***
Кайло у себя в кабинете, просматривает рапорты о последних действиях Сопротивления. Он уже разослал приказ о том, что отныне первым приоритетом для шпионской сети становится след По Дэмерона и предателя, известного как "Финн", но пока о них ни слова. Он надеется, что вскоре вести придут. После стольких неудачных попыток угодить Рей ему нужно хоть что-нибудь, что её точно порадует. Может быть, стоит рассказать ей о поисках её родителей? Он намеревался ограждать её от людей вроде Силтена Кри, но она твердит, что он забывает спросить её мнения. Может, она хотела бы знать несмотря ни на что? Он хочет защитить её от боли, но она, похоже, не любит, когда он делает выбор за неё. Он решает рассказать ей всё за ужином. Кайло откидывается в кресле и со вздохом вспоминает её объятия. Ему стыдно за то, как его развезло вчера вечером, но сегодня он чувствует себя намного спокойнее. Лучше, чем за все последние... годы. Её объятия были как прощение, и тяжесть вины, которую он старается не замечать, ненадолго ослабевает. Он знает: оба раза, когда он убивал, у него не было выбора. Хан Соло погиб, потому что так велели Сноук и дед. Демиан — потому что жизнь Рей оказалась под угрозой. Кайло глубоко вздыхает. Он знает, что действовал правильно. Почти пора идти к ней. Он закрывает глаза и растворяется в воспоминаниях о том, каково это — наконец обнимать её и быть в её объятиях. Когда он успокоился и она подарила ему ещё немножко времени, он смог прочувствовать себя полностью окутанным Рей. Всё как будто обрело чёткость, он ощутил себя целым. Он закрыл глаза и позволил её нежности течь сквозь него, убаюкивать, исцелять. Война внутри обернулась миром на несколько драгоценных минут, что она подарила ему. Многие месяцы он воображал, как их тела движутся в пылу страсти, но вчерашний вечер открыл ему нечто, не поддающееся описанию. Её тепло, сострадание её рук, когда она гладила его лицо... Она открыла новый способ искушать его. Теперь намного труднее будет не прикасаться к ней, теперь, когда он знает, как правильно её тело ощущается рядом.***
Рей отворяет дверь. Неожиданно, но приятно видеть её с распущенными волосами. На ней светло-серое платье с тонким узором из листьев, разбросанных по ткани. Она такая элегантная — он не знает, что и думать. Зачем она надела это изящное платье, не стала стягивать волосы? Когда они рассыпаны по плечам, она просто очаровательна. Хочется сказать ей, что она выглядит потрясающе, но до сих пор она воспринимала в штыки все его попытки рассказать, что он видит при взгляде на неё. О Сила, она красавица! У него будет непростой вечер, полный несбыточных желаний. — Добрый вечер, Рей, — говорит Кайло и входит. Шлем он уже снял, перчатки отправляются следом. — Привет, — отвечает она. Он вспоминает, как вчера вечером наконец оторвался от неё, мучаясь расставанием. Она проводила его до двери и на прощание одарила мимолётным прикосновением к щеке. Прикоснется ли она к нему сегодня снова? Рей ведёт его к дивану, жестом предлагает сесть, затем присоединяется к нему. Он замечает два бокала, уже наполненные золотистой жидкостью. Она... приготовилась к его приходу? — Я не знала, что выбрать, но мне понравилась бутылка, так что... Ну, я надеюсь, пойдёт. — Рей как будто... нервничает. Он берёт свой бокал, подносит к губам и пробует вино. Оно сухое, одно из тех, которые он выбрал для разнообразия. Ему самому оно всегда нравилось, но понравится ли ей? — Прекрасно, — произносит он. Она делает неторопливый глоток и слегка хмурится. — Что? — спрашивает он. — Это какое-то другое. Напоминает песчаные поля. Может, из-за цвета. — Может, откроем какое-нибудь другое? — Нет... Думаю, я ещё распробую, — говорит она и делает ещё глоток. Потом поднимает глаза, и он видит, что они полны тревоги. — Я... Как ты... после вчерашнего? Кайло отводит взгляд. Он так отчаянно нуждался в ней, и