Nudge

До выпуска 41. Скидс снова был со мной… итак, сколько шансов у меня теперь? Что и говорить, наш разговор на «Лост Лайте»-дубликате был неожиданной удачей. Ведь до этого момента мне так хотелось пригласить Скидса в свою каюту, сесть рядом с ним на платформе, чего-нибудь выпить и спросить его снова – осторожно, очень осторожно. Наш суперобучаемый бот был в числе последних мехов, кого можно бы было недооценивать. Было рискованно даже осмелиться снова задать этот вопрос – из страха, что он быстро уловит суть. Я знал, что было глупо полагаться на удачу. Однако положился на неё, так как что-то во мне требовало, чтобы именно так я и поступил. Когда я услышал ответ Скидса, то уже знал, что он ответит так. Я помню, как наблюдал за ним: он словно соединял детали в своей голове, пока его рот не раскрылся в ужасе от осознания представшей перед ним картины. О, он пытался сгладить своё выражение лица, но я предвидел такой итог и был готов. Он поднялся на ноги и отвернулся, активируя коммлинк, но у меня была пушка-стиратель, а палец уже был на спусковом крючке. Я стёр его память до того, как он успел заговорить. Я поймал Скидса прежде, чем он упал, и бережно положил обратно на платформу. Затем опустил взгляд на своего нового старого друга, и мне захотелось, чтобы он не был таким: мехом, который не будет просто стоять в стороне и позволять событиям идти своим чередом. Он был из тех, кто идёт вперёд и что-то говорит, что-то делает, и я любил в нём эти качества, даже несмотря на то, что желал, чтобы он сейчас, один-единственный раз, повёл себя по-другому. Коммлинк Скидса затрещал, принимая входящую передачу, и из него раздался голос: «Это Ультра Магнус. Приём». «Прошу прощения, сэр», - ровно сказал я. «Гетэвэй?» - в голосе Магнуса послышалось неодобрение. – «Разве это не коммлинк Скидса?» «Да», - ответил я, поскольку отпираться было бессмысленно. – «Извините, мы со Скидсом пили энжекс и сильно перебрали. Похоже, его коммлинк упал и случайно включился». «Упал, значит», - скептически отозвался Магнус, но я был готов к такому ответу. «Ладно, он не упал, просто… внутренняя линия автоботов неспроста ведь имеет определённые правила приличия, так?». «Гм…», - протянул Ультра Магнус, когда понял, на что я намекаю. И, конечно, я тут же ухватился за появившееся преимущество и обратил ситуацию в свою пользу. «Что-то ещё, сэр?» - спросил я, пока он не вышел из замешательства. «Нет. Продолжайте… Хм. Хорошего вечера». Я услышал щелчок, когда он отсоединился, и остался доволен собой. Ультра Магнус запомнит лишь смущение, возникшее, когда он понял мой намёк. Он не запомнит, что так и не услышал по коммлинку голоса Скидса. Я взглянул на Скидса, спавшего на моей платформе, и почувствовал себя подонком за то, что сделал это с лучшим другом. Если не считать того, что он не был моим лучшим другом – едва ли так. Мы вместе работали в отделе Специальных Операций, но Скидс не был моим приятелем или кем-то в этом роде. По слухам, когда-то он получил тяжёлую эмоциональную травму, и по этой причине никого не подпускал к себе близко. Однако я видел его талант – всё то, на что он был способен, – и, когда снова встретил его на Луне-1, то увидел отличную возможность. Скидс потерял память. Он не знал, что мы были всего лишь коллегами, и никто здесь не мог уличить меня во лжи, если бы я сказал ему совсем иное. Мне понадобилось лишь несколько слов, «бомп», и у меня был новый лучший друг – очень способный, очень полезный лучший друг, который относился ко мне с дружелюбием. А ещё он оказался очень популярным среди экипажа. Новый Скидс не терял времени и заполнял пустое пространство вокруг себя, которое старый Скидс ограждал от всех окружающих. Место, отведённое мне в его окружении, было даже лучше, чем я мог надеяться. Скидс использовал все возможности взаимодействия с окружающими, а я всегда был подле него, как самый настоящий лучший друг. Я погладил Скидса по голове и задумался о прошлом. Спустя несколько недель, как мы покинули Луну-1, он и я сидели рядом в дальнем углу бара Свёрва и шутили друг