2429 год. Холодные камни Арнора // Король Остогер

Таургон не сомневался, что Денетор снова оденется нарядно. Северянин на сей раз ждал внутри башни Наместников: незачем привлекать излишнее внимание – и увидел, как внук Барахира спускается по лестнице. В обычной одежде?! – но почему? Неужели та ссора с Фелиндом из-за Сарумана… прошло почти пятнадцать лет, неужели несмотря на дружбу сыновей… Он не успел додумать эту мысль: Денетор сбежал вниз. – Твоя привычка приходить заранее отнюдь не так хороша, как ты считаешь, – сказал он с усмешкой, не разобрать: то ли правду недоволен, то ли шутит так. – Я не хочу заставлять тебя ждать, а приходится. Он приподнял бровь и осведомился: – Ты первый раз в жизни видишь алмазы? Таургон видел их далеко не первый раз, и даже сам, бывало, надевал на большой праздник. Но доселе он считал, что роскошная одежда всегда нарядна. Сегодня же он узнал, что роскошь бывает неброской. Черное и серое. Скучнейшее из сочетаний, но сейчас завораживало – глаз не оторвать. Не говоря уж о дороговизне тканей. Высокий ворот сколот изящной брошью: белое золото и алмазы. И больше ничего. Ничего лишнего. – Я первый раз вижу облачение для подписания мирного договора, – в тон ответил Таургон. Наследник улыбнулся, опуская уголки губ: – Надеюсь, обойдемся без подписания. Устным. Но при свидетелях. И пойми, шутит он или нет… – Я рад наконец познакомиться, – сказал Фелинд. – Амдир говорил о тебе много хорошего за эти годы. Таургон чуть поклонился. Молча. Удобно было с Хардангом: там зовешь «мой господин» по возрасту, а тут что делать?! Судя по его тону – уважительному, так говорят с равным! – если разыгрывать «бродягу с Севера», то он тебе вежливо улыбнется. Как на совете. – Покажи нашему гостю дом, – обратился Фелинд к сыну. – Поскольку вы оба увлечены историей гондорского зодчества, никто не будет отвлекать вас. …если ты хоть что-то понимаешь в гондорской манере беседы, вам сейчас было сказано не мешать старшим. Они тоже будут очень увлечены. Былые друзья. Былые противники. – Пятнадцать лет прошло, – сказал Денетор. – Мир? – Да, – вздохнул Фелинд. – Пятнадцать… и они доказали, что ты был прав. – Я не о прошлом говорить пришел. А о будущем. Нам хватит дуться, как девицам, поссорившимся из-за цвета вышивки? Наши сыновья умнее нас. – Значительно, – кивнул Фелинд. – Они дружат не столько друг с другом, сколько с ним. Кто он? На самом деле – кто? Денетор нахмурился. Он знал, что речь пойдет о Таургоне, но не ожидал, что сразу. – Если ты о его родословной, то он мне ничего не рассказывал об этом. – Мы не в зале совета, – холодно произнес Фелинд. – Да, – откликнулся Денетор. – Но это не моя тайна. Прости. – Что же ты такое скрываешь?! – Фелинд. – Денетор сейчас говорил мягко, как только мог. – Ты знаешь главное, и знаешь это без меня: Таургон не будет претендовать на трон. – А мог бы? – сверкнули глаза потомка королей. – Мог бы любой, в ком есть кровь Элендила, – пожал плечами Денетор. – Ты говорил, что хочешь прежней дружбы… – тон Фелинда стал ледяным. – Дружбы, – эхом повторил Денетор. – А у нее нет цены. Фелинд закусил губу. Наследник произнес, почти извиняясь: – Я сказал бы тебе, если бы мог… – Он взял с тебя слово молчать? – Нет, – покачал головой Денетор, – нет. Он мне действительно не рассказывал. – Но? – прищурился Фелинд. – Но, – не менее веско ответил Денетор, – я считаю недопустимым раскрывать тайны, которые человек хотел бы скрыть. То, что касается судьбы Гондора, я тебе сказал. Остальное – прости, нет. Делиться чужим – недостойно ни меня, ни тебя. Фелинд прошелся по зале, остановился перед собеседником, посмотрел в глаза: – Ты очень