она собрала его буквально по кусочкам... Он знает, что она не будет смеяться над его слабостью, но не хочет говорить о том, насколько разбит он был. — Всё нормально, — отвечает он коротко, избегая встречаться с ней взглядом. — Но тебе было так больно. Мы никогда не говорили об этом. Я имею в виду... я понимаю. Я чувствую, что происходит у тебя внутри, но... просто... мне надо убедиться, что тебе лучше, — заканчивает она смущённо. Кайло вздыхает и некоторое время смотрит в свой бокал. Он благополучно привёл себя в порядок, запер всё в дальнем чулане, как и всегда. Он не хочет снова погружаться в это болото. Но она так искренне беспокоится, и это согревает его. Хочется её успокоить. Он заглядывает ей в глаза, чтобы убедиться, что она слушает. — Рей, мне уже лучше. Не надо волноваться, — говорит он твёрдо. Рей смотрит на него с интересом, и он в тысячный раз задумывается, что у неё на уме. Она отпивает ещё вина и отводит взгляд. Молчание затягивается, и ему хочется как-то сменить тему после напоминания о том, что вчера на этом самом диване он был в полном раздрае. Он хочет спросить, как прошёл её день, но до сих пор это плохо заканчивалось. Он пытается придумать, что сказать, и каждая тема кажется ему перегруженной намёками. Рей беспокойно теребит ткань своего платья. Наконец она нарушает тишину. — Ну... Я делала, что ты сказал. Я целый день читала о джедаях, о Силе... о ситхах. — На последнем слове она морщит нос. — Я рад. Он приятно удивлён и расслабляется, благодарный за то, что она больше не выспрашивает его о событиях прошлой ночи. — Я выучила новую технику медитации. Надеюсь, я выполняю её правильно. — Не сомневаюсь, что правильно. — Ну, тем не менее... У меня есть пара вопросов. Насчёт ситхов. — Да? — Вопрос его настораживает, он не знает, что думать. — Ты и твои ребята... — Рыцари Рен, и на самом деле среди них есть женщина. — А. Ладно, всё-таки, как это соотносится с Правилом двух? — А, это просто — мы не ситхи. Кайло откидывается на подушки. — Не ситхи? — Она выглядит искренне удивлённой. — Нет. Сноук никогда не верил в Правило двух. Он верил в экспансию: чем больше, тем лучше. — Но ты был его единственным учеником? — Не совсем. Вначале мы все были его учениками. Моё положение было чуть выше, но я стал Магистром Рыцарей Рен не раньше, чем через год службы у Сноука. Он вспоминает, как яростно Вайлан Рен противился его возвышению. — После того, как вы присоединились к Сноуку. После... уничтожения Академии. — Да... После уничтожения Академии. — После того, как ты её уничтожил. — Её взгляд становится жёстким. Он не хочет говорить об этом. Он знает, это плохо кончится и, вероятно, скоро она примется кричать на него. — Рей... нам обязательно говорить об этом? — Если хочешь, чтоб я попробовала, — да, мы поговорим об этом. Рано или поздно нам придётся поговорить обо всём. О том, что ты сделал, о твоей маме, твоём отце... — обо всём этом. У него внутри идёт грандиозное противостояние. Она хочет попробовать? Надежда борется с его глубочайшим нежеланием возвращаться ни к одной из перечисленных тем. Она уже знает, как ему больно от... смерти Хана Соло. Он холодеет при мысли, что Рей начнёт копаться в том, что было с Леей Органой. Но если таково её условие, то он согласен. Если он должен рассказать об Академии, он расскажет. — Я уже немного говорил о том, почему я верю в Первый Порядок. Она цепенеет, но кивает. — Когда мне открылось, кем был мой дед и мы впервые начали общаться, я вернулся в Академию. Я начал понимать, насколько это всё неправильно... близоруко. Скайуокер всегда говорил нам, что мы арбитры, миротворцы, но мы никогда не делали ничего, чтобы по-настоящему помочь людям. Мы не вмешивались. Возвышенные слова и пустота за ними. Дедушка рассказал мне, как он надеялся принести порядок, равенство и свободу людям, пользуясь могуществом Тьмы, но так и не смог