Так получилось

Самый первый момент, о котором можно было бы потом поностальгировать и сказать «вот тогда-то всё и началось!», вышел дурацким. Кто бы сомневался, впрочем. Юра едет в метро с охапкой цветов больше, чем сам Юра. Ну, шире так точно. Поэтому цветы, которые нужно бы защищать от людей, защищать особо нечем, и они справляются сами — привлекают внимание к себе, а заодно и к Юрочке. Последний внимания старательно избегает и прячет лицо в двух букетах до тех пор, пока до него не доходит: цветов-то двадцать. Он выбрал для Милы оранжевые розы — совсем как её волосы — и подумал, что если смешать их с жёлтыми ирисами, получится символично — держи, Милка, это ты вся в золоте, видишь? Так он ей, конечно, не скажет, но можно же и просто подразумевать. Один цветок нужно вытащить, и вообще вытащить их из упаковок, почему он сразу не додумался отдать составление букета в профессиональные руки флористов. Юра думает об этом, пока идёт. Метро, улица, другая улица — всё это заканчивается предательски быстро, лестничные пролёты непозволительно короткие, как он вообще подписался на это. Виктор снял Миле целый клуб по знакомству, с него сталось, конечно, но всё равно ведь нашёл, как выебнуться. Мила, хоть и не обмазалась золотом на только завершившемся Гран-при, а не преминула позвать к себе на праздник всех-всех-всех в смысле самом что ни на есть прямом. Смогли, естественно, не все: кто нужен был — те не смогли, а кто не нужен — так, конечно, явились. Ну, по юрочкиному разумению то есть. Юра вталкивается в помещение, и от внешнего мира его тут же отрезает тяжёлая дверь, призванная отрезать басы от тишины. Цветов двадцать, думает Юра опять и пугается, потому что он уже среди людей и вот-вот увидит Милу, неловко получится. Он вскидывает голову, чтобы посмотреть, где бы разобрать букеты, и натыкается глазами на глаза Жан-Жака. Вот блин. Начинаются все эти долбодятлы, «кто не нужен». Юра заруливает за угол, пока один конкретный из вышеозначенных не расценил его взгляд как приглашение или что-нибудь ещё в подобном духе и не понёсся за ним, и, оставшись один в изрезанном неоновыми лампами коридоре, принялся рвать пальцами прозрачную упаковку. Снял с букетов по ленте, перемешал цветы между собой и связал снова сразу обеими. Флорист во мне умер, подумал он, покрутив букет в руках, и пошёл обратно в зал. Наткнулся на Отабека, спросил чё как, совсем успокоился, спросил, где Мила, увидел Милу около стойки в компании двух девиц-парниц. Вокруг тёрлись Виктор и Крис и отчаянно строили друг другу глазки, пока Кацудон не пришёл и не спросил невинно, а в чём, собственно, дело. Жора чуть поодаль гонял в стакане что-то светло-голубое и пас то ли конкретно Милу, то ли всех девчонок сразу, только тогда непонятно, от кого и зачем вообще. Может от самого себя, предположил Юра, хохотнул, и тут перед ним вырос Жан-Жак со своей ослепительной тупой улыбкой и ослепительной тупой Изабеллой, тупой потому что зачем он и её-то притащил, а она зачем пошла, она с Милой даже не знакома. — Ты так быстро убежал от меня, Юра, — Джей-Джею будто было как-то чуждо его имя или называть его по имени — в общем, он выговорил его как-то странно, и Юра скривился.- Я такой страшный? — Изабелла вот сначала поздоровалась и не шутит свои тупые шутки, в отличии от некоторых. Ладно, она вот не такая и тупая, хотя нет, всё равно. — Я не к тебе пришёл, отвали, — невпопад ответил Юра, потому что Мила увидела его, замахала рукой и рванула к ним. Двадцать цветов, двадцать, опять вспомнил он, и его бросило в холодный пот. — Юра такой молодец, цветы купил, — отозвалась Изабелла будто в подтверждение необратимого. Юра схватился пальцами за одну розу, неуверенно дёрнул. Нужно отдать её кому-то, Мила уже на подходе. Юра напряжённо огляделся. Из девушек, как на зло, рядом только Белла, но отдаст ей — будет выглядеть, будто он к ней подкатывает, а это как-то, ну, странно. — Юрка! — услышал он радостное, в ушах застучало, он дёрнул розу ещё раз и всунул её в руки Джей-Джею. Молодец, Юра, это, блять, совсем не странно. Мила чуть не запрыгнула на него, стиснула в объятиях. — Женщина, цветы помнёшь, — Юра не сдержал улыбки и приказал себе забыть обо всём, кроме Милы. И успокоился, мягко передав ей букет. Аж чуть не сказал про рыжие волосы и жёлтую медаль. — Спасибо, Юрочка, — Милка улыбалась ему всегда вот так — искренне-тепло, до приятных морщинок вокруг глаз. И в ответ на это улыбалось что-то внутри Юры. — Ну, там, — сказал Юра куда-то ей в волосы, — победи всех в следующем сезоне, короче. Мила рассмеялась и увела его к барной стойке, Жора начал его плоско подкалывать, мол, куда, тебе ж только пятнадцать, но Мила спросила, ты чё теперь вместо Якова, сказала, что самые взрослые тут этот и вон тот, и указала на Виктора и Криса, зажимающих Кацудона на диванах. Жора сочувствующе попялил на слабо сопротивляющегося Юри и вцепился в свой