Семь (сборник)

— Пошел вон, я занят. — А я соскучился по своему любимому брату, — крутящееся кресло сделало очередной поворот вокруг своей оси. Обертка от доеденного шоколада полетела на идеально чистый пол. — Тебя долго не было дома. Скучающе окинул строгую по обстановке комнату взглядом, замечая на низеньком столике то, что своим существованием выбивалось из общего антуража. — Положи на место, — резкий звук, заставил покривиться. Так долго заниматься бумажной работой было непривычно, а наличие в поле зрения скучающего брата нисколько не прибавляло оптимизма. — А что такого? — ехидный оскал. — Когда ты притащил сюда эту деревяшку, это было забавно. Снова взмахнул смычком, извлекая из виолончели душераздирающий звук, прошедший по барабанным перепонкам наждачкой. — Между прочим, ты теперь мой должник, Ичиджи, — оттянул одну из струн пальцем и отпустил, внимательно следя за реакцией старшего. Каждому терпению есть предел, а у Искры он был непредсказуем. — Отец ничего не знает об этом невинном развлечении своего наследника. Рука постучала по верхней деке, глухо отозвавшейся на это действие. Приобретение красноволосого оценила только Рейджу, остальные же были если не в шоке, то в недоумении. Лорд Винсмок и музыка? Звучит нелепее, чем Винсмок — пират. В руках должен держаться меч или пистолет, но никак не смычок. — Знаешь, почему именно я — номер один среди вас всех? — отчет о расходах на вооружение пестрел астрономическими суммами. — Потому что одарен во всем. И могу позволить себе тратить время не только на тренировки и отмывание чужого дерьма со своих рук, но и на такое. — А я думал, что это только из-за случая, по которому ты родился первым, — потянул за струну слишком сильно и она с жалобным стоном лопнула, щелкнув по плечу и бедру разволокнившимися концами. — Тупая игрушка и очень хрупкая. Ручка треснула в пальцах, заливая кожу и документы чернилами из раздавленного стержня. Искра выпрямился в кресле, в упор смотря на смеющегося брата. Будто видел мерзкое, но чрезвычайно забавное насекомое, обосновавшееся в его покоях. — Похоже мне следует извиниться, да? — в невинность интонации было сложно поверить. — Или подарить тебе новую бренчалку? Ниджи, до этого издевательски держащий виолончель на коленях, резко развел ноги роняя инструмент на пол. Поймал ступней буквально в сантиметрах от плитки, чтобы подкинуть вверх и перехватить в воздухе. — Большая, — с силой опустил шпиль на пол, заставляя его согнуться. — Говорят, что эта штука — один из самых сексуальных инструментов нашего мира. Тебе настолько не хватает внимания? Ичиджи откинулся на спинку кресла, наблюдая и не говоря не слова. Второй злобно скривился. Равнодушие — совсем не то, что он ожидал получить. Драка, ярость, оскорбления, секс — подошло бы все, но не тупое брезгливое молчание. От него хотелось вцепиться в волосы и с размаху ударить брата лицом об столешницу, размазывая кровь по чертовым документам, а затем целовать разбитые губы и нос, зализывая раны как животное. А эта тварь просто смотрит как уничтожается его вещь. Лодыжки скрестились на корпусе в районе подгрифника, обнимая инструмент и прижимая его к торсу. Щекой потерся о головку грифа, чуть наклоняясь и губами, измазанными в шоколаде, обхватил колок, не отрывая взгляд из-под очков от брата. — Я же просил, — Ичиджи устало потер переносицу, отворачиваясь и прикрывая глаза. — Так и не успел сыграть одну мелодию. Колок хрустнул на зубах, а гриф пошел трещинами от судорожно сведенных пальцев. Виолончель вскрикнула, как будто раненая. — Какой же ты слабак, бра… — яростно зашипел на секунду отвлекаясь и отводя глаза на искалеченный инструмент. Договорить не позволил сокрушительный удар в висок, отправивший в глубокий нокаут. Пять