завершить начатое. Я начал разговаривать с остальными, рассказывать, что существует лучший путь, путь активных действий. И ко мне прислушивались. — Значит, ты думал, ты думаешь, что должен вмешиваться в судьбы планет? — Да! Дедушка рассказал мне, как терпеливо он ждал, пока Империя обретёт всю полноту власти. Его учитель пообещал ему, что, как только они подчинят себе всю галактику, всё изменится. Сноук обещал мне то же самое. И пусть это были пустые слова, но теперь — теперь я могу воплотить их. Я могу изменить всё, — говорит он страстно. — Но Академия... — Я... Я сожалею, но это было необходимо. Если б мы оставили её, джедаи бы вечно противостояли нам. — Ты в самом деле веришь, что можно убить одних детей ради спасения других? — Что? — Он в недоумении. — Вы же всех убили! — Нет! Нет, ни в коем случае. Да, это было жестоко. Это было непросто, пролилась кровь — но не кровь детей. Был бой, джедаи пытались защитить Академию. Некоторые были убиты. Всем старшим джедаям было предложено присоединиться к нам. Но если кто-то не понимал величия того, что им предлагали — мы всё же не убивали их. — Но Хан говорил, ты уничтожил всё... Кайло вздрагивает от этого имени. Секунду он смотрит в потолок, потом говорит: — Мы уничтожили всё, но, Рей... тех, кто не пожелал примкнуть к нам, а также детей мы отпустили после того, как отрезали их от Силы. — Вы... что? — ахает она. Её глаза полны ужаса. — Это просто. Мы не могли позволить им восстановить Академию. Им было не больно, даю слово. Он отгоняет воспоминание об искажённых страданием лицах, когда Сноук рылся в их разумах, отсекая их — одного за другим — от Света и Тьмы, заставляя Силу в их жилах замолчать навсегда. — Но вы отрезали их от... — Её глаза по-прежнему полны отвращения. — Ты всю жизнь прожила, не зная, что сокрыто в тебе. Они всего лишь вернулись к тому времени, когда их жизнь была... проще, — оправдывается он и часто моргает, пытаясь рассеять видения их укоряющих глаз. Впрочем, настоящей карой были те глаза, что прощали. — То есть все те люди уже познали, как Сила шепчет внутри них... а потом раз — и ничего? — Она так смотрит на него, что он чувствует себя... виноватым. — Мы не могли позволить восстановить орден, — повторяет он. — Ты что, не понимаешь, как это жестоко? Сила, она же... поёт. И никогда не услышать этого снова? О, Кайло, как ты мог так поступить с ними? — Она хмурит брови, и её глаза наполняются болью. — Это милосердие! — восклицает он. — Нет, это мерзость. Она подтягивает колени под платье и сжимается в комочек. И не смотрит на него. — Это был единственный выход! Она продолжает сидеть отвернувшись. — А что бы ты сделала на нашем месте? Она что, не понимает, как это было необходимо? Нельзя было допускать инакомыслия, его должно было вырвать с корнем. Джедаев следовало остановить. Она так и не смотрит в его сторону. Пожалуйста, Рей... пожалуйста. — Что, по-твоему, надо было сделать? Убить их всех? — спрашивает Кайло раздосадованно. Она резко поворачивает голову — только голову — щурится и говорит: — Вы могли бы позволить существовать другой точке зрения. Может быть, вы не знаете всего. Может быть, твой дедушка был неправ! — Я не терплю людей, которые верят в пользу страдания, — саркастически замечает Кайло. — Да они не верят! Создатель... как мне вообще достучаться до тебя? — говорит она себе под нос и снова отворачивается. — Что ты имеешь в виду? Она поворачивается в кресле в его сторону. — Ты мыслишь какими-то квадратно-гнездовыми категориями. Даже твоё представление о свободе настолько... извращено. Никакого инакомыслия, никакого выбора, никаких возражений. Это вообще не свобода. Она умолкает. — Разве не лучше то, что дети не голодают? — говорит он с вызовом. — Конечно лучше! Но какой ценой? Не лучше ли показать людям, что можно по-другому? Могу поклясться, большинство людей на Джакку выбрало бы жизнь, которую