с другом, прислонялись друг к другу, а затем Скидс наклонился ко мне и тихим голосом спросил, были ли мы когда-нибудь любовниками. Я знал, что если скажу «да», то сегодня у меня будет приятная ночь, и я поднял взгляд на Скидса – умного, красивого и, судя по слухам, ходившим по кораблю, чертовски классного на платформе, и заставил себя засмеяться и сказать «нет». Оптика Скидса мигнула, и я понял по выражению его лица, что он ожидал ответа «да». Шлак, да я сам ожидал, что отвечу «да», и, пока Скидс взирал на меня с очевидным разочарованием, спросил себя, когда это я успел стать таким щепетильным в вопросах интерфейса. В конце концов, всё сводилось к моральным принципам. Несомненно, я был способен на любую ложь ради выполнения миссии, но врать только для того, чтобы затащить Скидса на платформу… ну, мне это казалось неправильным. - Почему нет? – спросил Скидс нерешительно. Раз уж я решил сегодня говорить только правду, было бы интересно посмотреть, как далеко эта правда заведёт меня. - Я тебе подскажу: не с моей стороны было отсутствие интереса. Скидс поднял руку к подбородку, задумавшись. Я знал, что сейчас он спрашивает у пустоты в голове, которая осталась от куска памяти, почему у нас ничего не было, но не может найти ответа. И я знал, что не найдёт, потому что его способность вступать в любую близость – физическую, эмоциональную, любую другую – была утеряна в Грайндкоре (как, опять же, говорили слухи). По словам Джаза, Скидса вытащили из Грайндкора, но он никогда на самом деле не покидал его. Так было до тех пор, пока он не потерял воспоминания о нём. - Полагаю, ты не можешь залезть ко мне в голову, чтобы узнать, о чём я тогда думал, - пробормотал Скидс. - Нет, - согласился я. Действительно, мнемохирургом я не был, и даже если у меня были кое-какие предположения, я собирался оставить их при себе. Скидс окинул меня взглядом. - Ты сказал, что с твоей стороны отсутствия интереса не было… это по-прежнему так? - Ладно, давай намекну, - сказал я, чувствуя странный трепет оттого, что Скидс заинтересован во мне, и сдерживая рвущиеся наружу чувства. Растягивая слова, я откинулся на спину. – Я никогда не был особо разборчивым. Скидс издал смешок. Ну конечно, ведь новый Скидс имел на «Лост Лайте» неоднозначную репутацию из-за обилия связей на одну ночь, причём без особого разбора. Он ведь был суперучеником, а суперученики слишком быстро начинают скучать от однообразия. Я не строил иллюзий, что Скидс мог бы принадлежать только мне одному. Было неразумно настаивать на моногамии. Мудрый агент не будет лишать себя полезных средств для достижения цели, и я не мог знать, когда мне придётся прибегнуть к старому-доброму способу – обольщению нужного объекта. Оптика Скидса снова мигнула; я знал, о чём он сейчас думает. Он предполагал, что в прошлом наша проблема состояла в том, что близких и серьёзных отношений хотел именно он. Что было настолько не похоже на него сегодняшнего, что это его немало озадачивало, но в то же время дарило некую надежду. Скидс осознал это всего за пару секунд, а затем сказал: - А, вот как. Для меня это не имеет значения. - Правда? – отозвался я, словно его слова были для меня неожиданностью. – Ну что ж. А теперь, раз мы оба объяснились, то я не вижу ничего плохого в том, чтобы два лучших друга хорошо повеселились вместе. К моей большой радости, Скидс тоже не видел в этом ничего плохого. В конечном итоге правда не стала мне препятствием для получения желаемого. До выпуска 47. Скидс подзаряжался, прижавшись ко мне, и больше его ничего не волновало. На его лице красовалась широкая улыбка. Я здорово провёл время этой ночью, но не мог спокойно отдыхать. Я слишком хорошо понимал, что мои свидания с лучшим другом скоро закончатся. И этот момент стремительно приближался. Поэтому я сидел без сна, поглаживая Скидса по голове и думая о том, что уже сделано и что предстоит сделать. С самого начала я надеялся всего на одну ночь. И потому безумно гордился тем, что Скидс по собственному желанию продолжал приходить ко мне. Я тогда понял, что мне придётся