шагов — ничтожная дистанция для тренированного тела — Ненавижу, когда недальновидный слабак вешает свое клеймо на меня, — кровь на каблуке оставляла нечеткие следы. Ниджи попытался привстать, но получил еще один пинок в голову, с хрустом смявший скулу. По лицу поползла кривая улыбка. Пусть так, но он выиграл. — Пойдем. Я покажу тебе, что такое музыка, — лента галстука змеей обвила кулак в два оборота, петлей захлестывая шею. Прежде чем покинуть комнату, провел пальцами по покрытому лаком дереву бесполезного теперь уса Выволочь в коридор судорожно цепляющегося за шелковую удавку на шее Ниджи не представляло сложности. Находящийся там Йонджи постарался слиться с обоями. Когда его братья концентрировались друг на друге, он предпочитал держаться подальше. Все-таки с Молнией, когда он срывался, мог справится только Искра. Или Рейджу. Но постепенно эта обязанность досталась исключительно старшему брату — синяки на женских ногах слишком непривлекательно смотрелись в форме. Рывком подтянул к себе почти слившегося лицом с цветом своих волос Ниджи и толкнул спиной вперед в пустоту пролета, прерывая его падение натяжением галстука. Невыносимо хотелось отпустить ткань и услышать хруст ломаемых костей, глухо стучащих о ступени. Максимум сто ударов, минуя площадки. Провел языком по губам, смакуя представляемое зрелище, но выдохнул, успокаиваясь, и бросил судорожно цепляющееся за воздух тело у ног, опасно близко к краю лестницы. Ичиджи присел на корточки, поднимая за подбородок лицо брата. — Я жду тебя в лазарете через тридцать минут, ублюдок, — развернулся и пошел в комнату, вспоминая о чертовом отчете, который нужно восстановить к полудню. Проходя мимо побледневшего Йонджи, остановился. — Если у тебя есть возражения или просто что сказать, я слушаю. Младший покачал головой, не желая вмешиваться. Семнадцать швов вдоль раскроенного бедра стали хорошим уроком, чтобы научиться не лезть в игры старших. Хорошо, что сестра оказалась рядом. — Молодец, — потрепал по голове как большого пса и зашел в комнату. Дышать Брашпилю стало гораздо легче. — Ниджи? — судорожно кашляющий Второй поднял глаза на младшего, пытаясь сфокусироваться на нем. — Тебе помочь? Протянутая рука онемела от удара. Хватаясь рукой за горло и судорожно хрипло вздыхая Ниджи подполз и облокотился спиной об стену. Мотнул головой и показал фак, отправляя всех сочувствующих в краткое эротическое. Третий сделал шаг назад, сочувствующе глядя на брата. Это каким же отбитым нужно быть, чтобы в таком положении у тебя встал? *** Лед на шее был невероятно приятен. Влажные дорожки от растаявших кубиков заставляли ежится, когда кусали прохладой ключицы. Сам виноват — стоило быть аккуратнее, вскрывая пакет. Ниджи растянулся на койке полулежа прямо в ботинках, предварительно выгнав весь персонал. Зная, что Ичиджи его не простит за своеволие, прятаться было бессмысленно. Для спокойной жизни стоило просто остановится и не лезть туда, где обитают не черти, а настоящие демоны, но Молния привык удовлетворять любые свои прихоти. Вседоступность пресыщает. А вот старший давал ему почувствовать то, что почти забылось — страх. Выпрямленное лицо болело. Деформации можно исправить — технологии Джермы это позволяли, но вот гематому пока оставил. Дефекты придавали остроту. Задумавшись над тем, чем может удивить его братец упустил момент, когда шоколад, найденный на столе лаборанта растаял и размазался по пальцам. Чуть развел указательный и средний, наблюдая как короткая, в несколько миллиметров ниточка повисает между ними. — Вижу, ты немного восстановился, — красноволосый стоял в дверях, скрестив руки на груди и опираясь плечом, — раз опять страдаешь херней. — А тебе не нравится? — выходило хрипло, но довольно