ты предлагаешь. Так может, лучше, чтобы они сами выбрали, а не ты требовал от них? Иначе чем ты лучше Платта? — Ты так и не поняла. — Он качает головой. — Тогда объясни. — Мне плевать на рабовладельцев, хаттов, джедаев! — вспыхивает он. — Тебе плевать на всех, кто с тобой не согласен. — Да, плевать! Она подаётся вперед и смотрит ему в глаза: — Так вот, я с тобой не согласна. Он застывает. Она загнала его в отличный угол, и он не знает, что ответить. Он надолго задумывается. — Почему тебя волнует судьба людей, которые причиняли тебе боль, помыкали тобой, обворовывали тебя? — задаёт он встречный вопрос. — Потому что, как я поняла, ты решил, что огромное количество людей просто не достойны, чтобы их услышали. Ты... ты решил, что ты, только ты знаешь, что лучше для триллионов существ. — Да, знаю! — Откуда? — спрашивает она с насмешкой. — Дед говорит, что, как только война закончится, наступит процветание народов. — Если только они не будут сомневаться в правоте Первого Порядка. — Она скрещивает руки на груди. — Именно так. Она смотрит в потолок и вздыхает. — Похоже, мы сегодня так ни к чему и не придём? — вопрошает она риторически. Он уже собирается спросить, что она имеет в виду, но тут слышит за дверью дроида. Она уже заказала ужин? Рей вытягивает ноги, идёт открывать, берёт еду и благодарит дроида. Он невольно улыбается. Благодарить дроида? Он встаёт, подходит и берёт у неё поднос. — Я сама, — говорит она с раздражением. — Конечно, но позволь мне помочь, — уговаривает он. Она хмурится, но не спорит. Он ставит еду на стол и снимает с блюда крышку. В первый миг он озадачен. Кажется, тут одни... фрукты, но потом он замечает маленький ломтик рыбы. Это... необычный выбор. Она, должно быть, заметила его растерянность и говорит, словно оправдывается: — Мне нравятся фрукты... И я не знала, что было в других вариантах меню. — Прекрасный выбор, Рей, — заверяет он. Почему она раньше не сказала, что любит фрукты? Он перебирает в уме все близлежащие земледельческие миры. Ещё до того, как она успевает расставить тарелки, у него в голове готов список. Он накладывает еду, а она вновь наполняет бокалы вином, которое сама выбирала. Кайло отмечает про себя, что оно хорошо сочетается с рыбой. Что касается фруктов... возможно, чуть позже он сможет кое-что ей предложить. Они занимают привычные места, и его наполняет удовлетворение. Он вспоминает семейные вечера. Каждый занимает своё место... когда ещё никто не ругался. Они с Рей не повторят ошибок Принцессы и Негодяя. — Я хотел сказать тебе кое-что, — говорит Кайло, когда они принимаются за еду. Рей поднимает глаза с некоторым беспокойством, но кивком велит ему продолжать. — Я... я разыскиваю твоих родителей, Рей. — Что? — Она роняет вилку. — Да, я узнал имя одного из тех, кто оставил тебя на Джакку. — Ты пытаешься найти моих родителей? — говорит она тихо и хлопает глазами. — Да. Сначала я хотел сделать тебе сюрприз, но ты предпочитаешь быть... в курсе дел, так что я решил, что лучше всё рассказать. Она продолжает моргать, и он не уверен, услышала ли она его. Ах, если б он мог взять её за руку. — Мои родители, — бормочет она. — Да, мы идём по следам человека, который бросил тебя там. На Джакку. Ну, с ним ещё была женщина, но я не смог установить её личность. — Как его зовут? — внезапно и яростно требует она. Это слегка настораживает его, но он отвечает: — Силтен Кри. Я не думаю, что он твой отец, но я могу ошибаться. — Меня оставил на Джакку мужчина по имени Силтен Кри? — Её широко распахнутые глаза полны надежды. — Да. Он аферист, преступник. Я... я уверен, он кого-то обманул. Мы найдём твою семью. Я сделаю всё что могу, чтоб вернуть их тебе, — обещает Кайло. Понимает ли она, как далеко он готов пойти ради неё? — Ты правда ищешь моих родителей? — Да, Рей, как только я стал Верховным лидером, я начал поиски. — О. — Я... сделал что-то