многое переиграть в своих планах, чтобы сохранить его интерес к себе, и, по большей части, с этим я справлялся. Если я немного и ревновал Скидса к другим его связям, то ничего не мог об этом сказать. Скидс думал, что я также периодически нахожу кого-нибудь на стороне, и я не спешил разуверять его в этом. В действительности же, обольщение было для меня лишь одним из важных инструментов. Тейлгейт уже был у меня на крючке, и наши с ним отношения стремительно приближались к своему финалу. Скидс даже спросил меня сегодня: может, нам не следует больше встречаться, что у меня могут быть проблемы, если Тейлгейт узнает. Я попросил его, как друга, держать наши встречи в тайне, а потом пообещал, что, как только у меня появится Conjunx Endura, я откажусь от всех сторонних связей. А пока что – я свободный мех и могу интерфейситься, с кем захочу. Скидс поколебался, затем согласился, и мы, как обычно, приятно провели время. Пусть Скидс и был суперобучаемым, но избавлять себя от моральных рамок так же быстро, как и я, он не мог… впрочем, не то что бы он этого хотел. Итак, Тейлгейт. Если затея с ним не сработает, у меня будет ещё один козырь. Я опустил взгляд на Скидса, надеясь, что до этого не дойдёт. Потом снова лёг, обвивая его руками и молясь о том, чтобы мой план сработал. Я прокрутил в голове каждый шаг. Тейлгейт подкрадывается к Мегатрону с иглами наготове. Рэведж заставляет того проснуться. Мегатрон теряет самообладание. Он атакует Тейлгейта, затем его арестовывают, запирают в бриге, потом отсылают на Кибертрон и там казнят. После чего я ставлю под сомнение пригодность Родимуса как капитана, а затем «Лост Лайт» возвращается к прежнему курсу, к своей миссии. И Скидс по-прежнему остаётся со мной. Если это не сработает… если я вынужден буду прибегнуть к плану Б… тогда… Я провёл пальцами по шлему Скидса и в порыве эмоций потормошил его. Скидс что-то пробормотал во сне, но я был неумолим. Я потряс его снова. Его оптика вспыхнула. - А? Гетэвэй? - Скидс, - начал я, забыв о всякой осторожности. Я позволил заговорить своим истинным чувствам, сказать правду. – Я волнуюсь. Скидс приподнялся на локтях. - О чём? - О Мегатроне. - Мегатрон волнует тебя сейчас? Посреди ночи? - Мегатрон волнует меня всегда, - ответил я. Я чувствовал себя странно, словно меня обкололи болеутоляющим с ног до головы, а потом понял, что мне просто непривычно быть настолько честным. - Если бы Мегатрон задумывал что-то плохое, он бы уже это сделал. – Очевидно, Скидса это не особенно заботило, но он по-прежнему уважал мои чувства и серьёзно относился к волнующим меня вопросам. - Он ударил Персептора. - Он вышел из себя. - То есть это делает его поступок нормальным, - я не смог сдержать злости в голосе. Ну почему же Скидс не видит? Согласился бы со мной старый Скидс? - Нет, но его можно было понять. Это не то же самое, что считать нормальным. И ты ведь знаешь, кто ещё постоянно выходит из себя? Вирл. Ты ночами напролёт беспокоишься о Вирле? Я беспокоился, особенно часто в последнее время, но не по тем причинам, которые хотел бы обсуждать со Скидсом. - Вирл не несёт ответственности за самый масштабный геноцид нашей расы, - возразил я. Скидс вздохнул. - Нет, но он убил некоторых парней, и тебе это известно. То же самое можно сказать о Циклонусе. То же самое… шлак, ведь тебе именно это никогда не нравилось в Дрифте, верно? - Я очень не люблю Дрифта, но могу сказать в его защиту, что он сам признал, что был последним мерзавцем, и он покинул Десептиконов. Мегатрон же сделал это, только оказавшись в западне, и поэтому я не верю, что за какие-то одиннадцать часов он исправился. Мегатрон не хотел искупления, не хотел загладить свою вину или стать лучше. Мегатрон хотел только выжить, и сейчас, когда он думает, что мы его простили, они с Рэведжем сидят ночами в его каюте и что-то замышляют. Если Мегатрон найдёт Рыцарей раньше нас, мы потеряем последнюю надежду для Кибертрона. Скидс нахмурился. - Мегатрон найдёт Рыцарей одновременно с нами. Потому что сейчас он один из нас. Я не смог сдержать эмоций. - Он не один