изменился за эти пятнадцать лет. Я замечал на советах, но не думал, что настолько. – Знаю. – Денетор помолчал, вздохнул: – Хочешь тайну в подарок? держи. Таургон очень скоро уедет. Это пока знаю только я… потому я и завелся с этой книгой. Так что не говори об этом Амдиру. Фелинд помолчал. Потом сказал: – Скверная новость. Амдир очень привязан к нему. – Не он один. – А причина? Кому-то плохо спится из-за потомка Исилдура? – Я сплю крепко, – пожал плечами Денетор. – Ты, как я понимаю, тоже. Чей сон нас с тобой должен волновать? – Тогда почему он уедет? – Их северные дела, – коротко ответил он. И спросил: – Про потомка Исилдура давно знаешь? – Давно знает даже Амдир, – небрежно сказал Фелинд. – Сам сообразил. – Какой молодец, – несмотря на похвалу, тон Денетора был мрачен. – Что думаешь с ним делать после Стражи? – Еще не решил. Флот, скорее всего. Или вместе с Боромиром. – Оставь здесь. Введи в совет. Одним умным там станет больше. – Нет, – решительно ответил Фелинд. – Ему рано. – Он уже сейчас умнее половины сидящих там. – Дело не в совете, а в нем! – еще решительнее сказал отец. – Велика доблесть: быть умнее Салганта! Я введу его в совет тогда, когда он станет умнее Амдира. А прежде нечего тешить его самолюбие. Денетор молчал, тем предлагая продолжать. – Пока что он грезит наяву о Нуменоре. И это уже не только грезы. Знаешь, о чем он меня просит? – И? – Он страшно ругается на нашу залу. Называет ее «лужайка с цветами». – Понимаю, – кивнул Денетор. – Эти мелкие пестрые ромбы… ну да, идеи Остогера, дурно понятые потомками. Красота в прошлом, простота в прошлом, и пришло страшное время красивости. – Ты стал разбираться в искусстве? – нахмурился Фелинд. – Вот этого я от тебя не ждал. – Как видишь, стал. Так что Амдир? – Он просит меня позволить ему переложить ее. – Так позволь. – Денетор! О чем ты? Идеи мальчишки – ты думаешь, они осуществимы?! Наследник улыбнулся тонкими губами: – Ты забываешь, что мне тоже было двадцать. И я мечтал перестроить не дом – Гондор! Мои идеи тогда были тоже… скажем так, юношескими. И что сделал мой дед? он мне всё позволил. Ступай, мальчик, доноси мысли до тех, кто будет их исполнять… самое безжалостное, что можно сделать с такими грезами, это позволить воплощать их. Очень способствует взрослению, знаешь ли. – Так мне стоит позволить? – Непременно. И пусть всё делает сам: договаривается с мастерами, с художниками… спрашивай его, как идут дела, отвечай на его вопросы, но не помогай. Фелинд хмурился и покусывал губу. Денетор мечтательно улыбался, вспоминая деда. – Спасибо. Так и сделаю. – Наместник Барахир был мудрый человек, – не без удовольствия произнес Денетор. – Хотя, безусловно, не разбирался в истории зодчества… Что ж, когда ты получишь прекрасную залу с мраморными картинами на полу, ты позволишь Амдиру войти в совет. – Так это и есть настоящая цель вашего прихода? Будущее Амдира? – Ты не поверишь, но нет. – Этот тон Денетора был незнаком его былому другу. – Мы здесь действительно из-за двух домов на улице ткачей. – Они важнее судьбы моего сына? – Не ревнуй. Они часть судьбы Гондора – его будущей судьбы. Ужин был в точности таким, каким и должен быть. Таургон рассказывал об Остогере, Амдир слушал, разрываясь между согласием с мудростью древнего Короля и неприятием всего, что идет против нуменорских традиций, Денетор с интересом следил за Фелиндом: сам выглядел так же, изумляясь умению северянина видеть сквозь привычные вещи… а Таургон в то недолгое время, когда мог перевести дух, смотрел на этих двоих и думал, что Денетор неслучайно выбрал черно-серые одежды, он словно тень за Фелиндом, прекрасным, как и