Повесть минувших дней

      - Нико-я, - полным презрения тоном бросает он и, вдруг смутившись своей детской выходки, уходит раньше, чем Робин обернется на его голос. Зоро не хочет давать объяснений или обращать все в шутку – да он и не умеет. Просто слишком знакомо это старое-новое обращение, он слышит его ежедневно, ежечастно… В вороньем гнезде можно не прятаться, хотя он пришел сюда, чтобы скрыться - от нее, от него, от себя. От оглушительного «Нико-я» из уст чужого капитана.       Трафальгар Ло задерживается на их корабле не просто так, конечно – альянс, фабрика, Кайдо, Небесный Дьявол… Море причин. Мугивары – его средство, Ло не скрывает этого – и натыкается на широкую улыбку их капитана. У Луффи широкая душа, у него всё однажды и на всю жизнь, и он называет Ло своим накама. Зоро примиряется с этим, лишь когда не слышит болезненно звенящего над морем «Нико-я». Все верят капитану. Зоро не верит Трафальгару Ло.       Чужому капитану не место на их корабле.       У Трафальгара Ло есть своя мечта и своя история – и эту историю он рассказывает Робин. Он мог выбрать любого, любую – но Ло выбирает Робин, а Робин, стало быть, выбирает его… Зоро вспоминает чертового эро-кока недобрым словом – он сейчас может принести ей чаю или несладких пирожных и тем самым нарушить их добровольное уединение, но он не приносит, не нарушает. У Зоро же нет причины приближаться, его помощь требуется Робин лишь в бою – закрыть ее парой скрещенных катан или собственной грудью, неважно. Робин его – то есть их, – накама, а прочее лишь негативное влияние бровастого извращенца-тире-джентельмена.       Грубая ладонь инстинктивно ложится на рукоять любимой катаны – Зоро не слышит, просто знает, чувствует, как на нижней палубе дерзкое, чужое «Нико-я» разрывает морской воздух. Санни станет ему свидетелем, Зоро не позволит чужому капитану утащить ее за собой на дно, словно морское чудовище. Он ведь не слепой – ну, только на один глаз, это не считается.       Робин носит в себе множество историй, и Ло отдает ей свою на сохранение. Она не сколько собеседник – просто хороший слушатель и археолог, она знает цену истории и умеет хранить ее секреты. С красной буквы, обмакнутой в чернила кистью Робин начинает свою летопись…       История Ло долгая и тяжелая, как история самой Робин. Робин – отражение его. Темные волосы, камень на сердце. Ее утрата против его потерь. Свирепый всепоглощающий огонь против невидимого врага, грызущего тело изнутри. Проклятая Охара. Благословенный Белый Город.       Зоро не может не признать – для Ло Робин скорее названная сестра или добрая кузина. Она невольная жертва обстоятельств, он – добровольный их мученик. Летописец и ее живой свидетель. И никакой низменной плотской химии, голая история.       Ло выбирает Робин своим летописцем – он идет умирать.       Трафальгар Ло готовится упасть в яму с кольями, и Робин предлагает подстелить ему солому – бесполезно, просто знак неравнодушия. Зоро знает, Робин знает: ему не понадобится солома. Капитан назвал его другом, и это определяет все. Все верят Луффи. Все верят Ло?       - Если он тебе докучает… – Зоро улучает момент, когда Робин оказывается рядом с ним – не с чертовым Трафальгаром. Ему не нужно объяснять, он уже проговорился – презрительное «Нико-я» достигло ее слуха. Робин поймет. Она чувствует его, как он чувствует Робин; они накама – и пусть вшивый кок, будь он неладен, провалится под землю со своими неуместными намеками…       На его пристально-напряженный взгляд Робин отвечает своей мягкой доброй улыбкой, и Зоро – сам поражаясь себе – облегченно выдыхает. Отныне хоть трижды, залпом, во весь голос – Нико-я! Робин археолог, и она переписывает его историю, потому что в этом ее предназначение.       Живи, чужой капитан.