////
2 марта 2017 г. в 02:08
«К Наместнику вечером», – сказал ему Эдрахил, как обычно незаметно.
Это очень радовало: тем для разговора накопилось изрядно, а идти без приглашения или опять просить Эдрахила стать гонцом не хотелось, не настолько серьезны дела.
Диор встретил его с улыбкой, но привычной мягкости в лице не было.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – осведомился он.
– Хочу! Столько…
Он осекся, увидев, как изменилось лицо Диора: словно внутри разжалось что-то. Засветились глаза. И сменился тон на привычный теплый:
– Я был удивлен, узнав о твоих делах не от тебя.
– А от кого?
– Во-от как? – нахмурился Наместник. – Их еще и несколько? Я узнал от Харданга, а кто еще?
– Фелинд.
– У Денетора появилось свободное время, и вы зачастили по гостям?
– Господин мой… – Таургон стал пересказывать события последней недели. Диор внимательно слушал и оттаивал окончательно.
Начал свою песню чайник на жаровне.
– Таургон, – сказал Диор, насыпая заварку, – никогда, никогда в жизни не произноси этих страшных слов.
– Каких?!
– «Я не хотел тебя тревожить». Просто взять и сделать – это означает потревожить гораздо меньше, чем долго собираться. И за эти годы ты, кажется, мог бы выучить, что имеешь право приходить ко мне тогда, когда тебе это нужно. Даже если это не касается судеб Гондора.
– Прости.
– И, пойми меня правильно, – Диор накрыл его руку своей, – я рад слышать о тебе от других. Харданг совершенно очарован тобой, и мне было непросто делать вид, что мне внове всё, о чем он говорит. Ходи по гостям; я поблагодарю Денетора за то, что он нарушил твое затворничество. Но… – укор в его тоне был ласковым, – твои новости я хотел бы узнавать от тебя.
– Прости. Я не ожидал, что лорд Харданг…
– Мы поняли друг друга, Таургон, – прервал его Наместник. – Пей. И расскажи мне, чем ты так восхитил Харданга. Он уверяет, что ни один житель Минас-Тирита не знает город так, как ты, и, кажется, не преувеличивает.
Рассказывать одно и то же в четвертый раз оказалось совсем просто. Чай со смешным названием «Большой красный халат» был чудесным, Король Остогер – мудрым, Наместник – простившим невольную обиду.
Он кивал, слушая, и потом спросил:
– Где думаешь писать?
– В Хранилище, – удивился вопросу Таургон.
– Почему не у себя? – чуть нахмурился Диор.
– Я буду мешать остальным, если стану писать ночью. Они будут мешать мне днем, – пожал плечами.
– Да, конечно. – Он разлил по чашкам последнюю заварку. – Таургон, эта книга стоит того, чтобы ты ни на что не отвлекался. Поэтому с завтрашнего дня – никаких караулов. Я скажу Эдрахилу. Пиши. Это и есть твоя служба Гондору.
– Я подчиняюсь приказу Наместника, – он улыбнулся.
– Интересно, что мне будет говорить Фелинд о тебе при ближайшей встрече, – произнес Диор.
– Мой господин. – Таургон отставил чашку. – Я должен сказать тебе одну важную вещь.
– Что-то серьезное? – Диор тоже отставил.
– Для Гондора – да. Молодой лорд Амдир…
– «Молодой лорд Амдир»? – выразительно повторил Диор.
– Да, мой господин, именно так. Он вырос. Он научился видеть и размышлять над тем, что видит. Остальные еще мальчишки. Он – уже нет. Неопытность делает его отчасти наивным, но наблюдательности позавидует взрослые.
Наместник изволил осведомиться:
– Ты был на совете, куда забыли позвать меня?
– Господин мой, – не принял шутки Таургон, – ты сам меня учил, что решения принимаются не на советах.
– И что за решение было принято?
– Не знаю. Нас отправили осматривать дом. Но, как ты отлично знаешь, решения Денетора идут только на пользу Гондору.
Диор помолчал, а потом спросил с неподдельным интересом:
– И как тебе понравился их дом?
– Господин мой, как мне может понравиться то, что было сделано при Алькарине? Дорого, пестро и бессмысленно. Хочу верить, что лорд Фелинд позволит Амдиру сделать перелицовку.
Позавтракав одним из первых, Таургон поспешил в Хранилище: вдруг Серион нашел ему еще что-то из документов Остогера и…
Когда в зале уже посветлело (день обещал быть пасмурным), пришла Тинувиэль. И он обрушил на нее все новости: приказ Наместника, помощь Харданга и книга, книга, книга!
Но тщетно Таургон ждал ответного восторга.
Тинувиэль была непримирима: как ты можешь знать мысли Остогера, если он не нанес их на бумагу? да, в любимых тобой сочинениях такое идет страницами, но если ты собираешься писать историю города, то придумывать за Остогера недопустимо. Будь у нас хоть один документ…
…то, что вдохновило Денетора, восхитило Харданга и убедило Диора, вдребезги разбивалось о ее холодное «Король Остогер этого не записал». И если Наместник Гондора считает, что эта книга должна быть написана, то ему виднее, но воля Наместника не сделает вымысел правдой.
