Я не хочу такой сестры

Ливия ненавидит Еву. Ненавидит с того момента, как поняла: они похожи внешне, но внутри – ничего общего. Два ребенка, волею богов вылезшие из одного чрева с разницей в пару капель воска – и два врага, мечтающие никогда больше не видеть друг друга. Их мать – Зена: великая воительница, чья слава бежит впереди нее от западных берегов и теряется в восточных степях. Отца же своего Ливия не знает, а если бы знала, то непременно спросила, почему его семя раздвоилось, разделилось и позволило появиться на свет Еве – проклятой святоше, чья жизнь посвящена молитвам и смирению. Она открывает глаза, чтобы возблагодарить богов за это, и закрывает их с просьбой проснуться следующим утром. Она верит, что все предрешено и нет смысла пытаться куда-то убежать, потому что Судьбы все равно обрежут нить. Больше всего ей хочется закрыться в каком-нибудь храме и провести там остаток своих дней, призывая крестьян к миру в собственной душе. Ливия не такая. Ливии в радость кочевая жизнь, ей нравится мчаться вперед на взмыленном коне, догоняя врага, ей нравится усталость, накопленная за день, ей нравятся тренировки, которые устраивает Зена, ей хочется жить вечно и наплевать на богов: она ни разу не видела ни одного, хотя часто слышит, что Арес – ее отец, потому что раньше Зена была верна ему. Ливия не верит: ведь тогда он отец и Евы, а от бога войны не могло родиться такое. С каждым днем ненависть Ливии к сестре крепнет. Ей не нравится, что она смотрит на свое отражение в воде и думает о Еве. Ей не нравится, что люди считают, что они – одно целое. Ей не нравится делиться чем-то с Евой только потому, что они обе вылезли из Зены. Ей не нравится, что к Еве относятся лучше потому, что она больше улыбается. Но ведь не она защищает их амбары и возвращает угнанный скот! Ливия не понимает, почему мать любит Еву, почему позволяет ей быть такой, почему не отправит подальше, к той же Габриэль, которая живет в Афинах и преподает в академии: там любят таких, как Ева. А им тут и вдвоем будет хорошо. Ливия думает, что Ева притворяется хорошей, чтобы получать больше. Прикидывается слабой и жалкой, чтобы все вокруг восхищались тем, как ей удается выжить в этом жестоком мире. Мать всегда отдает ей лучший кусок, говоря, что уж они-то с Ливией найдут еще, а крестьяне с восторгом слушают ее рассказы о приключениях, хотя Ливия могла бы рассказать гораздо лучше. После очередной тренировки, когда Зена говорит, что хочет немного побыть одна, Ливия, потная и уставшая, идет в палатку. Ей хотелось бы ночевать под открытым небом, но Ева с недавних пор воспротивилась таким ночевкам, и Зене пришлось спешно что-то придумывать. За это Ливия тоже ненавидит сестру – она отнимает у нее не только внешность, не только внимание матери, но еще и свободу выбора. Ева сидит внутри. Скрестив ноги и закрыв глаза, сложив руки, она возносит молитвы своим богам: даже их Ливия не хочет делить с ней. Может быть, однажды она найдет себе другого бога. – Когда уже ты займешься делом? – зло бросает Ливия, беря кувшин и выливая остатки воды себе на голову и шею, избавляясь от пыли. Она не смотрит на Еву и ждет хоть какого-нибудь ответа, но не получает его. А когда поворачивается, вытираясь чистой тряпкой, то видит, что Ева смотрит на нее со снисходительной улыбкой. Может быть, она вовсе и не такая уж снисходительная, но Ливия разгорячена тренировкой, и ей кажется, что Ева насмехается, пока Зена не видит. Не успевшая остыть кровь вскипает заново. Только поэтому Ливия подлетает ближе и с размаху бьет сестру по щеке: делает то, что не делала никогда раньше. Что заставило ее поступить так сейчас? Мысль, что Ева просто живет за ее счет? И получает все то, что могло бы достаться Ливии? Что она тоже хотела бы избавиться от сестры и добивается этого своими способами? Ева ахает и хватается за лицо. Ливия довольно усмехается. У нее жжет ладонь, но ей нравится это ощущение. А потом она видит, что Ева все еще улыбается, и бьет снова: на этот раз – кулаком. Ева падает, Ливия подлетает, хватает ее за плечи, встряхивает и поднимает. – Не смей! – рычит она, сама себя не сознавая. – Не смей! Что не сметь, она не объясняет: ни Еве, ни себе. Красная пелена застилает глаза, когда она лезет Еве под юбку, чтобы сделать больнее. Она знает, что сестра девственница, знает, что та хочет посвятить себя служению богам. И она залезает в Еву пальцами, протискивается сквозь узкое отверстие, скользит в надежде оставить внутри хоть немного себя. Чтобы они, наконец-то, стали похожи по-настоящему. Может быть, тогда Ева прекратит притворяться хорошей. Ева болезненно вскрикивает, царапает сестру по лицу, бьет слабыми руками и пытается вырваться, но у нее ничего не получается. Ливия проворачивает пальцы внутри, остервенело кусает ее в шею, едва не вырывая кусок мяса, и только в последний момент, слыша истошный крик, останавливается. По лицу Евы бегут слезы, а по пальцам Ливии, которые она выдергивает, струится кровь. Она смотрит на нее какое-то время, тяжело дыша, потом вытирает руку о юбку Евы и встает. Пелена неохотно рассасывается. – Не смей, – уже спокойно произносит Ливия, глядя на рыдающую сестру, – говорить матери. Или я вырву тебе язык и сломаю руки, чтобы ты не могла молиться своим богам. Она усмехается, видя испуг во взгляде сестры. Ей не стыдно от того, что она сделала. Кроме того, Ева сама вынудила ее, разве не так? – Уж лучше так, чем с каким-то чужим мужиком, – бросает Ливия перед тем, как выйти из палатки, и наклоняется, поднимая пустую флягу. Затравленный взгляд Евы преследует ее, но она не оборачивается. Эйфория разливается в жилах. Ева так долго забирала у Ливии все, что было той нужно и важно, а теперь они поменялись ролями. И это восхитительно. – Что случилось? – встревоженно спрашивает Зена, сталкиваясь с Ливией у входа в палатку. – Я слышала крик. Ливия спокойно качает головой. – Ева упала, – врет она. – Очень неудачно. Надо набрать воды. Она показывает матери флягу, и Зена кивает, а после идет в палатку. Ливия принимается насвистывать, щурясь ей вслед. Она прислушивается, но не волнуется. Ева не скажет. Не выдаст. Ева слишком покорна. Всегда была и будет. Но теперь Ливия этому даже рада.