Часть 1
15 марта 2017 г. в 20:09
Сорах шёл по извилистому коридору, всё сильнее подозревая, что внутренний компас дал сбой, и теперь ему суждено заблудиться в этом чёртовом лабиринте, даже не добравшись до логова Ксайреса. Впрочем, ориентир в виде увеличивающегося в геометрической прогрессии числа объявлений с надписями вроде «Проход закрыт», «Дальше пути нет» и «Стоп», украшающих стены коридора на манер картин, можно было считать достаточно точным. Сорах убедился в этом, когда увидел на одной из дверей долгожданную табличку «Лаборатория». Хотя с тем же успехом мог и пропустить её, поскольку она была наполовину заклеена листом бумаги с жирной надписью: «ВАЛИТЕ ОТСЮДА НАХРЕН!».
Подойдя ближе, Сорах заметил, что под ней написано что-то ещё. Присмотревшись, он разобрал аккуратные буквы, принадлежащие, судя по всему, руке Джанан, несчастной помощницы Ксайреса: «Если Вы не сэр Истин». Несмотря на обуревающее его раздражение, Сорах не удержался от хмыканья: действительно, посылать нахрен начальство – не самая умная идея, тем более для главного исследователя, за такое и огрести можно. И хорошо, что хоть Джанан это понимает.
Впрочем, с течением времени Сорах всё твёрже убеждался в странно-избирательном уме Ксайреса. Обладая способностью выяснить всю подноготную океана, проанализировав одну лишь его каплю, и создать на основе полученных данных устройство, с помощью которого можно превратить этот самый океан в пар за считанные секунды, главный исследователь при этом был вынужден прикладывать чудовищные усилия, чтобы вникнуть в премудрости обыкновенной межчеловеческой коммуникации. Подобный вывод Сорах сделал после того, как случайно услышал брошенную Ксайресом фразу, мол, «Такое чувство, что всем выдали инструкцию по общению с людьми, кроме меня». Что, в дополнение к весьма странному поведению исследователя, было весьма показательным моментом.
К чести последнего следовало отметить, что он действительно делал попытки наладить общение с коллегами. Старался сдерживать рвущуюся наружу раздражительность, улыбаясь сквозь зубы, писал себе записки с важными датами, чтобы поздравлять людей с праздниками – регулярно, впрочем, их терял, а если всё же и поздравлял, то делал это настолько неловко, что именинники порой слёзно просили Джанан эти бумажки у Ксайреса изъять, и даже несколько раз ходил на свидания. Что стало, судя по всему, последней песчинкой, переломившей хребет стремлению главного исследователя наладить контакты с коллегами и заставившей его обклеить подступы к лаборатории воспрещающими табличками, а после и запереться там самолично.
Свидания с Ксайресом… Да, в своё время они наделали много шума в Корпусе, и до сих пор являлись темой для шуток и подколов в адрес исследователя. Хотя началось всё, как обычно, с неуёмной инициативности шефа. Губы Сораха искривила улыбка, когда он невольно припомнил подробности.
Стояла середина весны. Дул тёплый ветерок, из окон робко высунулись первые нетерпеливые носы, жаждущие насладиться только-только повисшим в воздухе ароматом зацветающих вишен и яблонь, а сэр Истин, в очередной раз по уши втрескавшись в свою новую секретаршу, стал подыскивать себе жертву для заражения её любовной лихорадкой. И на сей раз этой жертвой оказался Ксайрес.
Шеф, беззастенчиво пользуясь своим положением, наседал на исследователя неделю кряду, в красках расписывая «это божественное чувство влюблённости» и всё настоятельнее советуя пригласить на свидание «ну хоть вон ту рыженькую из бухгалтерии». Однако Ксайрес проявлял стойкость и упорно отнекивался. И тогда сэр Истин решил пойти другим путём – буквально на следующий день он с таким же пылом начал наседать на ту самую рыженькую, в красках расписывая ей, какой на самом деле замечательный человек доктор Ксайрес и как здорово было бы ей пригласить его на свидание.