из нас и никогда им не будет. Скидс отпрянул, увидев выражение моей оптики. Я попытался смягчить взгляд, но это было трудно, так как внутри меня всё клокотало от ярости. - Какой смысл пытаться стать лучше, если ты уже обречён, так? – голос Скидса стал резче. – Если это так, то если кто-то когда-либо совершил ошибку, ему остаётся только совершать их дальше. Худшие ошибки, страшные ошибки. Ведь уже нечего терять, верно? Нет смысла меняться, когда для тебя уже нет спасения. Когда единственное, что тебе остаётся в жизни, это наказать вселенную за то, что не прервала твоё существование. Тогда я вспомнил, что Скидс регулярно посещал Ранга по медицинским показаниям, а также о старых слухах отдела Специальных Операций и задумался, насколько близок он к тому, чтобы вернуть свои воспоминания. Я подозревал, что злость Скидса была направлена вовсе не на Мегатрона; она была направлена на самого себя, на то, что, по его словам, он сделал, как много из этого было сделано по его собственной воле и насколько сильно повлиял на него мех, которого теперь называют Тарном. Бедняга Скидс. Такой смышлёный, такой умный, но при этом такой уязвимый для тех, кто знает, как его использовать. А ещё я чувствовал себя виноватым, ужасно виноватым, потому что Скидс мне нравился. Действительно нравился. Дело было не только в интерфейсе, хотя он был прекрасен на платформе, и не в наших беседах, хотя я никогда не скучал, болтая с ним. Это было даже не из-за уважения к его блестящим навыкам, не в благодарности за расположение столь многих из экипажа, которое я снискал, выезжая на популярности моего лучшего друга. Это проходило где-то рядом с гранью, когда проявлялась моя искренняя забота о нём. В глубине своей искры я признавал, что в совершенном мире я бы послал к Юникрону всю эту ерунду с Тейлгейтом и прямо показал бы Скидсу, насколько могу быть честным… уверен, он бы не заскучал со мной. О, одна мысль об этом вскружила мне голову. Я был почти уверен, что смог бы это сделать, и мог часами планировать, как именно… Но мир, в котором мы живём, несомненно, далёк от совершенства. Я рисковал, ужасно и совершенно неоправданно рисковал, к тому же я уже знал, каким будет ответ Скидса. Собственно, я уже рисковал так однажды, и у меня не было никаких причин верить, что Скидс поменяет своё решение. Я пытался разубедить себя в этом, когда потянулся к Скидсу и взял его за руку. Атомайзер и я спрашивали каждого лишь однажды: кого-то прямо, кого-то осторожно, начиная издалека, но каждому на борту я уделил время, чтобы узнать, каков будет ответ. Я распределил их соответственно: те, кто с нами, и те, кто против нас. Я ещё никому не давал второго шанса. Сама вселенная не даёт вторых шансов. Праймус видел то множество мехов, которые были активированы одновременно со мной, во время ужасного падения, между небом и поверхностью Кибертрона, а теперь большинство из них были мертвы. Более того, большинство из них погибли ещё до конца своей первой битвы, потому что в чём-то ошиблись, и эти ошибки оказались для них фатальными. Где был второй шанс у МТО, которые столкнулись с врагом прежде, чем смогли сгибать пальцы? Где был второй шанс у МТО, которые, приземлившись в окопе среди других мехов, слишком поздно осознали, что они на десептиконской линии? Где был второй шанс у тех, которые слишком поздно понял, что они сражаются, хотя им следовало бы бежать? Нет, у них не было второго шанса, и их не будет ни у кого, а я ничем не могу в этом помочь. Смысл же моего существования в том, чтобы вернуть в этот мир некоторое подобие правосудия. Однако я дал Скидсу второй шанс и теперь давал ему третий. - Есть ошибки, о которых нельзя просто так забыть, - тихо сказал я. – Есть определённая грань, пересекая которую, ты становишься слишком опасным, чтобы дальше жить в обществе. Когда ты доходишь до того, что… Представь что-нибудь радиоактивное. Смертельно опасное. Ты можешь возразить, что нельзя обвинять что-либо только потому, что такова его природа и оно действует в соответствии с ней. Однако не меньшая ли вина лежит на тех, кто