Почему нет?

Ростислав ещё месяц-два назад и не подумал бы о том, что окажется в обществе психиатра по собственной воле и, тем не менее, Колпаков уже пять минут созерцает кабинет одной из них. Первое, что бросалось в глаза любому посетившему логово врача-«мозгокопателя», - картина во всю стену, нарисованная прямо на обоях. Огромное, от пола до потолка, дерево, искривлёнными узловатыми ветвями уходящее в гипотетическое небо. Вместо листьев крону создавали крылья, попарно растущие на каждом побеге. - Это нарисовала одна из моих бывших пациенток, – правильно расценив объект повышенного внимания артиста, подала голос врач, Маргарита Николаевна Сокольская. – Рада, что Вы всё же пришли. Присаживайтесь! Психотерапевт, вполне симпатичная особа, ровесница Колпакова, широким жестом обвела свои владения, позволяя мужчине самому выбрать удобное место. Ростислав устроился на диване, ощущая, как же давно ему не удавалось нормально отдохнуть. Врач предложила на выбор чай или кофе, Ростислав только мотнул головой, зачерпнув в горсть цукатов из вазочки на низком столике у дивана. Искоса наблюдая за тем как женщина залила водой брошенные в чашку странные шарики, Колпаков пытался осознать, как «дошёл до жизни такой». О существовании Сокольской Ростислав узнал полгода назад, когда после одного из спектаклей (кажется, крайний спектакль сезона «ДиХа») она подошла к нему с подарочным пакетом на изготовку. Подарок – портретная кукла на шарнирах. Он тогда ещё очень удивился поразительно живым глазам подделки, закралось неприятное ощущение, будто смотришься в зеркало, столь живым показалось лицо игрушки. Дарительница хохотнула, пряча серьёзный взгляд под накрашенными ресницами, заявив, что «видит души» исключительно по долгу службы и бросила в подарок визитку. Уже на следующий день Колпаков благополучно вычеркнул это происшествие из памяти, водрузив подарок на полку, подальше от кровати, так, на всякий случай. Ростислав бы так никогда и не задумался о существовании некой Маргариты Сокольской, подарившей ему поразительно похожую куклу, если бы не вынужденный переезд в Москву и контракт со Stage Entertainment. Возвращение нашумевшего Бала Вампиров в Россию началось с Петербурга, где сорок один спектакль, прошедший с оглушительным успехом, доказал, что вампирская тематика ничуть не устарела. Бешенный график последнего месяца лета Колпаков с честью выдержал, радуясь тому, что в нём разглядели ещё одного персонажа, который тут же снискал своих поклонников, увеличив его небольшую армию на несколько десятков добровольцев. Даже потерянные во время бесконечных репетиций килограммы и хронический недосып не могли омрачить этой радости. Лето пролетело слишком быстро и на горизонте замаячила перспектива возвращения в Москву, которая сначала тоже показалась невероятно привлекательной. Если бы Ростислав тогда знал, до чего его это доведёт, то… всё равно бы согласился, потому что подобные проекты международного уровня не каждому достаются. Три основных персонажа спектакля значительно обогатили творческую копилку Ростислава, но безжалостно вымотали нервную систему. Когда после месяца напряжённой работы пришла бессонница Колпаков сумел даже ей порадоваться, хотя и понимал, что, наверное, зря. Атмосфера в коллективе царила такая, что топор можно было вешать, пожалуй, рядом с каждым из артистов. Отчего-то столица вытащила на поверхность забытые, казалось, разногласия, вспомнились прошлые обиды и промахи, а оттого работать стало во много раз сложнее. «Гвоздём программы», который по личному мнению Ростислава, давно пора было забить если не в гроб, то хотя бы на место, бесспорно, являлся, Иван Ожогин, что просто не могло оставлять равнодушным. Нет, Ростик не был завистлив и вообще искренне полагал, что живёт достаточно здорово, а если со стороны посмотреть, то и вовсе поразительно беззаботно для того, кто перешагнул тридцатилетний рубеж. Вот только сравнения Колпаков не выносил, не с ним. Как не стать ассом, если на протяжении пяти или шести лет играешь одну и ту же роль?! А если на тебе три совершенно разноплановых персонажа, характер которых настолько индивидуальный, что из кожи вон приходится лезть, лишь бы «понять, поймать и донести». Но чёрт бы с ним, с этим Ожогиным, будь его хоть на йоту меньше в жизни окружающих Ростислава людей. Смутное ощущение тревоги пришло