Следуй за Дороти

- Командир, - Роллинз поймал его и затащил в небольшую комнатушку, служившую им чем-то вроде кладовой и постирочной одновременно – в ней пахло лавандой, а стопки аккуратно выглаженного белья высились по обе стороны от стиральной машинки. – Командир, какого лысого хуя творится-то? Брок вздохнул. Джек заслуживал того, чтобы знать правду. Это даже без учета того, что его жене приходится обслуживать весь этот бедлам практически в одиночку – из Ванды и Наташи хозяйки были никакие. - Джек… - Нет, ты мне одно скажи – какого хуя ты туда полез, да еще сам? - С Барнсом. - Да тем более! Он же… Да когда он тебя вынес, бездыханного, перекинув через плечо, как свернутый в трубочку ковер… я чуть в голову ему не выстрелил! - Охуел, что ли?! – Брок аж закашлялся от возмущения. – Да он… - Понял я уже, - Джек смотрел исподлобья, но без осуждения и нездорового любопытства. – Тем более, Кэп все равно щитом прикрыл вас обоих. Того и спрашиваю – какого хуя. Ты один. Туда. Поперся? Человеколюбом на старости лет сделался?! - Меня, скажем так, сделали. - Барнс? - Нет. Долгая история, и не сказать чтоб веселая. - Я не спешу. - А я – да. Давай завтра, а? До Ваканды полсуток лету. - Тогда только один вопрос, но сегодня. Ты и Барнс… того? Э… и Кэп? Ебетесь? Броку стало смешно, но он сдержался. - Ага. Ебусь. Но по большой любви, тебе не о чем беспокоиться. И… спасибо, Джек. Не говорил никогда, но я ценю, правда. - Иди уж, - Роллинз расслабился как-то разом, даже глаза опустил. – Ебись. По любви. Думать даже не хочу. Ты и Зимний. - Я и Барнс, - поправил его Брок. – Подъем в шесть, не проспи. И Молли поблагодари… хотя я сам. Что бы мы все без нее делали? - Что бы мы делали без тебя – не подумал? – почти зло спросил Роллинз. – Герой, мать твою. Да мне все эти Мстители в хуй не уперлись, ясно? - Ясно. Не заводись. Выбора один хрен не было. Кстати, Барнс меня и вытащил. С Кэпом вместе. - А ты – их? - Да. С Барнсом вместе. Магия и прочая хуйня, вспоминать неохота. Помолчали. - Иди, - сказал вдруг Джек. – Они, наверное, того. Искать тебя будут. Брок хлопнул Джека по плечу и вышел, думая о том, что казавшаяся когда-то ему глупой и сентиментальной поговорка о том, где и как познается друг, обрела для него вдруг смысл и глубину. Они с Роллинзом знали друг друга так давно, что и точно вспомнить, сколько, было сложно. Но Брок никогда не задумывался о том, друзья ли они, пока не пришел пиздец всему. Через открытую дверь на «парадное» крыльцо было видно, как Ванда разговаривает с Клинтом: спокойно, как со старым другом, а Крис возвышается у нее за спиной, как тень, физически неспособная оставить хозяйку. Усмехнувшись, Брок прошел к лестнице, ведущей на второй этаж, стараясь не прислушиваться к разговорам: слух странно обострился, и чужие голоса непривычно лезли в уши, как шорох волн, перемешиваясь друг с другом, наслаиваясь, заставляя мечтать о своей собственной спальне с приличной звукоизоляцией. Когда он толкнул дверь, то первым желанием у него было не войти в комнату и даже не выйти, а глупо застыть на пороге с открытым ртом, но, пересилив себя, он все-таки вошел. А дверь плотно притворил за собой и даже запер на засов. Кэп… Стив стоял у дальней стены, между окном и кроватью, джинсы - явно Роллинза, он один мог соперничать с ним габаритами - были приспущены на бедра, тесная футболка задрана до подмышек, обнажая рельефный живот, а большой, темный от прилившей крови член то и дело исчезал во рту у стоящего на коленях Баки. Стив приоткрыл глаза и посмотрел на Брока. Никогда еще, ни в жизни, ни в самых разнузданных фантазиях не видел он такого взгляда – жаркого, поплывшего, темного. Брок как загипнотизированный смотрел на кромку его белоснежных зубов, на розовые губы, приоткрытые, влажные, и не мог даже пошевелиться. Все задушенные на корню желания вдруг вырвались из тайника, как из темницы, охватили