оставил радиоактивную штуку валяться в общественном месте? Могут ли они возразить, мол, мы не подумали, что опасная штуковина может причинить кому-то вред, даже если именно это она и делает по определению? Не должны ли они нести ответственность за то, чтобы убрать её подальше, обеспечить безопасность, сократить ущерб, который мог быть ей нанесён? Я считаю, что должны. Я считаю… Было похоже, что Скидса терзают противоречивые чувства, и мне стало интересно, а думает ли он сейчас о Мегатроне, о Тарне, о себе. - Посмотри на меня, - прошептал я, сжимая его ладони в своих. – Я волнуюсь за тебя, Скидс. Не хочу, чтобы ты пострадал. Правда. Это была правда, и осознание этого обожгло мою искру. Впервые я признался себе, как много Скидс для меня значит. Я считал себя неспособным любить. Это чистое чувство было не для агентов отдела Специальных Операций и уж точно не для одноразовых солдат вроде меня. Мой голос затрещал от статики. - Если мы решим, что Мегатрон слишком опасен, чтобы оставаться на свободе… ты согласишься с этим? Если мы решим что-то сделать… останешься ли ты в стороне и позволишь нам? В прошлый раз я просил его помочь. Возможно, я просил слишком многого. От большинства членов экипажа мне нужны были лишь гарантии, что они не попытаются остановить меня. Навыки Скидса могли бы здорово помочь, но, Праймус, Праймус, пожалуйста, я буду счастлив, если он просто не будет вмешиваться и позволит мне делать свою работу. Скидс покачал головой, и моя искра упала. - Избавляться от Мегатрона – это задача Родимуса. - С которой он не справляется. Пост капитана явно не для него. - Он этого не делает, потому что Мегатрон не совершил ничего плохого. - Мегатрон есть Мегатрон, разве этого не достаточно? - Слушай, Родимусу Мегатрон не нравится ещё больше, чем тебе. Но Прайм посадил его на этот корабль. Родимус уважает решения Оптимуса… как и все мы. - Оптимус больше не наш лидер, - едко ответил я. - Следуя этой логике, наш лидер – Старскрим. Ты следуешь приказам Старскрима? Я помолчал. - Ага. Так же, как и ты. Как и все мы. - Оптимус выступил в качестве судьи, - продолжал Скидс. – И если ты не согласен с его решением, то для таких ситуаций есть специальные правила. Ты заявляешь о своём несогласии. Подаёшь апелляцию. Агитируешь за пересмотр закона, чтобы подобные вещи больше не повторялись. Не просто рушишь систему правосудия. Ты не можешь так сделать. Так начинаются перевороты. - Но что, если система неэффективна? – возразил я. – Что, если нет возможности исправить ошибку до того, как её последствия станут необратимы? - Ты имеешь в виду, что, если переворот – это единственное решение? – спросил Скидс. Я кивнул, надеясь, что он начинает понимать. Скидс сложил руки на груди. - Тогда десептиконы всё это время были правы. Я изумлённо взглянул на него и впервые не нашёлся с ответом. - Вот почему я – автобот, - сказал Скидс, и его слова зазвучали твёрже. – Потому что я верю… потому что я всё еще верю… что систему можно исправить. Потому что я верю, что в нашем мире есть много хорошего, и это хорошее нужно сохранить. Потому что я думаю о миллионах невинных, которые пострадают, если мы просто разрушим всё, не начав строить нечто новое. Реформы, не революция. Постепенные, вдумчивые изменения. Мы должны сохранить всё лучшее, что останется от старых устоев и избавиться от того, что отравляет их. Скидс сжал мои ладони в ответ, глядя мне в оптику. - Гетэвэй, если ты просто отринешь этот вариант… если ты думаешь, что можно взять и нарушить закон только потому, что тебе не нравится решение верхушки… тогда ты ничем не отличаешься от тех, против кого мы воевали. Я почувствовал, как моя искра разбилась вдребезги, потому что это был ответ «нет». Если я попытаюсь совершить то, что, как я считаю, необходимо – убрать Родимуса с поста капитана и проследить, чтобы Мегатрон получил должное наказание, - Скидс попытается остановить меня. Он стоял между мной и тем, что я должен сделать. Я любил его и надеялся, что он любит меня, но он по-прежнему стоял на моём пути. Я делал всё это не потому, что