И как работать после такого?!
Раздосадованный (ведь понимал же, что Тинувиэль не одобрит, но надеялся… на что? на авторитет правителей?! он ничто для нее, когда нет подлинных манускриптов!), Таургон вышел. Имеет смысл походить по городу, поискать неперестроенные дома эпохи Остогера… сначала выбрать их по фасадам, а потом уже думать, к кому и как проситься внутрь… это разумно, день не будет потерян. Но только надо зайти к себе, взять плащ: уже становится холодно, ветер, а ему ходить целый день.
На лестнице Таургон услышал голоса: то ли приехал кто-то, то ли уезжает. А кто?
Шум был на их этаже. Что, пятого к ним селят?
Сверху сбежал Д*, увидел северянина и сказал торжествующе:
– Нас избавляют от твоей деревенской красоты.
И тут же начал указывать слуге, как тот должен нести что-то из его вещей.
Ломион, вещей которого почти уже не осталось здесь, отвечал на изумление Таургона:
– Нам велено перебраться в комнату получше. Я не знаю, с чего… – в его голосе было подобие извинения. – Я не просил.
И я не просил…
– Хорошо, что получше, – миролюбиво сказал северянин. – А это что?
У стола стоял харадский зверь с глазами навыкате, оскаленной пастью и крыльями. Зверь был чугунным и при внимательном рассмотрении оказывался небольшой жаровней на высоких ножках. Сия грозная тварь охраняла сокровища: чайник и несколько баночек с чаем. Сорта были подписаны… да, на такие деньги семья в Первом ярусе могла бы жить не один месяц. Кувшин с питьевой водой тоже был здесь; садись пить хоть прямо сейчас, благо уголь для жаровни по холодному времени в комнате есть.
– Не знаю, – Ломион недовольно сморщил нос: ему не нравилось не столько восточное страховидло, сколько то, что он не понимает происходящего. – Слуги принесли, один был в белом. Может быть, тому, кого к вам селят?
– Скорее всего.
А что ему сказать?! Спроси Наместник его, он бы попросил хороший чайник и всё! Греть воду можно и на той жаровне, которая для тепла в комнате, зачем отдельная?
Красивый зверь. Страшный, кусачий, соседи от него бегут без оглядки… новый как увидит гирлянды по стенам и эту клыкастую тварь, так сразу запросится этажом ниже. Или вообще в ту комнату, где Митдир с отцом жили.
Но он же пробыл в Хранилище совсем недолго! Как можно за это время обернуться в Четвертый ярус, где зимует несколько упрямых харадцев, купить – и дотащить этого зверя сюда? Он, конечно, крылатый, но своим ходом летел вряд ли.
Или она была у Наместника? – подарок ценителю чая, просто он ею не пользовался?
Зверюга… будет кто-то лениться писать, она его покусает. Зубы вон какие жуткие.
– Ладно, я не буду мешать вашим сборам, – сказал Таургон, забирая плащ, за которым пришел.
Значит, не бояться побеспокоить и приходить сразу, как захочет?
Надо же поблагодарить за опустевшую комнату и этого… Кархарота.
Зимний дождь и ветер, ярящийся на такой высоте, бил в окно, шестигранные толстые стеклышки которого жалобно дребезжали – но что значили их робкие голоса против всесильной стихии, то воющей волком, то дерзко хохочущей, то норовящей струями-стрелами дождя разбить отважных, сомкнувших шестигранные ряды…
Таургон почти не замечал этого. Он то уходил по Минас-Тириту, то уезжал на целый день в Осгилиат (как оказалось, в Шестом ярусе всегда было несколько коней, на случай если понадобятся Стражам), то писал, не думая, день или ночь сейчас. Дни становились короче, отсвет заката было бы невозможно увидеть из окна, даже будь вечер ясным, а рама открытой; на столе всегда горел светильник, а на спине Кархарота грелся чайник, Кархарот – он Кархарот и есть, только теперь его жар случит доброму делу, и спасибо Наместнику за него, нечего воде для лучших из чаев греться рядом с сушащимися плащами…
Книга шла.
По Минас-Тириту ходили слухи.
Денгар, встретив его как-то, попытался выспросить, что он на самом деле высматривает в домах, Таургон ответил так честно, как только мог, разрешив, впрочем, верить в то, что командиру стражников представляется наиболее правдоподобным.
Каждая новая находка означала ужин у Денетора («Митдир, скажи Боромиру, чтобы сказал отцу…»), пару раз они были у Харданга, несколько раз он приходил к Диору.
Но жил он не в своем двадцать пятом веке, а в седьмом.
Для Митдира этот месяц был удивительным – и ужасным.