стакан. Юра засмеялся и принялся что-то рассказывать. — Давайте за медаль что ли юркину, — предложил Виктор, светя по-отечески добрыми глазами, и прижал Кацудона к себе поплотнее. Ну спасибо, что хоть правильный Юрка имеется в виду, подумал правильный Юрка и не без гордости поднял бокал. За Милу уже было, за милкино здоровье и за здоровье всех присутствующих тоже, и за окончание Гран-при, и ещё за много чего было уже; теперь они все полупьяные кое-как рассовались по диванам и принялись наперебой обсуждать последние новости. Юру, конечно, тоже уволокли в тесный семейный круг, усадили между Милой и Виктором, но он пересел между Милой и Георгием. Жора хоть нормальный, не сосётся с Кацудонами всякими через каждый тост. Жан-Жак сидел напротив и смотрел на Юру так горячо, что, казалось, он это делал специально и ненатурально. Одна его рука лежала на талии у Изабеллы, но та вовсе сидела к нему спиной и трындела с младшей Криспино, и поэтому, наверно, ему было ещё сподручнее так смотреть. Фу, Юра, что за мысли. Юра повертел в руке бокал и всерьёз задумался, а что же это за мысли. Если так подумать, Жан-Жак с самых Скейт-Канада его морально домогается, заебал уже уже заставлять его беситься в десять раз чаще и на посылы не реагирует от слова никак. А может я сам его провоцирую, подумал Юра. И ещё подумал: слишком умно такое думать, когда ты под градусом, хотя под градусом такое думать как-то легче. А почему он на меня так смотрит. У него же баба есть. Которая тоже бесит; если бы её не было, было бы легче. Легче что? Что?.. Здесь мысли всё равно зашли в тупик. Ладно, сказал себе Юра, этот урод не достоин такого количества моих мыслей. Отабек, видимо, что-то почувствовав, позвал его с собой на улицу подышать. -…Леруа этот ещё, — закончил гневную тираду Юра, свесившись с перил на лестнице. Пиздец, снова Леруа, да что такое. — Понятно, — сказал Отабек и посмотрел на него как-то проникновенно, Юра стушевался и перевёл тему: — Мила красивая сегодня, да? — Мила всегда красивая, — отозвался Отабек и посмотрел вдаль, на город. Юра ухмыльнулся, сощурился, уложил голову на сложенные руки. — Бе-ека, — хитро протянул он.- Замути с ней? У Отабека непроизвольно взлетели брови. — Так заметно что ли? — Да ладно? Серьёзно? — А что, нет? Я думал, ну… С чего ты взял-то тогда вообще это? — Ну, как. Ты хороший. Милке вроде нравишься. Отабек смущённо усмехнулся и тоже опёрся о перила. Помолчал, потом перевёл взгляд на Юру. — А сам-то, — сказал он мягко, не чтобы постебать, а, скорее, чтобы разузнать, как обстоят дела, — не мал советы о любви давать? — Чего? — вскинулся Юра тут же, по большей части по привычке.- Ты тоже мне сейчас будешь что ли про мой возраст рассказывать? Я и без вас всех знаю. — Не про возраст, а про любовь, — Отабек умел вовремя не чувствовать себя виноватым и красиво переводить акценты фраз. — Про любовь у нас — это вообще к Виктору, — заметил Юра, вздохнул и отрешённо вперился взглядом в какую-то моргающую вывеску. У всех любовь, а у меня козёл какой-то, о котором мне думать стыдно, полуженатый носится и бесит, бесит, бесит. Опять. Юра рывком отодрался от перил и открыл дверь: — Пошли что ли. Народ за это время рассосался обратно по клубу, на диванах нашлись только Виктор с пьяным Кацудоном и Мила, расправляющая лепестки его медальным ирисам. А двадцатый у Джей-Джея, наверно, не в воде, потому что он долбоёб, зачем-то решил Юра. Как будто Джей-Джей должен был ожидать, что ему подарят цветок. Как будто он женщина, чтобы заботиться о цветах. А Юра что, женщина? Тупик, подумал Юра, снова. Накурили они здесь что-ли чего-то. Он взял со стола милкин бокал и залпом допил шампанское. Мила странно посмотрела на него, встала, заулыбалась и повела танцевать. Когда Юра, наконец, полностью расслабился, в голове опустело, а телом командовал не мозг, а музыка, к Миле подошёл Джей-Джей. Да что такое, он специально что ли. Сказал что-то про Изабеллу, что ей нездоровится и им пора. Юра поискал глазами Изабеллу, нашёл, и она совсем не выглядела нездоровой, зато очень злой, прямо молнии из глаз метала. Леруа и её довёл, не иначе, ну и поделом. Мила сказала, хорошо, валите, спасибо, что пришли. Тоже глянула на Беллу, тоже как-то нечитаемо, что она, интересно, подумала. Разругались прямо тут? Когда Джей-Джей обратно подошёл к ней, она тут же начала широко открывать рот — пыталась перекричать музыку. Юре стало как-то спокойно от вида негодующей на Джей-Джея Беллы. Он как-то сразу стал Джей-Джеем намного чаще в его мыслях, а не Жан-Жаком там. Жан-Жак вообще звучит как-то по-дурацки. Он там с девушкой ссорится, а ты думаешь как-то подло в его сторону, Юра. Что хочу, то и думаю, решил Юра, может я тоже хочу к нему клинья поподбивать; раз при девушке, так что, все не только на него косо смотреть не должны, так ещё и священный союз их помогать оберегать? Потом до него дошло, что он только что подумал.