Скажи, зачем нам пришлось друг друга повстречать опять? Ведь всё равно всё, что нам осталось, — от стыда молчать.
Небольшая квартира на окраине Лондона пахнет сигаретным дымом. Он будто впитался в стены. И даже прохладный августовский воздух, что с особым остервенением пробивается сквозь пространство открытой форточки порывами ветра, не может искоренить запах табака. У окна стоит массивный стол из темного дерева, на котором опасливо покачивающимися конструкциями лежат кипы бумаг и пергамента, валяются шариковые ручки, перья, непроливаемые чернильницы, ближе к краю стоит кружка растворимого маггловского кофе, а посреди относительного бедлама канцелярии располагается механическая печатная машинка. Ящик стола приоткрыт, в нем аккуратной стопкой, что удивительно, лежат чистые листы бумаги. Тонкие пальцы аккуратно отделяют один из них и вставляют в каретку машинки. На этом энтузиазм юного писателя иссякает, кончается, меркнет. Теодор пьет остывший, отдающий горечью и кислотой кофе. Нижняя губа прикушена, пальцы отбивают по столу незатейливый ритм, черные брови нахмурены и темно-карие глаза смотрят куда-то вдаль. Солнце скрылось за домами Лондона уже давно, а небо отдает розовым оттенком. В эту розоватую даль и смотрит Нотт. Что он ожидает там увидеть? Неизвестно. Что творится в голове у этого человека? Тоже неизвестно. Внезапно, пугая своей резкостью, комнату поглощает абсолютная тишина. Дрожащие пальцы рук метнулись к клавиатуре, они застывают в таком положении на считанные мгновения. Медленно, неуверенно, будто боясь, Теодор печатает одну фразу, обозначая кавычками.«Мир главным образом населен людьми, которым не следовало бы появляться на свет».
К чему он пишет это? К кому относится? Из-за кого пишется? Это, пожалуй, может стать известным миру.***
Никогда еще подземелья Хогвартса не казались такими холодными. Не только подземелья, вся школа погрузилась в необъяснимую мерзлоту. Каждый день ученической жизни сопровождал мрак. Немало людей думало, что ученики Слизерина сейчас на особом положении, что живут они легко и безмятежно… Глупцы. Нет смысла спорить, положение было особым. Например, Кэрроу не пытали слизеринцев Круциатусом. Нет, действительно, были поблажки. Вот только легкость и безмятежность не являлась им даже в самых чудных снах. Защищенным и особенным на этом факультете себя мог чувствовать либо идиот, либо отбитый Пожиратель. Откровенно говоря, таких было не так уж и мало. Но недостаточно, чтобы внутри факультета царила прежняя атмосфера единения. Они будто разделились на два лагеря: искренние, жестокие и притворяющиеся, боящиеся. Вторых было больше. И среди них тощий мальчишка с волнистыми черными волосами, которые он так не по-аристократически лохматил от случая к случаю. В эти годы — годы войны — Тео смотрел на мир сурово и озлобленно. Темно-карие глаза неплохо скрывали волнение и страх. Сейчас он на каком-то этаже Хогвартса, в каком-то коридоре какого-то крыла. Нотт не знал, где он. Ноги сами приволокли в неизвестность. И он отдался этой неизвестности… Присел на каменистый подоконник, раскрыл книгу и отвернулся от всего мира. И вовсе он не читал. Просто с виду читающий в одиночестве человек вызывает куда меньше подозрений, нежели просто смотрящий отрешенно в одну точку. Что же он делал, раз не читал? Думал. Размышлял, сочинял, вспоминал. Отключался от реальности, зацикливался на себе, прошлом, будущем, каком-то человеке. Сейчас его мысли занимал Поттер в красочном прошлом и будущем, которое прогибалось под тяжестью возложенных многочисленными страдальцами войны надежд. Кем был этот мальчишка неполные семь лет личного знакомства? Героем, гриффиндорцем, занозой в заднице, выпендрежником? Ну, слизеринцы так и думали. А Нотт — слизеринец. Вот только свыше половины учеников данного факультета втайне пересмотрели свое отношение к Герою и с таким жалким видом ждут его появления, свержения Волдеморта. И Тео пересмотрел, ожидал, даже по-детски надеялся. Но ведь было что-то еще. Что-то, отличающее взаимоотношения Героя и Нотта. Да, наверное, было. Пересекающиеся взгляды за трапезами в Большом Зале и на уроках, случайные касания, незаметные для большинства обывателей наблюдения… И один урок, на котором все узнали, что Гермиона Грейнджер млеет от аромата пергамента, мяты, свежескошенной травы. Черт с Грейнджер и её любимыми ароматами. Для Теодора тогда в воздухе витали запахи пирога с патокой, полироли для метлы, шоколада и дождя. Пироги и метлы определенно сопровождали небезызвестного Гарри Поттера. И этот урок шестого курса стал решающим в рефлектации и романтизации самопознаний Нотта. Тогда он еще не знал, как мало времени оставалось на безмятежную влюбленность в Мальчика-который-выжил. И этот чертов Гарри Поттер, неоднократно перевернувший волшебный мир с ног на голову и продолжавший этим активно заниматься… Этот чертов Поттер! Со своими зелеными, чуть темными глазами, непослушными волосами, обветренными губами и мозолями от метлы на ладонях. Этот чертов Поттер перевернул не только волшебный мир, но и маленький мирок сознания Теодора Нотта. Скромный и в то же время взбалмошный гриффиндорец оставлял за собой следы хаоса и мира. Являл собой воплощение противоречия. Крушил и перестраивал. Но какое дело герою всея Магической Британии до незаметного однокурсника с факультета Слизерина? Какое дело ему до воссоздания чего-то нового на месте руин сознания Тео? Какое ему дело до чего-то, о чем не имеет понятия? Кажется, в руках у Нотта была книжка по рунам. Или нумерологии? Знаки и символы плыли перед глазами, а некоторые из них намокали от злых слез, показателей такой редкой для Теодора слабости. Темно-карие глаза никуда не смотрели. Ни на книгу, ни в невидимую точку на стене. Лишь пелена слез, отделяющая от всего и вся. Кроме чертового Поттера, который даже не подозревает о том, что какие-то руины, ставшие по его вине таковыми, не будут отстроены.***
Война, смерти, вспышки заклинаний и бесконечная тоска от недостатка присутствия Гарри в жизни одинокого слизеринца. С виду такой отстраненный, холодный, дерзкий или спокойный. И на деле, оказывается, жуткий романтик, который несет в себе черту каждого из рода Ноттов. Эта абсолютная моногамия, которая рвет сердца на кусочки, душит или приносит неведомое счастье. В тот урок, на зальеварении шестого курса, решилась судьба еще одного несчастного человека, который и по сей день, во втором тысячелетии, ищет встречи с чертовым Поттером, сгорает от счастья и стыда, взирая в живую на образ, который никак не стирается из памяти. Тео зарекся писать о войне и любви. Но сегодня он нарушает данное себе некогда обещание. Пальцы стучат по клавиатуре, заменяют листы в каретке, возятся с валиком и изредка обрывают ход действий, давая обдумать последующие предложения, подобрать нужные слова, восстановить болезненные воспоминания. Наверное, это будет самая чувственная книга Теодора Нотта.