Девушка сдалась на следующий же день. И Ксайрес, видимо, тоже, поскольку её приглашение принял. Встреча состоялась спустя сутки; оказавшиеся тогда в столовой счастливчики могли воочию наблюдать за её ходом. И были немало удивлены: вечно раздражённый и хмурый доктор благостно кивал своей спутнице, улыбался, выслушивая её довольно плоские шуточки и не слишком умные речи, делал ей довольно уместные комплименты… После его ухода, по словам очевидцев, девушка ещё долго сидела за столом с мечтательной улыбкой, размешивая, не глядя, сахар в своём чае. Ни у кого не было сомнений, что это начало новой романтической истории – и потому все изрядно опешили, когда на следующий день Ксайрес сообщил бедной бухгалтерше, что продолжать с ней общение более не намерен. А когда она, едва не плача, спросила его о причинах, доктор в тот же день прислал ей список из двадцати восьми пунктов, по которым девушка не устраивала его в качестве партнерши.
Сам Сорах списка не видел, однако слышал, что там были такие пункты, как «отвратительная привычка откидывать волосы назад каждые пять минут» и «слишком визгливый смех». Зато он стал свидетелем того, как весь следующий месяц девушки Корпуса боролись за право пригласить доктора на свидание – не потому, что он вдруг стал мечтой и принцем на белом коне, но из чисто женской солидарности и женского же любопытства – авось, мол, именно я окажусь той, которая устроит Ксайреса по всем пунктам его списка, и вот тогда я покажу ему, как отвергать женщин, сама пришлю ему список, да не из двадцати восьми, а из ста двадцати восьми пунктов, объясняющих, почему он, доктор – отстой… Но, увы: все они на следующий день получали от него послания с объяснением их собственных недостатков, число которых пару раз переваливало аж за пятьдесят. И даже единственный парень, решивший поучаствовать в происходящем исключительно хохмы ради, удостоился той же самой реакции. Впрочем, хохма всё же удалась: его список оказался в итоге самым коротким, чем он неустанно хвастался, пока шутка не изжила себя.
Ажиотаж спал только ближе к лету, и Ксайрес восстановил свой статус неприкасаемого. Что, по правде говоря, устроило абсолютно всех, начиная от него самого и заканчивая шефом, наверняка успевшим пару сотен раз проклясть себя за неуместную инициативность.
Подумав о нём, Сорах ещё раз поглядел на отваливающуюся записку. После чего аккуратно приклеил её на место, пряча табличку с названием лаборатории, и потянул на себя дверную ручку.
***
Ксайрес зевнул и переключил следующее видео, покосившись на пробирку, в которой лениво шевелился плод его последнего эксперимента. Выглядел он довольно мерзко: розовато-серая бугристая масса размером с перепелиное яйцо, с несколькими маленькими отростками, похожими на педипальпы, и чем-то, напоминающим глаз, на кончике одного из них. Однако польза его – если, конечно, цикл роста завершится как надо, – перекрывала внешние недостатки с лихвой: пересаженный в мозг человека, он способен был в пять-семь раз ускорить рефлексы тела, причём как условные, так и безусловные, что позволило бы людям выйти на совершенно иной уровень силы, выносливости, ловкости… По крайней мере, именно так и работал предыдущий вариант этого эксперимента – ускорял рефлексы, правда, только лишь втрое, но даже это было значительным результатом. Нынешний в теории должен был стать вдвое лучше, однако до того необходимо было найти подопытного и проанализировать побочные воздействия, без которых, как известно, не обходится ни одно новшество.
