмехается, и в этом не чувствуется ни капли обиды. — Ну, я в этом почти уверен. Я встречал настоящих придурков. Можешь считать, что я дипломированный специалист по ним. — Неужели? — уточняет Джошуа. — Да, — кивает Тайлер. — Ты пока не входишь в их число… — Я Джош, — подсказывает Дан. — Джошуа, если быть точнее. — Джош, — повторяет Тайлер. И из его уст имя Джоша звучит особенно выразительно. Он произносит его с придыханием, как-то особенно бережно и тепло, и Дан улыбается. — Я Тайлер. Тайлер Джозеф. С буквой «ф» в конце фамилии. Это важно, Джош. — Классно, — хмыкает Дан. — И вообще-то, я могу увидеть тебя. Ну, это образно. Я могу узнать, как ты выглядишь. Это… тоже важно, — Джозеф говорит это менее уверенно. И совсем уж тихо прибавляет: — Если ты не против. Дан не против. — Если… Как ты это сделаешь? — Просто… сядь поближе ко мне. Хорошо? — Хорошо, — соглашается Джош. Он вспоминает, что слышал когда-то очень давно, как именно слепые могут «видеть». Через прикосновения. Он пересаживается на стул, стоящий рядом с Тайлером, и подвигается еще ближе, чтобы тот мог спокойно дотянуться. У Джозефа пальцы холодные. Он касается лица Джоша, и тому почему-то становится очень смешно. Смех сдержать не получается, и он смеется, а Тайлер недовольно шикает на него. — Успокойся, — назидательно говорит Джозеф, и Дану все-таки удается взять себя в руки. Тайлер начинает с волос. Проводит рукой по ним. И интересуется: — Какого цвета твои волосы? Они, кажется, крашенные. — Эм… — Дан хмурится, пытаясь вспомнить, что было написано на последней баночке с краской. — «Сумасшедший розовый», кажется. — Сумасшедший, — хмыкает Тайлер. И Джош не уверен, про цвет это или про него самого. Джозеф спускается ниже. Ощупывает невесомо лоб, потом обводит кончиками пальцев линию лица, большим пальцем оглаживая подбородок, колкий от щетины. Тайлер касается его ушей и тут же хмыкает, нащупывая тоннели. Ведет пальцами по щекам, вновь вниз, к подбородку, затем вверх, обводит губы. Затем нос, легонько стуча пальцем по вставленному металлическому кольцу-пирсингу, когда нащупывает его. Осторожно касается закрытых век Дана, его трепещущих ресниц. — Какого цвета твои глаза? — уточняет Джозеф. — Карие, — парень пожимает плечами. — А точнее? — Эм… оливково-карие, возможно. Тайлер улыбается и кивает. Проводит пальцами по его бровям. А затем опять скользит вниз, к подбородку, потом по горлу, шее, до самых плеч, до самой футболки Джошуа. И, да, это приятно. Это интимно, лично, и так завораживающе, что Дан не может сдвинуться с места, шелохнуться, позволяя Тайлеру исследовать его лицо. Позволяя Тайлеру увидеть его, почувствовать. Узнать. — Итак, у тебя пирсинг, тоннели и розовые волосы. А еще ты очень красивый. И, погодите… ты что, строишь из себя крутого парня, а, Джоши? Тайлер ухмыляется, когда вновь возвращает свои руки на щеки Джошуа. И тот улыбается. Джозеф чувствует искреннюю улыбку под своими ладонями. Дану все равно, как они выглядят со стороны. Ему нравится, что Тайлер медлит, что его пальцы все еще прижимаются к лицу. Потому что это кажется очень милым. И нужным. И ему даже плевать, что парень коверкает его имя — это даже звучит по-особенному забавно и круто. — Ты не выглядишь как придурок, — заключает Джозеф с видом эксперта. И все-таки убирает ладони от лица Дана. — О, серьезно? Ну спасибо. — Я все еще могу передумать. Так что не обольщайся. Джошу вновь смешно, и он смеется. И Тайлер в этот раз смеется вместе с ним. Они разговаривают о всякой ерунде, рассказывают что-то про себя и шутят. И Джошуа комфортно, ему не страшно, а к горлу не подступает тошнота — как бывает, когда он общается с кем-то незнакомым. Дану кажется, что он знает Тайлера всю свою жизнь. Потому что их интересы сходятся. И они говорят, говорят и говорят, подкалывая друг друга. Общаются с такой легкостью и непринужденностью, словно очень близкие друзья. Дану уютно и его абсолютно не смущают и не отталкивают невидящие, поддернутые белой пеленой, глаза Тайлера, которые тот не прячет за темными очками. Он ему нравится. И, кажется, это взаимно. Потому что через некоторое время Джозеф просит Джоша дать ему свою руку и ласково, осторожно, словно боясь навредить, оглаживает ее. И Дану щекотно и приятно одновременно. Джош не знает, сколько они так болтают, но у Тайлера звонит его старый кнопочный телефон, и он отвлекается, чтобы принять вызов. А потом выглядит расстроенно, когда говорит: — Это мой брат. Он забирает меня отсюда по вечерам, так что мне пора идти. Поможешь мне? Дан соглашается. Тайлер не выглядит как человек, которому нужна помощь — он собран, движения его выверены, и, кажется, он изучил расположение каждой вещи в этом кафе. Но он поднимается вслед за Джошем и берет его под руку. И тот абсолютно не против. От этой близости спокойно, а что-то внутри отдается приятным теплом. Тайлер сжимает пальцами предплечье Джоша, пока тот ведет его из кафе. И, да, возле входа стоит машина, а рядом с ней — парень, который выглядит немного растерянно, когда видит этих двоих. Тайлер представляет их друг другу, и они обмениваются рукопожатиями и парой слов. — Ты же придешь завтра сюда, да? — спрашивает Джозеф, прежде чем сесть в машину. — Я буду ждать тебя, Джишва, Джиджуа, — он коверкает имя Дана, но тут же, словно опомнившись, поправляет себя и неуверенно поджимает губы, — Джош. Тай сейчас почему-то выглядит взволнованно. Он замирает, сжимая пальцами дверцу машины, и выжидает, глядя в пустоту невидящими глазами. — Да, — поспешно отзывается Дан через небольшую паузу. — Я приду. Джозеф широко и счастливо улыбается. Джошуа это кажется чертовски милым, и его губы сами собой складываются в ответную улыбку. — Отлично. До завтра тогда. Тай все-таки скрывается в машине, захлопывая за собой дверь. И, через пару секунд, автомобиль отъезжает от кафе, оставляя Джоша одного посреди улицы. Он не чувствует себя одиноким. Впервые, за всю свою жизнь, Джошуа не хочется уезжать из Колумбуса.