его с головы до ног, как пламя – сухое дерево, и стало жарко, тесно в собственном теле, в легкой одежде, в этой комнате. И хотелось – до боли, до темноты перед глазами хотелось – всего. Стив протянул к нему руку, выдохнул длинно и сладко, прикрывая глаза, запустил пальцы в темные волосы Баки, как любил делать сам Брок, и толкнулся бедрами. Брок шагнул, как в пропасть. Как с моста в ледяную воду, зная, что уже не выплывет. Стив обхватил его за шею и прижал к себе, нежно, почти невесомо коснулся губами скулы, будто спрашивая разрешения. Будто оно было ему нужно, это невербальное подтверждение их одного на троих сумасшествия. - Да, - на всякий случай хрипло простонал Брок, отвечая на так и не прозвучавший вопрос, и в тот же момент почувствовал, как теплые металлические пальцы сдернули с него штаны вместе с бельем, а твердого, болезненно горячего члена коснулись теплые губы Баки. Наверное, он застонал, потому что Стив тут же прижался губами к его рту, ловя запрещенный в переполненном доме звук, скользнул языком – так необходимо, так правильно. Он был сладким на вкус, неожиданно опытным и нежным. Он был полной, разительной противоположностью Баки, и Брок на несколько безумно длинных мгновений потерял себя. От жажды, сжиравшей его изнутри с того самого момента, когда он впервые увидел Стива Роджерса, перехватило горло. Хотелось впечатать это сильное тело в стену, прижаться к нему и остервенело тереться, кусать гладкую шею, мять руками, сжимая до синяков идеальную задницу, пока искры из глаз не посыплются. Но Стив целовал так уверенно, будто точно знал, что торопиться некуда, что все будет – долго, чувственно, без лишней спешки и грубости. С ним и не хотелось грубо. Нет, хотелось. С ним… с ними хотелось всего. В почти отключившемся мозгу всплыли самые развратные варианты, от которых в паху тяжело, жарко пульсировало, и Брок, не выдержав, дернул Баки на себя, поднимая с колен, расстегнул на нем спортивную кофту, стянул футболку и прижался губами к стыку металла с живой плотью. - Спасибо, - хрипло выговорил он. - Обращайся, - со смешком отозвался тот, расстегивая джинсы. – Поговорим потом. Только в этот раз я глаз с тебя не спущу – мало ли что. Вдруг снова решишь героически самоубиться. От кого угодно ожидал, но не от тебя. - Старость – не радость, - ухмыльнулся Брок ему в шею. - Старость тебе теперь не грозит еще очень, очень долго. Как и нам со Стивом. - Что? - Потом давай, а? Если сам не допрешь, разжую. Баки стянул штаны и, ухмыляясь, вытянулся на кровати. Брок, ощущая дурацкую, почти подростковую неловкость, тоже разделся и очень осторожно, будто боясь обжечься, коснулся широкой груди Стива, который так и стоял рядом, только теперь на нем тоже не было ни нитки, что, естественно, никак не помогало мыслительному процессу. От прикосновения к горячей коже Брока повело: разом, напрочь. Вот, казалось, он еще вполне связно думает, нормально ли это для человека – быть горячим, как печка? И в следующий момент, уже не соображая ничего, он прижался губами к шее Стива, чувствуя, как его обхватывают сильные руки и в голове не остается ничего, кроме звука бьющегося в чужой груди сердца. Он оказался в постели, под тяжелым телом, распаленный, как в самые острые периоды своего переходного возраста, когда, ворочаясь до утра на смятых простынях, он не мог перестать думать о потрясающей заднице питчера школьной команды по бейсболу, виденной им в душе. Дрочка тогда не приносила никакого облегчения, хотелось прикасаться к другому человеку, вести руками по потной коже, целовать, чувствовать ответную дрожь и нетерпение. Питчер был натуралом, и его поцелуи доставались черлидершам – каждую неделю новой, а Брок, дострадав до выпускного, с легким сердцем уехал из родного городка и в первый же вечер в Нью-Йорке расстался с опостылевшей девственностью. Но все то, что случалось с ним