уже на третий день, вернее ночь, которую мужчина провёл без сна, прислушиваясь к тому как во сне поскуливает верная Цимта, ощущающая тяжелое состояние хозяина. Он разучивал либретто, переводя запасы печенья и чая, репетировал каждую реплику до тех пор, пока под утро не падал на кровать, чтобы забыться двухчасовым полусном, больше похожим на обморок. Ростик стал раздражителен сверх меры, реплики его, адресованные коллегам, становились всё более и более язвительными. Насмешки грозились сорваться с языка при любом удобном и неудобном случае. Поклонницам, конечно, такого наказания не доставалось, с ними Колпаков был по-прежнему улыбчив и мил, даже чересчур, как могло бы показаться со стороны, он всё чаще позволял девушкам обнимать себя и охотно подставлял щеки для поцелуев, желая урвать драгоценное ощущение любви и признания. Месяц назад Ростислав окончательно уверился в том, что что-то с ним не так. Поводом для того, чтобы усомниться в собственной нормальности послужили ведения-сны, в которых он видел своих героев, вёл с ними ожесточённый спор. В театр, особенно если играть предстояло дневной спектакль, мужчина приходил абсолютно разбитым, собирая даже не себя, а героя лишь к моменту выхода на сцену. Персонажи получались живыми и объёмными настолько, что даже Ожогин не находил поводов для «праведного гнева», проплывая ледяным айсбергом мимо, кажется, даже как-то обронил слова похвалы. Когда костюмерам пришлось наспех подгонять Графа под внезапно похудевшего актёра, Ростислав твёрдо уверился в необходимости срочных мер по спасению себя. Последней каплей для отнюдь не мнительного артиста стал один утренний случай, когда он не меньше минуты отчаянно спорил с голосом Герберта фон Кролока в своей голове. Тогда Колпаков и вспомнил о кукле и её создательнице. Визитка нашлась в общей куче с номерами парикмахерских для собак, дисконтных карт пиццерий и магазинов одежды и многих других не слишком важных картонок, выкинуть которые всё же было жалко. Ростислав не думал, как будет объяснять поклоннице свой звонок, но Маргарита словно бы все полгода ждала его и согласилась на встречу, для начала в одном уютном ресторанчике неподалёку от Московского Дворца Молодёжи, давая мужчине возможность не чувствовать себя душевнобольным с первого же мгновения совместного общения. Встречу Ростислав назначил на половину шестого, аккурат между спектаклями, неосознанно оставляя себе благовидную причину для ухода. Сокольская согласилась поразительно быстро, пообещав даже зарезервировать столик. О предстоящей встрече Колпаков старался не думать до самого завершения дневного представления. Махнув на прощание удивлённо вскинувшему брови Гордееву, Ростислав натянул шапку до глаз и быстрым шагом направился навстречу своему приговору, так по крайне мере он думал, открывая дверь ресторана. Маргариту он заметил сразу, как зашёл в зал, хотя бы потому, что она оказалась единственной одинокой посетительницей. Психиатр облюбовала стол у окна, лицом к двери, чтобы видеть всех входящих. Она приветственно кивнула головой, и подозвала официанта, дожидаясь мужчину. Ростислав в три или четыре шага пересёк зал, на ходу разматывая шарф одной рукой и стаскивая шапку другой. - Жаль нет музыки, а то я бы решила, что это сцена из мелодрамы, – прокомментировала Маргарита поспешность действий и улыбнулась уголками губ. Ростислав недоумённо нахмурился. – В нетерпении он остервенело срывал с себя одежду. Долгие годы разлуки ничуть не приступили остроты первой любви. В его поцелуях не было никакой неуверенности. Он точно знал, как найти её губы. Простите, Ростислав, не смогла удержаться, у Вас был слишком решительный вид. Я посмотрела расписание, у Вас сегодня сдвоенный спектакль, так что я не выпущу Вас отсюда, пока Вы нормально не поедите. Голос у Сокольской был совершенно не для психиатра, которым полагалось говорить медленно и вкрадчиво. Маргарита звонко и достаточно быстро говорила, не позволяя почувствовать неловкость. Шутка её пришлась Ростиславу по душе и он облегченно рассмеялся, откидываясь на мягкую спинку сиденья. Маргарита подтолкнула к актеру меню, из-под ресниц наблюдая за красивым лицом мужчины. Пожалуй, её напряжение выдавал только цепкий взгляд, который врач, в общем, успешно прятала. Ростислав сделал заказ и, наконец, обратил внимание на бутылку вина, стоящую на