Ксайрес посмотрел на своё создание ещё раз. С этим как раз могли возникнуть проблемы: в последнее время личный состав Корпуса не горел желанием сотрудничать с лабораторией. Оно и понятно, кому хочется участвовать в исследованиях с восьмидесятипроцентной возможностью лишиться жизни или, в лучшем случае, здоровья в процессе… Чисто по-человечески Ксайрес мог их понять, однако исследователь в нём негодовал страшно, ведь если бы члены Корпуса не были столь трусливы, он бы уже давным-давно смог создать сверхчеловека. А ещё солдаты, бойцы. Позорище.
Впрочем, «солдаты» было лишь красивым названием, очередной инициативой шефа, в то время как на деле Корпус представлял из себя объединение из множества созданий, которые так или иначе отличались от обычных людей: кибернетические импланты, мутации, сверхспособности и всё прочее, что власти радостно спихивали на плечи сэра Истина, не желая с этим разбираться. А тот и рад был: хлебом не корми, дай только повозиться с мутантами. Ксайрес, к слову, тоже радовался данному факту, поскольку кто бы ему позволил невозбранно ставить эксперименты на обычных гражданах? Нет, он попытался, даже, в некотором роде, преуспел. Однако именно из-за этого и угодил в итоге в Корпус, буквально выдернутый шефом с электрического стула.
Ксайрес поморщился, плотнее прижимая колени к груди. Он не любил вспоминать тот момент и старался делать это как можно реже. К счастью, его прошлым интересовались не так часто, и он вполне мог себе это позволить.
Очередное видео подошло к концу, и главный исследователь взял в руки пробирку со своим экспериментом. По его подсчётам, существо должно было достигнуть стадии зрелости через шесть-семь часов, после чего его следовало пересадить в питательный раствор, в котором и сохранять вплоть до момента пересадки в чью-нибудь голову. А это значило, что у него был отличный шанс хоть немного поспать. Ксайрес снова зевнул, переползая со стула на кровать, и с наслаждением вытянулся под одеялом. Конечно, в недосыпе был виноват исключительно он сам: никто не заставлял его сутками просиживать за микроскопом или часами следить за ростом очередной клетки. Однако порой это настолько его увлекало, что оторваться было просто невозможно, хоть и приходилось жертвовать ради этого сном, пищей и прочими потребностями организма.
Уже плавая на волнах дремоты, исследователь уловил какой-то странный звук, похожий на шаги. Но шевелиться так не хотелось, так не хотелось открывать глаза и проверять – может, это всего лишь вернулась Джанан, или же вовсе послышалось…
Он стиснул чужое запястье с секундным промедлением. Но даже его с лихвой хватило, чтобы горло Ксайреса оказалось зажато в стальных тисках чьих-то пальцев. Исследователь вытаращился, захрипел, широко распахивая рот. Забыв о том, что у него есть и вторая рука, он безуспешно пытался оторвать ладонь нападающего от своего горла, однако та и не думала сдвигаться с места. Перед глазами Ксайреса стали расходиться чёрные круги; воздуха уже не хватало, но больше пугала миг от мига нарастающая боль в горле – казалось, что его кожа вот-вот лопнет. Однако в тот момент, когда это должно было произойти, чужая рука внезапно разжалась.
Исследователь жадно вдохнул и немедленно разразился судорожным кашлем. Инстинктивно закрыв рукой пострадавшее горло, он сел на кровати, думая лишь о том, как бы поскорее продышаться, и вспомнил о нападавшем лишь тогда, когда сбоку раздалось насмешливое:
– Плохая реакция, доктор, никуда не годится.
– Пош-шёл ты, – просипел Ксайрес, только теперь оборачиваясь на голос. В комнате было темно – единственным источником света служил оставленный включённым монитор компьютера, но даже в его неверном голубоватом свете исследователь без труда разобрал мощную фигуру и острозубый оскал сержанта Эттана. – Сорах, ублюдок… Чего тебе надо?
– Да вот, доктор, я пришёл сказать, что недоволен вашей работой. Халтурите вы в последнее время, ой, халтурите.