позже, не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас. Потому что Брок никогда не терял головы, никогда. Даже с Баки там, на заснеженном горном плато, ему мешали мысли о невеселом будущем и скорой смерти. Смерти не вышло, и теперь он отпустил себя, отключился от той массы проблем, что ждала его утром, и призывно развел колени. Стив понял его, застонал едва слышно, опаляя дыханием шею, подхватил под задницу и вжал в себя – сильно, до боли, будто оставляя клеймо, и тут же поцеловал – извиняясь. Стив вообще оказался удивительно нежным, и так сложно было сопоставить эту его бережную аккуратность с жесткостью, с которой он обычно руководил. Будто бронированный по самые глаза дракон вдруг показал мягкое, нежное брюхо, не защищенное ничем, кроме его природной недоверчивости. Брока пустили так близко, как он не смел и мечтать. От этого внутри все пульсировало тугим, счастливым жаром, в такт растягивающим его крупным пальцам, в такт поцелуям Баки и движению его теплой ладони на члене. Было до того хорошо, что Брок согласился бы умереть еще сотню раз, чтобы только это не заканчивалось. Чтобы это место – между ними, рядом – стало его по праву. - Прости, - выдохнул Стив, прижимаясь губами к его шее. – Прости, я… - он на пробу толкнулся в Брока, медленно, до хриплого вскрика правильно растягивая его под себя, - говори, если что, ладно? Я не… о, Господи. Господи… Брок подобрал бы другие слова, если бы мог соображать, но мозг, похоже, отключился напрочь, оставив ему голые рефлексы: податься навстречу осторожному проникновению, обхватить литые ягодицы, потянуть на себя, сильнее прогнуться в пояснице, принимая. Принимая все, что ему могли дать. Свободной рукой притянуть к себе Баки, запустить руку в его волосы и не забывать дышать – хотя бы изредка, с хриплыми стонами выталкивая из себя горячий воздух. Шепча какие-то совершенно немыслимые, невозможные вещи, Стив медленно двигался в нем, целуя в шею, в губы, находя на ощупь, как слепец – Баки. Брока разрывало изнутри от непривычных, невозможных для него ощущений: нежности, желанности, защищенности и еще чего-то странного, горячего, без примеси горечи и безнадежности. И от этой гремучей смеси щипало глаза, из горла рвались слова, которые он не мог, боялся произнести, но Баки вдруг сказал их первым. И Стиву, и ему. Что ж, Баки и в бытность свою Солдатом не отличался инстинктом самосохранения. - Хороший, сладкий, - Стив сбивался с ритма, целовал в шею, беспорядочно гладил его, будто хотел растворить в себе, - тебе не больно? Господи, как хорошо. Как же хорошо, а? В его горячем шепоте то и дело проступал смешной выговор простого бруклинского мальчишки, и это возбуждало до чертиков, до ослепительных красных вспышек под веками, и Брока несло, несло на ласковых волнах, поднимая все выше и выше, к его личному Солнцу, сжигающему дотла. В себя он приходил под жаркие стоны – Баки своего, как известно, не упустит. От вида того, как он плавно двигался на Стиве сверху, от того, как его крепко стоящий член тяжело раскачивался от каждого движения, у Брока снова стояло до темноты перед глазами. Чуть сместившись, он поймал губами темную головку и с наслаждением вспомнил ее вкус – солоноватый, терпкий, знакомый до последнего оттенка. - Блядь, - выдохнул Баки. – Обожаю, как ты сосешь. Сильнее… да, черт, вот так. Он на некоторое время даже замер, не обращая внимания на выгибающегося под ним Стива, который, зажмурившись, терпел эту сладкую пытку без единой жалобы, а потом задвигался точными, короткими толчками, так, как любил – Брок помнил и это. - Бак, - застонал Стив, - Баки… Тот, откинувшись назад, сгреб его яйца в горсть и чуть оттянул вниз. - Не сей… час, Стиви. Еще немного… люблю тебя. Вас обоих… По его сбившемуся дыханию и дрожи широко разведенных бедер Брок понял – он на пределе. Проведя языком по всей длине, он всосал головку, принимая до горла. Баки со стоном