столе. Психиатр крутила в пальцах бокал за тонкую ножку. - Выпьете со мной? - спросила женщина, приподняв брови. - Я и без допинга веселый, - нервно оскалился Ростислав. Актёр вновь собрался, несмотря на улыбку. Его настораживало слишком спокойное поведение Сокольской, закралось сомнение в её профессии. За пять минут их общения она не задала ни единого вопроса, зато успела отпустить сомнительную реплику. - Полагаю, Вы несколько сбиты с толку отсутствием у меня вопросов, направленных на определение Вашего психического статуса, – усмехнулась Маргарита, склонившись к собеседнику, через стол. Ростислав неопределенно пожал плечами, не собираясь ни подтверждать, ни опровергать заявление Маргариты. Думать здесь полагалось именно ей, а ему сейчас хотелось поесть и отдохнуть. Врач тихо рассмеялась, понимающе кивнув. Конечно, психиатрия вызывала у многих скептицизм и пренебрежительность отношения. В этот день Маргарита больше говорила, чем спрашивала, вслушиваясь в каждый ответ артиста, ловя изменения в голосе и движении. Лицу Колпакова она не доверяла. Преодолеть чужое актерское мастерство мог, по её твёрдой уверенности, только её муж. Сама женщина хоть и умела "читать по лицу", но предпочитала пользоваться ушами. Незаметно для Ростислава (Ростик, просто Ростик) Сокольская методично изучала его, обходя особо болезненные темы, но делая для себя пометки, где следует начать в следующий раз. - Знаете, пожалуй, я буду работать с Вами, если Вы, конечно, хотите, – проговорила она, когда условленный час общения подошёл к концу. Ростислав внезапно стер с лица улыбку, взгляд его, наконец, перестал так ярко контрастировать с внешностью. Мужчина зарылся пальцами в непослушные кудри, ни то приглаживая, ни то взъерошивая ещё больше. - Всё плохо? – спросил Ростислав, глядя в глаза странной спутнице, точно желая увидеть там ответы на все вопросы, заключённые в этих простых словах. «Мне страшно, скажи же, что я нормальный! Зачем ты молчишь, бездушная?», «Я схожу с ума?», «Это же просто усталость? Надо больше отдыхать и начать высыпаться?» и много ещё чего невысказанного скрывалось в долгом испытывающем взгляде голубых глаз. - Всё поправимо, – решительно кивнула Маргарита, опустив глаза на мгновение. Как же страшно ей было отвечать – вдруг ошиблась по недостатку опыта или объективности. Позвать бы мужа – он старше, опытнее и знает куда больше. Правда, она и сама видела, что мужчине нужна помощь, даже просто в собеседнике, который бы выслушал. «Нужно время… Где его только взять?! Ты же на грани срыва, балансируешь между безумием и реальностью. Не удивлюсь, если тебя ещё и расстройства сна мучают…» – она готова была застонать. Собравшись, Сокольская задавила эмоции, возвращая лицу спокойное выражение. После встречи она поедет домой, где единственным свидетелем будет муж, который не станет ни о чём расспрашивать. После того разговора Ростислав вернулся в театр задумчивый и подозрительно тихий. Обошлось даже без привычных уже шуток. Партнёры по сцене удивлённо поглядывали на Колпакова, переговариваясь вполголоса за спиной. Однако состояние артиста не отразилось на его игре, даже наоборот, скорее способствовало более глубокому переосмыслению роли. Сейчас же находясь в кабинете Сокольской, Ростислав не знал зачем пришёл и что ему говорить. Маргарита поставила на стол чашки и устроилась напротив актёра в кресле, закинув ногу на ногу. На коленях у врача лежал планшет с прикреплёнными листами тестирования. Маргарита улыбнулась и принялась за неспешную беседу, призванную расположить пациента и уточнить некоторые нюансы поведения. Спустя полчаса она полностью уверилась в том, что не ошиблась, у Ростислава были проблемы. Простое тестирование на защитную реакцию дало весьма ожидаемые результаты – «Отрицание» и «Регрессия», как свидетельство побега от реальности в собственный мир. «Детское» поведение как ответ на стресс или же полное отрицание проблемы. «Смех висельника» как нельзя лучше описывало поведение Колпакова. Она видела это достаточно часто, чтобы узнавать при встрече. Так развиваются невроз и депрессия. Сокольская аккуратно спрашивала, разговаривая своего странного пациента, замечая, как он постепенно расслабился, перестав играть в весёлость. Ростислав устало потёр переносицу, женщина была, бесспорно, права. Ему как минимум требовался отдых и покой.