не так? — Нет! Нет... Кайло, в кои-то веки ты сделал доброе дело из добрых побуждений. Спасибо тебе, — говорит она твёрдо. Он почти оседает на месте от облегчения. — В общем, мои рыцари сейчас прочёсывают Врен. Надеюсь, уже завтра они возьмут его. — Возьмут? — Да, под стражу. — Но ты не будешь мучить его? — Её глаза наполняются паникой. — Я собирался допросить его, как обычно. — Пожалуйста, нет, не мучай его! Не поступай с ним... не поступай с ним, как тогда со мной. Он молчит и вспоминает, как он пытался вытащить из неё карту. Он знает, что всего лишь выполнял свой долг, но до сих пор не может забыть, как её прекрасные глаза наполнились тогда слезами. Ему... стыдно. Он смотрит в тарелку, разглядывает странный набор фруктов и хочет что-нибудь сказать, извиниться, объяснить ей, что больше никогда так не сделает. Но он знает, что в тот самый миг их неразрывно спаяло друг с другом, и не может заставить себя пожалеть об этом. Может, исполнить взамен её просьбу? — Ладно, Рей. Я не буду применять... крайние меры. Притом, он всего лишь мошенник; думаю, несколько кредитов развяжут ему язык. — Но он может... он может оказаться моим отцом, — говорит она с такой надеждой, что ему больно. — Возможно, хотя не могу представить, чтобы настоящий отец бросил тебя в таком месте, как Джакку. Ты такая прекрасная, светлая, ни один отец никогда не расстанется с таким сокровищем. — Ты правда так думаешь? — Конечно. О Рей, ты не понимаешь, насколько ты особенная, неповторимая? Смотреть на тебя значит преклоняться перед тобой. — Теперь ты просто смеёшься надо мной. — Она замыкается и опускает плечи. — Нет, Рей, нисколько, — говорит он тихо, искренне. Он ловит её взгляд, чтобы она увидела, как он любит её. Она понимает... должна понимать. Как она может не понимать? Он смотрит, как на её щеках расцветает нежный румянец, и мечтает провести пальцами по её бархатной коже. Она отворачивается, но он успевает заметить, что она прячет улыбку. — Ты сказал, он был с женщиной? — спрашивает она. — Да, она человек, сейчас ей должно быть около сорока стандартных лет. — То есть, это может быть моя мать? Ты знаешь, как она выглядела? — жадно выспрашивает Рей. — Боюсь, что больше я ничего не знаю. И опять же, представить не могу, чтобы твоя мать вот так бы отказалась от тебя. Лучшее, что я могу придумать, — ты оказалась втянута в одну из махинаций Кри. Вероятно, он заварил кашу, которую потом пришлось расхлёбывать. Надеюсь, где-то есть два других человека, которые все эти годы тосковали по тебе так же, как и ты по ним. Рей сглатывает, и он замечает под её ресницами слёзы. Он не хотел доводить её до слёз. Создатель, вечно он всё делает не так! Он откладывает салфетку и отводит взгляд. — Прости, Рей, я не хотел тебя расстраивать. — Нет! Кайло, нет. Ты не расстроил меня, ты меня порадовал! — Правда? — спрашивает он, не веря своим ушам. Она тянется к нему, но отдёргивает руку прежде, чем их пальцы успевают соприкоснуться. Ах, если б она притронулась к нему, всего на миг... — Да, правда. Я... То, что ты сделал... что ты попытался разыскать моих родителей, едва предоставилась возможность... это... в общем, это замечательно, и я благодарна тебе. Она улыбается, и он думает о том, что впервые она просто улыбается ему. О, чего бы он только ни сделал, лишь бы видеть эту улыбку каждый день. — Я... я рад, Рей. — Он мягко улыбается в ответ. Они вновь принимаются за еду, и он приятно поражён тем, как прекрасно фрукты подходят к рыбе. Рей молчит, полностью погрузившись в свои мысли. Не о родителях ли? — Ты сказал, у тебя есть коллекция джедайских голокронов. Ты правда разрешишь мне взглянуть на них? — внезапно спрашивает Рей. — Конечно. Я велю доставить их тебе завтра. — Спасибо. У Леи было два; по ним я и училась исцелять Силой. Он подавляет вспыхнувший было при этом имени гнев. — На самом деле я сам в них не