всегда… только вот спроси назавтра, как был одет Фелинд, ты не вспомнишь, а наследник – нет, этот наряд не забудется, и те, кто сегодня видел их идущими в гости, наверняка сейчас обсуждают, что же случилось, раз Паук второй раз за неделю изменяет привычной простоте. – И в самом деле эти дома на улице ткачей – единственные неперестроенные здания древней Минас-Анор? – Фелинд не то чтобы сомневался, просто всё обернулось слишком неожиданно. – Я боюсь утверждать, но – других я не знаю, – отвечал северянин. – Тогда это подлинно подарок одному любителю древности, – отец взглянул на сына. – Полагаю, мне не придется долго просить тебя помочь нашему гостю и сопроводить его? Амдир просиял. На следующий день юный лорд Дор-эн-Эрнил изволил сопровождать своего друга. Таургон уже жалел, что не пошел просто один… то есть он не жалел, понятно же, что всё это помогло Денетору и Фелинду наконец помириться; да, это чудесно, но почему же он должен терпеть это церемонное мучение?! лучше бы сбегал сам, тем более что наверняка всё напрасно и внутри ничего интересного не уцелело… но отступать поздно, да и некуда, позади слуги. И спереди какой-то слуга, важный, как все они у лордов. Идет и смотрит на всех так грозно, что народ расступается и кланяются чуть ни в пояс… кажется, скорее этому дворецкому (или кто он?), чем им с Амдиром. Зачем нужны слуги сзади – неизвестно. Версия «чтобы молодые господа не сбежали» правдоподобна, но, увы, «правдоподобный» и «правильный» – слова разные, а понятия еще менее сходные. А, вот зачем. Отправить одного из них к ткачам, сообщить, что изволит прибыть… Как Амдир терпит эту скуку? понятно, что вырос в ней, привык, но он же в отряде обходится без всего этого, да и в Ламедоне тоже. Мучение окончилось в тот миг, когда они увидели дом. Семья ткачей и их подмастерья выстроились перед входом, готовые кланяться молодому хозяину, вокруг замирает гомон улицы: что нужно господам здесь? в воздухе витает тысяча запахов – так пахнет ремесло, упорный труд, так пахнет Первый ярус – он не Цитадель, здесь ветру не разгуляться, и хотя кварталы кожевенников и суконщиков располагаются в его противоположном конце… …этого всего нет. Есть дом. Мощные полукружья арок первого этажа, мерным ритмом – широкие окна второго и сгрудившиеся по трое, словно девушки-подруги, окна третьего. И ни одна арка не заложена, ни один свод окна не растесан в прямоугольник, как это в любом из соседних домов. Две с половиной тысячи лет. Белый камень потемнел и местами поврежден, но всё-таки – вот он, кусочек прежней Минас-Анор, крепости Анариона. – Почему я не видел его раньше? – шепчет Амдир. – Я шел в Осгилиат мимо него и не замечал… На противоположной стороне улицы через несколько домов – такой же. То есть другой, тут три строенных окна, а там наверху три двойных, но это несходство родных братьев. Там тоже семья стоит перед входом, ждут: вдруг юный лорд изволит сначала пойти к ним? А этот главный слуга очень полезен: он говорит с хозяевами… то есть с ткачами от твоего имени. Ты просто идешь и смотришь. Внутри, конечно, не сохранилось ничего. Да и было ли чему сохраняться? В большой зале полосы резьбы под потолком – и всё. Перекрытия простые, никаких сводов. Полы – черный, серый, красный гранит, узора сложнее прямоугольного не встретишь. Кто жил здесь во времена Анариона? Вряд ли воины… дом выглядит мирным. Хотя, возможно, дело в ткацких станках, сейчас стоящих всюду. Нет, ты зря растревожил хозяев. Внутри не встретить живой древности. Идти ли в другой дом? Пожалуй, всё-таки надо: ткачей перепугали слова о молодом лорде, а если он не зайдет, они испугаются вдвое сильнее. Они осмотрели