внятно. Поднялся и приблизился к Ичиджи, чтобы провести испачканными пальцами по сжатых губам, оставляя шоколадный след и дорисовывая на щеках линии от уголков губ. — Улыбаешься же. Ичиджи, усмехнулся и сорвал идиотские очки, которые мешали ему одним своим существованием. Ниджи зашипел и закрыл рукой глаза, коротко рыкнув еще и от попавшего в них сладкого. Даже тусклая лампочка на столе была слишком яркой для обожжённых глаз, еле прикрытых остатками век без ресниц. — Давно я не видел напоминание о твоей глупости, — теперь линия губ соответствовала шоколадному рисунку на лице. — Как всегда омерзительно. Ниджи, пока не отрывая руки от глаз, подался вперед, на ощупь проводя языком по лицу Искры, ориентируясь на сладость, ощущаемую во рту. Шоколад, собранный с кожи, был во много раз приятнее, чем обычно. Урча как довольный кот, укусил за нижнюю губу, оттягивая ее зубами чуть вниз и отпуская. Ладони стало влажно — уцелевшие слезные протоки пытались компенсировать сухость склер. В очках это было намного проще, а теперь — на свежем воздухе боль в глазах нарастала, заставляя слезы непроизвольно течь. Ичиджи сжал очки в руке, ломая их и перечеркивая возможность нормального ориентирования для Второго. — Иди ко мне, — негромко на ухо, свободное от остроконечных наушников. Беря за свободную руку и подаваясь вперед, подталкивая к койке — Так я и так рядом, — съехидничал Ниджи, оторвавшись на мгновение от кожи, чтобы сделать неловкий шаг назад. Перешел на горло, пока легко покусывая и тут же зализывая места, которых коснулись зубы, дергая вниз рубашку, от которой отлетела пара верхних пуговиц, застучав по полу. Спустившись ниже, уткнулся лбом в грудину, отнимая пальцы от больных глаз и обнимая, скомкав на спине рубашку. Ичиджи молча стерпел издевательство над своей одеждой, делая еще пару шагов к своей цели. Подхватив под ягодицы, приподнял и посадил брата на кушетку, ощущая крепкий обхват своих бедер чужими, не дававшими отстранится. — Надеюсь, что под «показать, что такое музыка» ты подразумевал мои стоны? — Не совсем, — почти нежно оторвал цепляющиеся за него руки и быстро завел Ниджи за спину, замыкая одну из них наручниками, ранее висящими сзади на поясе, с поручнем койки. — Думаю, что можно сделать с этим. — Сука, — хватка прижавшегося парня усилилась, словно он хотел врасти кожей в кожу. -Ты же сам этого хотел, — ладонь прошлась по длинной челке, заводя ее назад и рывком за волосы отрывая лицо Ниджи от своей груди и разворачивая к источнику света. Молния рванулся обратно, чуть ли не оставляя половину волос в кулаке Ичиджи, но не достиг цели, удерживаемый крепкой рукой. Пришлось отцепиться от рубашки, чтобы хоть как-то спасти глаза от жгучей боли, чем и воспользовался старший, возвращаясь к двери и пока что только кладя пальцы на выключатель и обрисовывая его контуры. — Верни очки, — перед глазами плясали разноцветные пятна, от которых не спасал даже прижатый к лицу сгиб локтя. — Неприятно, когда ломают твои игрушки, Ни? — так фамильярно обращаться к младшему брату он позволял себе сугубо в приватной обстановке или был беспредельно взбешен. Например, как сейчас. — Еще и шантажировать меня чем-то. Интересно, твой инстинкт самосохранения хоть иногда может достучаться до твоего сознания? Свет вспыхнул внезапно, достаточно было только легкого касания. Для изуродованных глаз он был как вспышка сверхновой звезды, Ниджи заорал и согнулся, пытаясь максимально защититься от искусственного яркого освещения. Слезы бежали дорожками, пропитывая рубашку на сгибе локтя, который не давал должной защиты. — Есть интересный момент, брат, — столик с инструментами малого хирургического набора оказался как раз кстати, легким толчком ноги отправляясь поближе к кровати. — Ты