Помнить и забыть

      Каждый раз Шинигами предстаёт перед ним, невозмутимый, холодный, равнодушный – и не скажешь ведь, что они на самом деле друг другу родичи, и даже не очень дальние – и постыло, пробирающе до самый костей, жуткий.       Появляется бесшумно, из своего тёмного ниоткуда, и смотрит, не мигая, прямо в душу, пронизывающе и страшно. Задаёт один-единственный вопрос этим взглядом, не произнося ни звука.       И Ашура снова отвечает на этот вопрос, выдыхает коротко:       - Помнить.       Шинигами согласно прикрывает свои глаза, видящие насквозь, кивает величественно, принимая ответ, исчезает бесшумно и почти сразу же, и, как только божество покидает эту часть Чистого Мира, Ашура тоже исчезает оттуда.       Возрождается в мире живых. Снова.       Ашуре и Индре не дано найти друг друга за гранью смерти – слишком далеки они друг для друга, увы, стали тогда ещё, когда были рождены сыновьями Мудреца Шести Путей. Слишком далеки, слишком непонятны друг для друга, и оттого обречённые быть порознь, как бы ни хотелось Ашуре обратного. Их миры, их личные раи, просто-напросто не пересекаются. Они, возможно, и рядом друг с другом, но, как бы не искал старшего брата младший, это всё тщетно. Было бы.       Но им выпал странный шанс. Шанс найти друг друга ещё раз. Принять. Понять. Помириться. Создать при жизни мост, по которому после смерти можно будет дойти друг до друга.       Право слово, Ашуре действительно плевать, кто их таким то ли даром то ли проклятием одарил – отец ли, желая воспитать и помирить, бабка ли, в своём безумии проклявшая когда-то всех своих потомков до тысячного колена, дядя Хамура или сам Шинигами. Он просто благодарен судьбе и миру за каждый выпавший шанс.       И каждый раз он выбирает помнить, чтобы узнать своего старшего брата и встретить его с раскрытым сердцем и раскрытыми ладонями.       Но...       Но Индра раз за разом выбирает забыть.       Он каждый раз не узнаёт брата, снова сталкиваясь с ним по разные стороны войны, всегда щурится расчётливо и холодно-злобно. Отмахивается от протянутой в робкой надежде ладони и отвечает холодной и острой сталью.       Ашура понимает обиду Индры, из-за которой он всякий раз выбирает чистый лист. Но того, что это всегда больно и каждый раз всё мучительнее, это понимание не меняет.       А Ашура всё-таки человек. Человек, не из стали и камня, просто человек, который устал от боли и тоски. Человек, который просто немного упрямее чем иные люди, но который мечтает хоть ненадолго забыть о своих печалях и окунуться в радость, не омрачённую древней тяжкой памятью. Просто жить.       И однажды это желание забвения и приносимого им покоя становится слишком... сильным.       И поэтому, когда в очередной раз Шинигами предстаёт перед ним, самим своим присутствием поглощая краски Чистого Мира, он в ответ на привычный немой вопрос впервые улыбается вымученно, криво и жалко, устало:       - Я хочу забыть.       Шинигами кивает, молча, не говоря ни единого слова укора. Принимает это решение, возможно, даже понимает его, если боги могут понять обычных в общем-то, пусть и толикой божественной крови в жилах, людей.       И Бог Смерти, выбравший когда-то позицию невмешательства, также не говорит измученному мужчине, что в это самое мгновение, совсем рядом и в то же время бесконечно далеко отсюда, ему же, хозяину последней черты, тоже почти до безумия измученный Индра, истосковавшийся по улыбке брата и его теплу, винящий себя в тех десятках а то и сотнях раз, когда он по незнанию и беспамятсву отворачивался от Ашуры, атаковал его – этот самый бесконечно гордый Индра в тот же самый момент делает свой выбор и едва-едва слышно, переборов себя, выдыхает своё решение:       - Я хочу помнить.       Ашура не знает, не помнит – спит и видит сон, в котором нет никаких Ооцуцуки, и даже сказок про них уже не рассказывают. Замученный холодом одиночества Индра надеется, что в этот раз всё получится. Шинигами устало, почти по-человечески прикрывает глаза, наблюдая и в очередной раз не вмешиваясь.       И только где-то в темноте, в самом центре Луны, довольно хохочет скованная печатями безумная богиня, которой единственной во всех мирах эта драма на руку и к несказанному довольству и радости.