второй, и Амдир отпустил слуг: домой друзьям не хотелось, им надо побродить, помолчать, пережить увиденное… и неудачу тоже. Хотя у Амдира никакой неудачи нет, он получил живую древность в собственность и счастлив. Таургон насмотрелся на жизнь простых людей (понятно, что дома прибрали как только успели, но всё же) и сейчас ему больше всего хотелось пойти к Хириль и выпить пива. И вообще там посидеть, не в пиве дело. Но вести туда Амдира не стоило: появление двух гвардейцев всполошит весь Четвертый ярус, да и вообще. Фелинд будет недоволен, и неизвестно, пьет ли Амдир хмель простонародья… хотя в Ламедоне ни от чего не отказывался. Было там пиво? вот не вспомнить. Они поднялись на стену Первого яруса, стояли, облокотясь на зубцы, и молчали. Амдир глядел на Осгилиат, свою безответную любовь, и видел – что? его едва выстроенным? крепость Минас-Анор? Нуменор? Таургон смотрел на Минас-Тирит. Он удивлялся и досадовал на себя, почему за двадцать лет он ни разу не догадался подняться на стены. Отсюда город был виден весь, хотя верхние Ярусы сильно закрывали друг друга… но они рядом, близкие, можно разглядеть каждое здание. Не белые массивы, где трудно разобрать очертания, – каким город предстает, если отъехать на несколько перестрелов, чтобы полюбоваться на него целиком. Как это странно и непривычно: видеть весь город не сверху, а снизу. Он всегда считал, что снизу видишь только здания своего Яруса… ничего он не знает о Минас-Тирите, двадцать один год прожил здесь, а – ничего. – Таургон, – тон Амдира был серьезным, – можно, я спрошу? – Я слушаю. – Помнишь… то есть ты помнишь, – юноша явно смущался; речь вряд ли пойдет о зодчестве, – несколько лет назад, Фингон и Брегол после совета. – Помню, – нахмурился северянин. – Ты сказал тогда, что причастен советам, а не решениям. – Да. – Все говорят, что ты – человек Денетора, но ведь это не так! Таургон ответил вопросительным взглядом, не подозревая, насколько копирует сейчас наследника. – Что ты видишь такого, чего не видел бы Боромир? Или он сам на советах? И, будь ты его человеком, вы не ходили бы по Минас-Тириту вместе, вот так… – Ну, – улыбнулся северянин, – в мире много вещей, о которых говорят «всем известно», и которые изрядно далеки от истины… Амдир улыбнулся в ответ, радуясь и тому, что оказался прав, и что Таургон подтвердил его слова. Радуясь тому, что друг вообще готов говорить на такую непростую тему. А значит, можно задавать следующий вопрос. Главный. – Я всё думал… кто он? Тот лорд, для которого ты наблюдаешь? Этого еще не хватало… – Это один из правителей южных областей? Инглор? Я понимаю, что это тайна, но… – А ты умеешь хранить тайны? – строго посмотрел старший товарищ. – Конечно! – просиял юноша. Таургон поманил его к себе, наклонился к его уху и прошептал, обжигая своим дыханием: – Вот и я умею. Амдир отскочил, как от удара. Но обороняться было не нужно: северянин смотрел на него с укоризной старшего, не более. Это был урок, жестокий – да, но не насмешка. – Кто из нас родился в этом городе? – печально спросил Таургон. – И кому здесь жить всю жизнь? Амдир изучал кладку под ногами. Было нестерпимо стыдно. Уж лучше бы северянин отругал его. В это время темнело уже ощутимо рано. Скоро начнутся зимние дожди, а пока небо ясное. Но заката отсюда не видно, даже со стены: всё закрыто громадой гор. Даже розово-жемчужного отсвета, к которому привык у себя на Седьмом… Как живут эти люди? В одном городе с тобой – и в другом мире. Они никогда не видели заката во весь горизонт над Анориеном в дни лета, не знают его оглушительного золота и торжественной тишины. Угол неба в окне, у которого стоят два ткацких