знаешь, что самые глубокие по звучанию струны делаются из сухожилий и кишок? Присел рядом и провел по спине сжавшегося и скрюченного брата, обводя каждый выступающий позвонок, словно запоминал изгибы, чтобы потом выгравировать их в камне. — Животных убивали, а затем выделяли необходимые материал, чтобы высушить его и должным образом обработать, — провел линии ребер, прикасаясь к судорожно сократившемуся под одеждой прессу. — Ты лишил меня прекрасного образца этой работы, уничтожив виолончель. Теперь мне придется искать новый инструмент, а играть я желаю прямо сейчас. — Да пошел ты со своими сказками. Выключи чертов свет! — попытка вскочить была остановлена наручниками. Он только смог немного сдвинуть койку с места, заставляя столкнуться ее со столиком, брякнувшим инструментами. — Ичиджи! — Нет, — расстегнул оставшиеся пуговицы и снял рубашку, накидывая ее сверху на голову дрожащего от ярости и боли младшего. — Я только сейчас осознал, как мне реализовать свое желание. Огладил плечо, прижимаясь к нему губами, а затем резко ударил по косой, выбивая кость из суставной сумки немного вперед. Мышцы сократились, выворачивая конечность и заставляя ее упасть. Ниджи заорал, грязно матерясь от боли в руке и глазах, которые темная ткань рубашки закрывала не слишком хорошо. — Я подумал и решил, — красноволосый провел вдоль упавшей руки, — ты станешь моим самым совершенным инструментом. Молния мотнул головой, дергаясь всем телом в сторону, но добился только того, что единственная защита от света соскользнула с головы, падая на пол. Беззащитные, воспаленные глаза тут же ужалил свет, не встречая никаких препятствий, заставляя сорвать голос и уже хрипло выть. — Пока рано начинать нашу мелодию, — Искра наклонился, поднимая рубашку. Аккуратно сложил её и, повернув голову Ниджи к себе, спрятал искалеченный орган зрения за более плотной преградой, попутно стирая дорожки бегущих слез с прожилками крови из мелких лопнувших сосудов. — Дернешься, и я выдавлю тебе то, что так причиняет тебе боль. Целомудренно поцеловал в лоб, словно бы укладывая спать капризного младшего, потянулся к инструментам, нащупывая скальпель. — Ты больной ублюдок, Ичиджи, — когда боль чуть притупилась, а сознание хотя бы минимально смогло воспринимать окружающий мир, Второй смог собрать разбегающиеся обрывки слов в более-менее связную мысль. — И я обожаю когда ты не пытаешься строить из себя человека, являясь зверем. — Тогда не дергайся, — тончайшее лезвие коснулось кожи, рассекая ее слои, не затрагивая мышцы, — иначе снова повредишь мне мои «струны». Дальнейшее действо проходило в полной тишине, прерываемой тихими стонами Ниджи и редкими шлепками срезанной и отброшенной кожи. — Почти все, Ни, — жадно взглянул на свою работу, оценивая красоту обнаженных мышц и сухожилий, пронизанных и оплетенных кровеносными сосудами. — Пара штрихов. То, что раньше было целой ладонью и запястьем, теперь можно было признать сумасшедшим экспонатом вивисектора-любителя. Последними были рассечены сосуды, перевязанные лигатурами, и влагалища, закрывавшие доступ к сухожилиям на части их протяженности. Ниджи, казалось, стер все зубы, стараясь снова не закричать. Методичное разрезание твоего тела — не самое безболезненное и приятное занятие. Но это же брат. Разве можно ему отказать? — Ичиджи, — протянул, зная, что такой собственных как Искра просто фанатеет от того, что его имя произносят. И в какой момент произносят. Скальпель дрогнул, впиваясь глубже чем надо. — Ичиджи, — снова током по нервам, — выключи свет. — Нет, — инструмент звякнул, отшвырнутый обратно на столик. — Я только начал. Подожди меня. Ощущения прикосновений пропало, растворяясь в пульсирующей боли, соприкасающихся с воздухом нервов. Удаляющиеся