так хотел. А потому, что это должно быть сделано. Потому что Родимус был никудышным капитаном, Мегатрон был опасен, а Рыцари Кибертрона были нашей последней, лучшей надеждой. Потому что я верил, что вся наша раса важнее любого, кем мне, возможно, придётся пожертвовать на своём пути. Потому что во вселенной осталась ещё хотя бы капелька справедливости, даже если этой капли хватило бы лишь на меня одного. Если я умру, то эта капля должна решить судьбу того меха, из-за которого наш народ был вынужден создавать МТО-солдат вроде меня. Потому что в этом мире никогда не было пощады для меня, и я не собирался щадить никого другого. Никакой пощады для Мегатрона. И никакой – для Скидса. - Прости, - прошептал я. И забрался рукой под подушку. Скидс застыл. В его расширившейся оптике начал проступать ужас. Мой палец обвил спусковой крючок. - Я люблю тебя, - сказал я, и это были искренние слова. Думаю, Скидс поверил мне. Его оптика стала почти круглой, но из неё исчез страх. - Бомп. Он вплотную приблизился ко мне. Тогда я прислонил пушку-стиратель к его виску и нажал на спусковой крючок. *** Скидс находился в глубокой подзарядке, удобно устроившись возле меня, но я сидел, погрузившись в свои мысли. Думал о том, что Скидс никогда не вспомнит мои слова. Я люблю тебя. Можно ли считать это правдой, даже если исчезла память об этом? Мне хотелось верить, что да. Мне хотелось верить, что любовь будет жить, даже если мы оба потеряем все воспоминания. И всё же было больно осознавать, что Скидс никогда не вспомнит эти слова, когда будет думать обо мне. Я пытался убедить себя, что это только к лучшему. Ведь предполагалось, что я в отношениях с Тейлгейтом, или, по крайней мере, очень убедительно это изображаю. Однако я чувствовал себя ужасно измотанным, я устал от бесконечной лжи, планов, устал плести паутины из хитростей и полуправды, чтобы загнать в ловушку Мегатрона, сместить Родимуса и спасти родную планету. Вы были обмануты, сказал однажды Мегатрон, и теперь я осознал, что он был прав. Мне больше не хотелось ничего, кроме как послать к Юникрону все эти интриги и просто… быть собой. Мне так хотелось говорить о том, что я действительно чувствую, и делать то, что я по-настоящему хочу. Мне хотелось сказать вселенной правду, суровую и чистую правду, так же, как я сказал её Скидсу. Затем я понял, что уже смог ненадолго стать собой, пусть всего лишь на один миг. Но в тот миг я говорил искренне, и Скидс выслушал меня. Я взглянул на пушку-стиратель, всё ещё лежащую в руках. Завтра утром Скидс проснётся, и лишь лёгкая головная боль выдаст то, что его последние воспоминания были стёрты. Он спишет это на выпивку или же на слишком страстную ночь, а потом забудет об этом. Точнее, перестанет беспокоиться о том, что чего-то не помнит. Он никогда не задавал никаких вопросов по поводу появившейся головной боли. Мысли Скидса до сих пор были сфокусированы на пробеле в прошлом. Я не знал, как сказать ему, что лучше бы ему об этом и не вспоминать. Я не знал, как рассказать ему, что улыбчивый, смеющийся Скидс нравится мне гораздо больше, чем тот сдержанный и мрачный мех, которого я знал в отделе Специальных Операций. Я не знал, как заставить себя быть счастливым оттого, что чем ближе Скидс подбирался к тем ужасным воспоминаниям, тем больше он восполнял пробелов в других, заново собирал свою личность, но я не мог этому радоваться. И я не знал, как объяснить себе, что больше не могу давать Скидсу вторые, третьи, четвёртые шансы. И не имеет значения, насколько сильно я люблю его. Поэтому я позволил себе сказать правду… Ещё один прекрасный и мимолётный момент. Скидс считает, что нужно следовать законам. Меня же заботят справедливость и выживание. Справедливость – это не то, о чём говорили Старскрим, Оптимус Прайм или Родимус. Справедливость заключалась в наказании Мегатрона за все его преступления. Выживание же – в том, чтобы «Лост Лайт» нашёл Рыцарей Кибертрона, чего не случится под командованием Родимуса. Законы не волнует ни справедливость, ни необходимость. Это волнует меня. Я откинулся на