станка, – уловить хоть сколько-то света. К ним в комнаты солнце хоть на час в день заглядывает? смотря на какой стороне улицы, в каком конце Яруса, да… Когда жил у Хириль, не думал об этом. В той комнате только спал, а так – служба или Хранилище. И закаты над Анориеном… …и из собственного окна теперь лучше, чем с Языка, благо еще выше. Так и поймешь, что имел в виду Диор, говоря, что несложно взять Митдира в Первый отряд, но сложно поселить их вместе… Говорить или нет?! И если да, то что? Амдир сообразил, могут сообразить другие. Ну и что? Прекрасная версия: он служит лорду Инглору, тот всецело от Денетора зависит и, конечно, нуждается в том, чтобы знать как можно больше… разного. Логичная, убедительная версия. Он ее, между прочим, отчасти подтвердил молчанием. Должен ли знать об этом Диор? Должен ли он вообще знать об этом разговоре? Сумерки. Где-то там, за горами, солнце село. И город медленно уходит в тень: светлый призрак среди скал. Как они живут здесь, не видя солнца? Да, не так жарко, но всё-таки… восход или закат только по праздникам, только уйдя из дому куда-то… Говорить или нет? Отсветами того же заката любовались Денетор и Фелинд. Они пили вино, глядели на удивительно чистое для ноября небо и пытались наговориться за потерянные годы. – Я смотрю на Амдира и отчасти завидую тебе… Он говорил об этом легко: мысли вслух, не сетования. На что сетовать, когда всё давно передумано, вечер прозрачен, вино прекрасно и еще лучше, что Фелинд спустя столько времени помнит твои любимые сорта. – Некого ввести в совет? – кивнул друг, беря печенье. – Не то слово… У обоих в сердце только армия. Старший хотя бы думает о крепостях, а младший… – он покачал головой. – И никого не волнует перестройка родового дома, – в тон сказал Фелинд. – Хуже, – обернулся к нему Денетор. – Еще как волнует. – Прости, не понимаю. – У меня еще и дочь есть. Если ты забыл. – Она?! – Во всей красе, – Денетор медленно, маленькими глотками допил и поставил кубок на стол. – На воле, просторе и на радость своей бабушке. Прошлые годы в Лаэгор было страшно приезжать, всё в каменной пыли и грохоте работ, но за это лето они должны были закончить. В главном. Останется отделка. – У юной госпожи размах, – глаза Фелинда смеялись, взгляд говорил: «В кого бы это она такая?» – Вот именно, – Денетор отвечал на непроизнесенное, и тон его значил «Ей бы родиться старшим сыном». – Еще вина? – Позже. Этот вкус стоит подержать. Вели подать воды. Слуга принес воды в прозрачном стеклянном кубке. Денетор отпил и прикрыл глаза, вслушиваясь в отголоски вкуса вина: они становились особенными. – И что ты думаешь делать? – серьезно спросил Фелинд. – Делать? ничего, – наследник пожал плечами. – Ждать внуков. Сколь мне известно, это спасает. – Ты очень изменился, – нахмурился друг. – Ты знаешь об этом? Тот ответил безмолвным движением бровей: «А как ты думаешь?», вслух сказал: – А вот теперь, пожалуй, налей. Фелинд налил ему и себе. – Ваше? – Да, из предгорий. Ровесник нашей ссоры. Что скажешь? Оно не теряло эти годы даром, м? – Безусловно, – отвечал Денетор. Он покатал вино во рту, потом спросил: – Как твой отец? Не думает приехать? – Ни за все богатства гномов! – Даже так? – Решительно. Там у него солнце, ветер с моря, рощи, музыка, книги… простор. Лет сто пятьдесят проживет, не меньше. И нет ни советов, ни ссор, ни харадцев перед глазами всё лето… – Ну, сколь я знаю, харадские товары в Дор-эн-Эрнил уходят широкой рекой, – заметил йогазда. – Товары – да. А самих харадцев отец не потерпит в наших землях. Они посмотрели друг на друга и промолчали одну и ту же шутку. Она была недопустима, хоть и очевидна.