заглядывал. Не знаю, что там. — Ты их не открывал? Тогда зачем ты их хранишь? — спрашивает она с любопытством. — Как напоминание о прошлом. Об истории, которая у нас с дедушкой одинакова. Мы оба были джедаями, пока не нашли лучший путь. — Твой дедушка... — Её как будто что-то беспокоит. — Да? — Ты говоришь, он... говорит с тобой. А как это... происходит? — интересуется она осторожно. Он не вполне понимает, откуда в ней столько трепета. — Когда одарённый умирает, он не умирает полностью. Он может возвращаться и говорить с живыми. Обычно в виде призрака Силы, но это только для тех, кто придерживался Светлой стороны. Дедушка объяснил, что он, порождение Силы, может говорить со мной даже несмотря на то, что умер приверженцем Тёмной стороны. — Что значит, "умер приверженцем Тёмной стороны"? Это неправда, Кайло, — Рей качает головой. — Вижу, близнецы Скайоукеры зря времени не теряли — забили тебе голову своим враньём. Этого следовало ожидать. Если б только она была с ним с самого начала. Теперь придётся освобождать её разум от искажённой картины мира его родственничков. — Что? Нет! Лея ни за что бы не солгала мне. Она рассказала мне всё что могла о тебе и твоей семье, стоило мне обмолвиться про... Нить. Он делает на будущее мысленную зарубку о том, что Лея Органа знает про их связь. Сейчас есть вопрос понасущнее. — Могу вообразить: она рассказала тебе, как Дарт Вейдер вернулся к Свету и искупил свои грехи, — Кайло выплёвывает последние слова с изрядной порцией яда. — Да, его любовь к сыну привела его назад. — Что ж, не сомневаюсь, эта милая сказочка утешает её, но ничего такого не было. Дед сам рассказал мне, что произошло в тот день на самом деле, — уверенно говорит Кайло. — И что же тебе рассказал Дарт Вейдер? — спрашивает она с издёвкой. Ему не нравится, что она говорит о дедушке в таком тоне. — Люк Скайуокер убил его — его и Императора. Дед рассказал своему сыну о своих чаяниях, но Скайуокер был слишком труслив, слишком ограничен. Он не понимал мощи, величия Тёмной стороны. Он отказался увидеть все возможности. — Ты правда веришь, что Люк Скайуокер одолел последнего ситха в галактике? Недоучка, едва ставший джедаем, благополучно убил двух могущественных форсъюзеров? — спрашивает Рей скептически. — Дед не смог убить собственного сына. Он дрогнул, Скайуокер воспользовался возможностью и отрубил ему голову. Люк Скайуокер, зачинатель новой эры джедаев, был настолько же замаран, как Кайло Рен. — А как насчёт Императора? Как ты объяснишь это? — Я... я не знаю, дед никогда не рассказывал, что случилось с его учителем. — А ты не спрашивал? — живо интересуется Рей. — С чего бы мне его допрашивать? Кайло не нравится, к чему она клонит. — Я... Так значит, вот, во что ты верил всё это время. — Она откидывается в кресле и легонько прикусывает губу. — Это правда. С чего бы деду врать мне? — Её реакция его смущает. — Ох, Кайло... Я даже не знаю, что тебе сказать, — Рей смотрит в сторону и слега качает головой. — Ты что, не понимаешь? Если бы только Скайуокер присоединился к нему, сейчас был бы мир! Твоя жизнь была бы совершенно другой. Даже если ты сирота, тебя бы усыновили, у тебя были бы любящие родители. Тебе никогда не пришлось бы выцарапывать дни одиночества в утробе АТ-АТ. Она вскидывает голову и резко спрашивает: — Откуда тебе про это известно? — Я... я послал штурмовиков заснять на голокамеры всё, что они смогут найти. Я видел, где ты жила. Видел, как ты отсчитывала каждый день, в ожидании, в надежде, в отчаянии... Её прелестные ореховые глаза заполняет такая боль — о, как он желал бы, чтобы она позволила ему заботиться о ней, лелеять её, исцелять её... — Ты ничего обо мне не знаешь, — выдавливает Рей. — Знаю, Рей. Знаю. — То, что у тебя есть набор фактов, не значит, что ты имеешь хоть малейшее представление об мне. — Так расскажи мне. Творец свидетель, это всё, чего я хочу. Знаешь, как