Тропы Бессмертных

      Когда Маэвен было восемнадцать, она купила себе случайный железнодорожный билет и большой рюкзак и отправилась путешествовать по Дейлмарку на поезде. Ее друзья не понимали, почему она не захотела поехать в более экзотичные места, а тетя не понимала, почему ей вообще не сидится на месте.       Она сказала папе, что отправляется в странствие по Зеленым Дорогам, потому что он единственный мог понять. Он слегка улыбнулся — наполовину гордясь, наполовину беспокоясь — и спросил, не взялась ли она снова писать роман.       Однако, когда ее поезд наконец выехал из Кернсбурга, Маэвен сказала себе, что отправляется в путешествие по Тропам Бессмертных.       В рюкзаке у нее лежала одежда на три недели, фотоаппарат, кошелек (лица на обратной стороне банкнот принадлежали людям, которых она когда-то знала), пухлый роман о герцоге Ханнарта и маленькая глиняная скульптура — подарок от мамы на восемнадцатилетие.       — Это очень старая техника, — весело объяснила мама. — Я подумала, тебе может понравиться, учитывая, как ты увлеклась археологией.       — Это я? — с легким ощущением беспокойства спросила Маэвен, вертя фигурку в руках.       Мама засмеялась и похлопала ее по голове.       — Конечно, это ты. Просто потому что это не мой обычный стиль, мадам.       Оставить скульптуру показалось плохой идеей, так что, какой бы тяжелой она ни была, она лежала в самом низу, завернутая во фланель.       Маэвен разговаривала с людьми в поезде: деревенские старушки, едущие на рынок, коммивояжеры с компактными сумками и в помятых костюмах, и застенчивые, любящие пофлиртовать парни из далеких стран.       Между Дропвотером и Аденмаутом большую часть дня Маэвен делила купе с пожилой парой музыкантов-фольклористов, говоривших с легким акцентом Святых Островов. Жена явно в молодости была красавицей, и все еще оставалась очаровательной в своей дружелюбности. Муж после недолгих уговоров жены открыл небольшой круглый футляр и вытащил маленькую квиддеру. Он играл задумчивые, западающие в память мелодии, заставлявшие ноги Маэвен приплясывать.       Старая леди научила ее нескольким шагам, двигаясь с удивительной грацией. В какой-то миг, танцуя, Маэвен почувствовала под ногами не твердый пол вагона, а мягкую траву зеленой дороги. Когда она остановилась перевести дыхание, старая леди с сияющими весельем глазами положила ладонь на ее руку и прошептала:       — Люби его и смейся с ним, и неважно, сколько ему лет.       Маэвен предложила купить им ланч, но когда вернулась из вагона-ресторана, в купе не было ни пары, ни их багажа. Она выглянула наружу на стремительно пробегающие мимо горы и сверкающие реки, и поняла, что больше не может прятаться от своего решения.       Два года своих подростковых лет она провела в поездках в Дроптвейт на каждый выходной, чтобы найти Кеннорет. Самое близкое, что ей удалось обнаружить — музейная выставка фотографий знакомой женщины, демонстрирующая старые прядильные техники.       В итоге Маэвен сдалась и попыталась найти собственную тропу. Она не могла отказаться от своей одержимости историей, но начала интересоваться не только той эрой, в которой так недолго жила. К облегчению отца, она не стала писать роман, вместо этого обратившись к археологии. Прошлым летом она принимала участие в раскопках в Аберате, а осенью должна была поехать в Гардейл.       Если только она не начнет снова искать Кеннорет, или не отправится на Святые Острова, или не продолжит просто путешествовать по Тропам Бессмертных, пока ее сердце не перестанет подпрыгивать каждый раз, когда она улавливала намек на старую кожаную куртку или особенную осанку.       Ей восемнадцать, а ему за двести. Он был королем, а она откапывала старинные горшки. Он Бессмертный, а она, вероятно, нет. Существовало столько причин не рисковать.       — Даа, — пробормотала Маэвен самой себе, когда дневной свет просочился сквозь расселину между горами. — А Золотой Город всегда на самом дальнем холме.       Так что, возможно, она отправится к Кеннорет, или станет искать его, путешествуя по Зеленым Дорогам старым способом.       Возможно, именно этим она уже занимается.       Маэвен забыла шампунь на турбазе в Аденмауте, и пришлось мыть голову в простой воде, пока она не вспомнила купить другой. Волосы запутались в дикую бледную мешанину, и Маэвен носила их распущенными, потому что, если убирать их наверх на целый день, потом слишком долго их распутывать. Она не стригла их несколько лет, и когда однажды поймала свое отражение в окне вагона, обнаружила, что выглядит так, будто появилась из другого века.       Три дня спустя в Вейволде Маэвен обнаружила статую Алка в фойе Национального Железнодорожного музея. Скульптура из бронзы была стройнее и гораздо менее внушительной, чем Алк был в жизни, хотя и восьми футов высотой, и изображала его держащим целый поезд на сгибе локтя.       Пока Маэвен разглядывала ее, пытаясь проглотить смех, кто-то остановился рядом с ней.       — Полагаю, он посчитал бы это забавным, — произнес Митт, засунув руки в карманы и глядя наверх на статую.       — Хотела бы я иметь время узнать его лучше, — ответила Маэвен.       Она не могла придумать, что сказать дальше. Привет? Как прошли для тебя последние века? Спасибо за дворец?       — Что ж, — Митт не смотрел прямо на нее. — Я не был уверен, ищешь ты меня или нет.       — Я нашла тебя, — сказала Маэвен, и всё вдруг стало ощущаться правильным. — Так что это такое было насчет инфляции?       Он ухмыльнулся:       — Тебе пошло на пользу.       — Ты! — возмущенно воскликнула Маэвен, но затем оба рассмеялись.       Она протянула руку, и Митт взял ее, нервно переплетя их пальцы.       — Что теперь будем делать? — спросил он.       Маэвен подумала о статуэтке на дне своего рюкзака и о совете, который ей дали в поезде, и ответила:       — Не знаю, но думаю, у нас есть время, чтобы решить.