спину, не прекращая думать и желая, чтобы план А сработал, надеялся, что Тейлгейт так крепко повис у меня на крючке, что сделает всё, что я скажу. Что Циклонус, Вирл или кто-нибудь ещё не испортят всё в последний момент. Что… Нет, сам по себе я не желал Тейлгейту смерти… маленький мех не совершил ничего, кроме того что был наивным, глуповатым и имел все те качества, которые я себе позволить не мог… но если он выживет, гораздо лучше, если он будет хорошенько разорван на куски, дабы убедить каждого, что Мегатрон намеревался убить его, что Мегатрон себя не контролирует. Если план А сработает, - если Тейлгейт погибнет, - может быть, Скидс придёт ко мне, чтобы поддержать, пока я, предположительно, буду в унынии от тяжёлой потери, и может быть… просто может быть… в конце концов, я смогу выиграть что-то и для себя лично. Если же план А провалится… если мои действия не обеспечат правосудия… мне придётся привлечь к делу отвратительных личностей, для которых правосудие – это образ жизни. Это то, что я должен сделать, чтобы автоботы выжили. Я чувствовал это в глубине своей искры, точно так же, как в первую минуту своей жизни почувствовал, что должен бежать. Я последовал этому инстинкту и выжил там, где остальные мехи, созданные вместе со мной, погибли. Не думаю, что сейчас ошибаюсь. И тут же внезапно промелькнула надежда, что я ошибаюсь. Внезапно я осознал, что меня переполняют ярость, отвращение и разочарование. Почему я должен взваливать на себя всю эту ответственность? Почему я должен что-то замышлять, планировать, врать ради совершения правосудия над массовым убийцей; почему никто не может увидеть, куда нас привела тирания Мегатрона, и почему никто не может взять на себя обязанность ясно показать ему последствия? Ультра Магнус. Тандерклэш. Сенатор Кросскат. Эмират Ксаарон. Хаунд, экс-авангард Прайма. Шлак, да даже Дрифт. Любой из них мог увидеть проблемы Родимуса как капитана и использовать свои полномочия, чтобы принудительно убрать его с поста. Никто из них этого не сделал. Им и сейчас было всё равно, и они заставляли меня пачкать руки, чтобы сделать то, что необходимо. Они создали одноразового солдата, чтобы тот делал то, чего они делать не могут или не хотят. Честно говоря, я устал от всего этого. Честно говоря, я больше не хотел никаких интриг. Честно говоря, мне хотелось схватить Скидса, утащить его на шаттл и улететь далеко-далеко отсюда, на какую-нибудь планету на краю света, где нам не придётся больше думать о судьбе кибертронской расы или о возмездии бывшему Императору. Мог ли я сделать Скидса счастливым до конца наших дней? Он – суперученик… но я любил сложные задачи. Да, думаю, я мог бы. Откровенно говоря, я готов был наплевать на справедливость, но на выживание… нет, этот инстинкт был буквально вплавлен в мой корпус. Не логика подсказывала мне бежать в первые минуты жизни, и не эмоции вели меня сейчас. Потому что кибертронская раса должна выжить, и не важно, какую цену я за это заплачу. Мною двигал чистый инстинкт. Я мог бы всё это бросить, тут же пришла новая мысль. У меня не было времени развивать её. Несколько смутных идей начали формироваться в голове, когда моя рука двинулась. Это означало порвать с Тейлгейтом, хоть я никогда и не объясню ему, зачем его добивался. Это означало покинуть корабль, если я не смогу смириться с Родимусом и Мегатроном. Это означало покинуть корабль, даже если придётся оставить Скидса. Значило ли это, что я должен был бы признаться Скидсу, что мы никогда не были лучшими друзьями, когда работали вместе? Я не был уверен. Но боялся, что это так. Я боялся. Но умом понимал, что только такой поступок был бы порядочным. А ещё я понимал, что вынужден сделать кое-что ещё. Мегатрона нужно предать правосудию, Кибертрону нужны Рыцари, а автоботам – МТО-солдаты, которые выполняли бы за них грязную работу, а то, что необходимо, всегда было гораздо важнее, чем те пустяковые вещи, которые я хочу. Я прислонил пушку-стиратель к своему виску. Завтра у меня будет чертовски болеть голова, подумал я и ещё раз нажал на спусковой крючок.