вытянулся в струну, еще несколько раз резко, до основания насадился на член Стива и с низким рыком кончил. Стив тут же подхватил его под ягодицы и резко подался бедрами еще несколько раз, закусив губу и зажмурившись, как от боли. Хотя нет, от боли он только шире раскрывал потемневшие глаза, так что сейчас ему было хорошо. Очень хорошо. Брок так быстро не восстанавливался даже когда был на тридцать лет моложе, потому что, едва он понял, что у Стива падать и не собирается (удачный вариант сыворотки ему попался, что тут скажешь?) он, поцеловав пьяно ухмыляющегося Баки, занял его место. - Ты о рефракторном периоде вообще слышал? – спросил он, касаясь губами крепкой шеи, чуть порозовевшей, горячей и гладкой, как нагретый мрамор. - О чем? А… Откуда… я могу знать? Господи, да… - Стив со стоном согнул ноги в коленях и уверенно раскрыл Брока ладонями. – У меня еще никогда так не стояло – это раз, - он заполнил его одним длинным, медленным движением и выдохнул. – И у меня никогда еще не было возможности проверить… экспериментально свои… боже, Брок… свои возможности… в этой сфере - два. Если мы так продолжим, то я утром съем слона. - Мы только начали, - Баки лениво перекатился к нему и, проведя языком от горла до груди длинную дорожку, накрыл губами его сосок. – Мы заездим тебя, вот увидишь. Так, что весь день стоять не будет. - Если бы, - Стив проглотил крик и, закусив губу, сжал бедра Брока до синяков. – Прости, я просто… просто не знаю, что со мной. - Это называется «дорвался», - просветил его Баки и подул на влажный след своих губ и языка. – Наслаждайся. Когда Брок доберется до твоей задницы… - Чего я-то? – резонно спросил Брок. – Я вам что, штатный дефлоратор? - У тебя хорошо получается, - рассмеялся Баки. – Почти как у меня – сосать, - с этими словами он обхватил член Брока губами, и всем стало не до разговоров. Брок, как ни старался, не мог вспомнить у себя такого жадного сумасшествия в прошлом. Даже в периоды отчаянных загулов, о которых говорят: «Есть, что вспомнить, не о чем детям рассказать», он не испытывал такого всепоглощающего желания физической близости. Назвать то, что они творили, сексом не поворачивался язык. Это была концентрированная, доведенная до абсолюта жажда быть с другим человеком. В его случае – с двумя. С организмом творилось что-то странное. Брок никогда не жаловался на потенцию, в свои пятьдесят он свободно успевал за Баки там, в прошлой жизни, но сейчас не совсем обычных любовников у него было двое. Двое накачанных сывороткой суперсолдат, которым – биологически – было около тридцати. Но они, все трое, трахались так, будто едва вошли в пубертатный период. Ну, с поправкой на опыт, конечно. Когда страсти более-менее улеглись (Стиву слишком понравилось «снизу» и он, притащив в постель свой девиз «Всегда только вперед!» никак не хотел отложить познание нового до лучших времен), за окном серело и до рассвета оставалось всего ничего. - Как в последний раз, - сонно заметил Баки, вклинивая колено между ног Стива и касаясь нагретым металлом ладони плеча Брока. – Будто завтра мы все умрем. - Не каркай, - так же сонно оборвал его Брок, прислушиваясь к себе – беспокойства, как и дурных предчувствий, не было. – Разъебашим пришельцев и свалим на острова. Хочу солнце, океан и слизывать кокосовое молоко с двух супергеройских животов. - Отличный план, - хмыкнул Баки. – Подробный, обстоятельный. - Песок, наверное, мешать будет, - в шею Броку сказал Стив. - Чему? - Ну… если прямо на нем. Баки тихо рассмеялся и прошептав: - Да, план нравится мне все больше. Спим, а то сыворотка сывороткой, а спать один хрен надо, - поцеловал Стива между лопаток и, похоже, моментально уснул. До Брока, прежде чем он уплыл в легкий, счастливый сон, дошло – сыворотка. Ну, и волшебство, куда без него. Вот что с ним не так. Но мысль эта не вызвала ни удивления, ни ликования. Слишком хотелось спать.