Прежде в этой комнате, как и во всех прочих, царило простое правило: веди себя так, чтобы не помешать другим. Оно было бессердечным и равнодушным, как все правила на свете, но, как оказалось, оно не только обижало тебя, но и заботилось. И неплохо заботилось!
Теперь его не было.
Они с Таургоном друзья, они почти что братья – так как они могут мешать друг другу?! И настала жизнь без правил.
Иногда Таургон писал, не замечая ничего, иногда малейший шорох вызывал его возмущение; и Митдир отчаялся угадать, каково состояние старшего товарища сейчас. Часто Таургон был готов взахлеб рассказывать о находках или идеях… это было бы совершенно прекрасно, если бы он не забывал о том, что Митдира-то никто от караулов не освобождал, и слушать до середины ночи, если завтра заступать с восходом, он не очень готов. Тщетно! Юноша мог придти продрогшим и мечтающим только о том, чтобы снять одежду, промокшую несмотря на кожаный плащ, и упасть в постель; первое ему удавалось легко, но между ним и кроватью оказывалась непреодолимая стена из творений Остогера и их позднейших перестроек.
И всё же эту зиму Митдир будет вспоминать как одну из самых счастливых в своей жизни.
Он бегал в Хранилище за документами для Таургона (Серион был готов дать пергамент, но не древнюю бумагу) и относил их назад, он иногда понимал, что северянин забыл про еду, и приносил ему полную корзину, чтобы не просто накормить, но и избавить от необходимости отвлекаться еще и завтра; Митдир почти совсем перестал ходить в фехтовальный двор, объясняя это тем, что он может понадобиться другу в любой момент и должен быть при нем… а в список Таургона для Хранилища можно добавить пару книг от себя, Серион, конечно, разгадает уловку, но даст, и можно сидеть рядом и читать, а еще пить вкуснейший чай, который Таургон никогда не забывает заварить на двоих, как бы ни был погружен в работу.
А в те дни, когда Таургон уходил на свою охоту за древними зданиями, жизнь становилась спокойной, но какой-то пустой. Как чашка без чая.
Однажды (Митдир тогда был в карауле) раздался стук в дверь.
– Открыто! – крикнул Таургон.
Кому и зачем он понадобился?
Вошел Эдрахил. Хмурый и озабоченный. Взглядом окинул комнату. Нахмурился еще больше.
– Что-то случилось? – спросил северянин.
Надо возвращаться из седьмого века в сегодняшний день.
– Не случилось, – покачал головой командир. – Просто… послезавтра совет. Ты придешь?
– А действительно! Я не думал об этом.
А ведь знал, что Денетор уезжает на следующей неделе, и совет всегда проходит перед его отъездом в Ламедон.
– Так придешь? – в голосе командира была почти просьба.
– Конечно, о чем говорить! Спасибо, что напомнил. Я заработался и потерял связь дней.
Эдрахил вздохнул с заметным облегчением. Камень с плеч: как выполнить два приказа Наместника, когда они противоречат друг другу?! – Таургон должен быть на каждом совете и Таургона не ставить в караулы до особого распоряжения. Хороший он человек. Другой бы загордился, а этот нет. На него посмотришь – и до сих пор поверишь, что лесной бродяга, что нет ни меча из гномьей стали, ни этой комнаты в полном распоряжении, ни слов Наместника о нем… ни вот этого чугунного зверя с огненной пастью, как только затащили сюда такого, в четыре руки, наверное.
…совет прошел совершенно как всегда, ты выпил чаю с Диором, вина с Денетором, йогазда уехал, ты пообещал закончить к его возвращению и вернулся в свой седьмой век.
Однажды к тебе пришла Тинувиэль.
То есть это ты сам пришел в Хранилище, возвращаясь с очередного осмотра зданий, – незачем заставлять Митдира делать то, что можешь и сам, вот ты и пришел за документами, а она явно соскучилась и сказала «Расскажи, что ты там насочинял», ты говорил, она слушала, и вы снова чуть не поссорились – на этот раз из-за Алькарина Великолепного, потому что она считала, что им следует лишь восхищаться, ведь при нем Гондор достиг пика могущества, а ты говорил, что власть и роскошь без души хуже, чем душа без власти и роскоши… а потом она сказала, что глупо ругаться из-за древних королей, а ты, хоть и сочиняешь, но получается красиво, и уже скорее бы заканчивал и дал почитать.
И ты заканчивал, перечитывая и перебеливая, ты примерно знал, когда вернется Денетор, и поставил себе цель завершить полностью до его приезда. В трапезной тебя не видели уже третью неделю, на Митдира с корзиной еды перестали обращать внимания, Кархарот раскалялся так, как его тезке не приводилось, несмотря на Сильмарил, Железные Фениксы только что не стаями летали по комнате, Митдир сидел тише, чем когда их здесь было пятеро, – и неудивительно: одно дело – лордята, а другое – сам Король Остогер; они действительно прожили эту зиму с ним.
А потом всё кончилось.