отчаянно я жажду знать всё, что ты думаешь, всё, что для тебя важно? Каким бы маленьким, незначительным это ни было, я хочу это услышать. Рей, радость моя, ты для меня всё. Рей вскидывает на него округлившиеся глаза, а он продолжает: — Пожалуйста, ты же понимаешь, ты должна понимать, что ты значишь для меня. — Он хочет высказать всё, что у него на сердце, но она выглядит какой-то испуганной, и он внезапно чувствует себя глупо. Он отводит глаза. Повисает тяжёлое молчание, Кайло смотрит в стену, казня себя за откровенность, и тут слышит: — Я люблю сладкое. — Что? Он оборачивается. Она в самом деле собирается открыться ему, пусть хоть самую малость? — В детстве я всего два раза ела сладкое. Первый раз мне было семь. Богатый торговец проезжал через Нииму и раздавал детям маленькие кусочки Лорианской карамели. Она была лиловая и шипела на языке. То сиреневое вино с пузырьками... было немного похоже по вкусу. Мне всегда хотелось попробовать её снова. Рей смотрит в пол и улыбается при этом воспоминании. Кайло задумывается, сколько времени займёт доставка с Лории. Она вздыхает и продолжает: — Потом мне было лет четырнадцать, и мальчик по имени Йорин угостил меня глазированным пирожным. Не знаю, где он его достал, но это было самое вкусное, что я когда-либо пробовала. Оно было мягкое и липкое. Я откусывала малюсенькие кусочки, чтоб растянуть как можно дольше, — и каждый прямо таял во рту. Кайло едва не рычит при имени Йорина Гланта, но она наконец-то стала рассказывать что-то о себе, и он не смеет огорчать её. — Потом, когда я была у Маз... — Она умолкает и грустнеет. — Пожалуйста, продолжай. — Просто... это был тот день. Когда ты схватил меня... в первый раз. — Я знаю. — Кайло делает глубокий вдох и решает, что, возможно, пришло время сказать кое-что. — Рей, прости меня, — говорит он твёрдо и искренне. — Что? — Рей недоумённо моргает. — Прости меня. Прости за всё, что я сделал тебе тогда. Напугал в лесу, погрузил в сон... вторгся в твой разум. Швырнул тебя в дерево. За всё. Я виноват, Рей. Надеюсь, ты понимаешь, что я больше никогда не сделаю тебе больно. — Он пронзительно смотрит ей в глаза. Рей прикусывает губу и слегка кивает. Кажется, она хочет что-то сказать, но сдерживается. — Ты понимаешь, что я никогда не причиню тебе вреда и не позволю случиться с тобой ничему плохому? Понимаешь, Рей? — Да... Я... я понимаю. — Хорошо. Теперь, пожалуйста, скажи мне то, что собиралась. Она вцепляется в салфетку и отводит глаза. — Я правда хочу узнать, даже если это вернёт нас в тот день. Рей перехватывает его взгляд лишь на мгновение, а потом снова утыкает глаза в стол. — Просто это был первый раз, когда я попробовала свежие фрукты. Я никогда не видела ничего такого яркого, цветного. Никогда не ела такого сочного и терпкого... и с такой разной мякотью, — говорит она с благоговением и смотрит на него. — Сок как брызнет... Всё изменилось, когда я улетела с Джакку, и фрукты напоминают мне об этом. Они для меня открытия, надежда, жизнь... — Её глаза восторженно горят. Кайло ужасно хочется притянуть её в объятия. Она доверяется ему.***
Покончив с едой, Кайло идёт к буфету и достаёт бутылку тёмного, насыщенного ликёра. Он приготовлен из нескольких видов ягод и очень сладкий. Теперь, когда ему приоткрылись её вкусы, ему не терпится угостить её. Он наливает густую жидкость и любуется тем, как она течёт по стеклу. Рей сидит на диване и ждёт его. Он протягивает ей рюмку и садится рядом. На ничтожную долю ближе, чем обычно. Они поворачиваются друг к другу. Кайло жадно смотрит, как она делает первый глоток. Она закрывает глаза и ахает от удовольствия: — Это всё, за что я люблю фрукты и конфеты! Одновременно! — восклицает она. — Я рад, что тебе понравилось. Спасибо, что рассказала мне, что любишь сладкое. Поделись чем-нибудь ещё, прошу. Я хочу знать всё. Она слегка улыбается в бокал: — Мне нравятся страшные истории. — Тебе нравится пугаться? — Он озадачен. — Нет, не совсем. Мне нравится, как от них бегут мурашки по спине. И они всегда такие печальные, трагичные. Самые лучшие начинаются с появления ужасного призрака, который на самом деле только страдает, томится по утраченной любви или носится по миру в поисках её родителей. Всё оказывается не так, как представлялось вначале. Мне это нравится. Мне нравятся неожиданные повороты сюжета. Я всегда с нетерпением ждала прихода сказителей. Рей сидит на диване, положив голову на спинку, и смотрит на него. Её рука ложится между ними. Значит... значит ли это, что она хочет взять его за руку? — Сказителей? — переспрашивает он. Ему трудно сосредоточиться на разговоре. Возможно, не стоило садиться так близко. — Ну, на Джакку... да ты же знаешь, как там всё было. — Её жизнь на Джакку всегда где-то рядом, под самой поверхностью. — Мне хочется услышать от тебя. Кайло зеркально повторяет её позу, они оба опираются на спинку, их лица близко. Он медлит, потом кладёт свою руку рядом с её. Притяжение ощутимо усиливается, и теперь её ладонь приближается к его на миллиметр. — Жизнь была тяжёлой. Времени на отдых было немного. Но когда приходили сказители, мы засиживались до поздней ночи, и не важно, насколько сильно утром придётся об этом пожалеть. Мы всегда упрашивали рассказать ещё историю. — Я рад, что у тебя есть хорошие детские воспоминания, Рей. — Да, не всё было плохо. Иногда я об этом забываю. — Она смотрит ему прямо в глаза, открыто, дружелюбно. Он просто смотрит в ответ, заворожённый её прекрасными глазами. Они поблёскивают золотым и зелёным, он был бы рад провести весь день исследуя все оттенки цвета, отражённые в глубине. Он не знает, что сказать, и чувствует, что и не хочет. Хочет просто сидеть вот так, рядом с ней. Рей сдвигается, не сводя с него глаз, и медленно накрывает его ладонь своею. Он вздыхает и распахивает глаза в тот миг, когда их руки соприкасаются. Он вздрагивает от тепла, от бугорков её пальцев на своей коже. Помедлив, он переворачивает руку ладонью вверх, и её пальцы смыкаются вокруг его. Да. Это то, что ему нужно, то, что нужно им обоим. Нить струится между ними, словно вода, набегающая на берег. Это тихое блаженство, не та рвущаяся дикая энергия прошлого утра. Это целостность, и она успокаивает его. Она проводит пальцами по внутренней стороне его запястья, и он вздыхает, полуоткрыв рот. Её глаза загораются. Вся галактика — в этом легчайшем прикосновении, когда она ведёт большим пальцем по его чувствительной коже. Кайло гладит пальцами её кисть, и она вздыхает и прикрывает трепещущие веки. Он пользуется возможностью изучить её черты, лёгкую россыпь веснушек на щеках. Прядь тёмных волос упала на лицо, и он хочет протянуть руку и отбросить прядь назад, почувствовать между пальцев её локоны. Но вдруг это будет слишком большой вольностью с его стороны? Рей сказала, что допустимо, только если она сама прикасается к нему. Он не сделает ничего, что может помешать ему проводить время с ней. Если она просто держит его за руку, и на этом всё, то он согласен и будет ждать столько, сколько понадобится. В том, как её пальцы переплетаются с его, больше нежности, чем он испытывал за всю свою жизнь; этого достаточно. Глаза Рей всё еще закрыты, на чётко очерченных губах играет довольная улыбка. Каждый гладит пальцами руку другого, и сладостная энергия между ними становится всё плотней. Кайло никогда не представлял, что существует такое нежное удовольствие. Она медленно открывает глаза и улыбается шире. Они незаметно придвинулись совсем близко, всего несколько дюймов разделяет их лица. Пальцы танцуют свой танец, и он проваливается в её глаза и растворяется в эйфории бытия рядом с Рей. Они сидят так некоторое время, пока не наступает пора уходить. Рей провожает Кайло до дверей, так и не выпуская его руку.