шаги хлестнули по нервам, заставляя напрячься и хоть немного сменить позу, ложась поперек влажной кушетки. Совершенно не сомневался, что это его кровь, но поделать ничего не мог — только повторить все снова, если получилось бы отмотать время. Не только Ичиджи был собственником. Смычок приятно лежал в руке, как ладонь любимой женщины — мягко, робко и доверчиво. Пришлось сходить за ним обратно в комнату, игнорируя шарахающихся слуг. Не каждый день они видят монсеньора без рубашки и заляпанного кровью. Вернувшись в лазарет и под страхом смерти запретив заглядывать туда обеспокоенному врачу, снова присел рядом с братом. Головкой смычка постучал по груди. — Просыпайся. — Я думал, ты не вернешься, — повернул голову на звук. Тебя долго не было, Ичиджи. А если бы кто-то другой нашел меня и подлатал? — Искалечил бы и скормил псам, — отцепил бесполезные теперь наручники от поручня, оставляя сомкнутым браслет на запястье. — Вставай. Ниджи приподнялся на локте, вертя головой в попытках найти на слух, раз использовать глаза было невозможно. Недолго. Сильные руки затащили на колени, чтобы потом устроить между разведенных бедер. Обнял со спины и положил подбородок на левое плечо — Жаль, что не можешь увидеть, — коротко прихватил кожу плеча через рубашку зубами. — Сейчас ты выглядишь просто прекрасно. — Не стоило тогда ломать мои очки, — потерся щекой о волосы брата. — Достаточно было бы просто снять, если ты так любишь смотреть на искалеченное. — Это не так интересно, — левая рука скользнула вдоль локтя к сохранившейся тыльной кое-кисти, приподнимая ее на весу и чуть отводя в сторону, обнаженными мышцами вверх. Желтоватые жгуты сухожилий влажно блестели, омытые кровью из мелких разодранных капилляров. Это нисколько не походило на свободно лежащие на грифе струны. Не скрученные, не высушенные, не натянутые до предела они были прекраснее, чем любая выделанная поделка. Идеально было бы удалить еще и мешающиеся мышцы и сосуды, оставляя висеть их на костной опоре, но калечить больше, чем необходимо не стоило. Лучше сыграть несколько партий, чем уничтожить «инструмент» одной мелодией. Темнота немного даже мешала дышать. Было невыносимо жарко — рубашка прилипла к телу, а щеки пылали. Легкий шок и ничего более. Безвольное плечо в чужих руках как признание добровольной зависимости — намного серьезнее. Это уже не обычные драки до стояка и утренних засосов. Подчинение и наказание. Рука брата поперек груди как барьер, ограничивающий свободу. — Начнем, Ниджи, — смычок замер над «струнами» в нескольких миллиметрах, чтобы коснуться безжалостно, резко, натягивая и заставляя дрожать сухожилие, оплетенное тончайшими нервами. Утихшая было боль запустила клыки, впиваясь как голодное зверье в первую найденную падаль за много дней. Молния застонал. Дергаясь всем телом, пытаясь разорвать контакт плоти и смычка, чтобы уменьшить хоть немного пляску пятен перед завязанными глазами. Ичиджи не обращал внимание на попытки вырваться. В его голове звучала мелодия, перекликающаяся с вскриками и стонами. Когда все-таки смог вырваться из своеобразного транса — смычок был весь в крови, мышцы висели лоскутами, а отдельные волокна сухожилий были как обожженные от трения. Ниджи уже не кричал, а только хрипло дышал, уронив голову на грудь и мелко вздрагивая всем телом. — Именно это я и хотел сыграть, — толчок и ослабленное тело падает на пол сначала коленями, а потом заваливаясь на бок. — Никогда не трогай мои игрушки. Иначе сам можешь стать ей и нечаянно сломаться. Встал, накидывая рубашку, но не застегивая. Выйдя в коридор, кивнул посеревшему от страха доктору, пропуская наконец-то его внутрь. Позабавились и хватит. Еще слишком много бумажной работы нужно было переделать до приезда отца.