– И где это, позволь спросить, я халтурю? – сквозь зубы поинтересовался Ксайрес, склоняя голову, точно хищник перед нападением. Он всегда остро реагировал на критику в адрес своей работы.
– Да вот, компас, что вы вживили мне в подкорку, явно сбоит. Да и ваш «ускоритель рефлексов»… Не могу сказать, что он совсем никуда не годится, однако…
– Сбоит? Что ты имеешь в виду? Где ты там умудрился заблудиться?
Ксайрес послал Сораху ещё один злобный взгляд, на что тот отреагировал очередным широченным оскалом.
– В ваших лабиринтах. Едва разыскал лабораторию, и то лишь благодаря моей невероятной природной удачливости.
Исследователь громко, язвительно хмыкнул.
– Компас, что тебе вживили, предназначен для открытой местности. Я говорил об этом непосредственно после операции. Или тебе нужно по три раза всё повторять?
– Так вот я и говорю: халтурите, – вся язвительность Ксайреса в щепки разбилась об улыбку сержанта. – Надо было компас универсальным делать, чтобы и для открытой местности подходил, и для лабиринтов всяких.
– Тебя не спросил.
– Так, может, в этом и проблема? Может, мне стоит устроиться к вам вместо Джанан? А то у меня много всяких идей, доктор…
– Мне плевать! – Ксайрес раздражённо дернулся, подскочил. – Хватит с меня чужих идей, у шефа вон вагон и тележка наполеоновских планов, не говоря уже о моих собственных.
– Ну, тогда я мог бы вас лучше мотивировать, – Сорах пожал широкими плечами, и чуть ниже склонился над своим собеседником.
Исследователь невольно сглотнул, проследив за тем, как перекатились под лёгкой тканью футболки его мускулы, плотнее прижимая ладонь к пострадавшему горлу. После, заметив, что одеяло – вероятно, виной тому были его конвульсивные подёргивания, – почти совсем слетело с него прочь, обнажив ноги до середины бедра, поспешил его одёрнуть, и поинтересовался – больше уже испуганно, нежели язвительно:
– Удушением и публичной поркой розгами?
– Почему же, есть ведь и другие способы мотивации.
Ксайрес вскинул голову – лишь для того, чтобы увидеть лицо сержанта на расстоянии каких-то сантиметров от своего. Он не успел сделать и вдоха, когда Сорах коснулся губами его губ в отнюдь не дружеском поцелуе. Протестующе замычав, исследователь попытался было отстраниться, однако сержант немедленно стиснул пальцами его нижнюю челюсть – не сильно, но ощутимо, и углубил поцелуй, раздвигая губы Ксайреса языком. Доктор торопливо сжал зубы, несколько раз быстро и поверхностно вдохнул. Нос немедленно наполнился мускусно-терпким ароматом, исходящим от кожи сержанта, и Ксайрес почувствовал, как его лоб покрывается горячей испариной: у него слишком давно никого не было, и даже такая мелочь, как едва уловимый запах, заставила его стиснуть колени, чтобы скрыть пока что чуть заметные, но недвусмысленные признаки подступающего возбуждения. Забывшись, он приоткрыл рот, чтобы поглубже вдохнуть, чем Сорах немедленно воспользовался, проталкивая свой язык меж зубов исследователя.
Ксайрес сдавленно простонал, сводя колени ещё плотнее, но в эту секунду сержант отстранился, прерывая поцелуй.
– Какого чёрта? – у доктора невольно дёрнулась бровь.
Сорах вновь оскалился.
– Какого чёрта я делаю или какого чёрта перестал?
– Придурок, – Ксайрес упёрся ладонью ему в грудь, но пытаться сдвинуть сержанта с места было всё равно что толкать гранитную глыбу.
– Касаемо первого – ничего не знаю, доктор, это исключительно ваша вина.
– В каком это смысле?
– В прямом, – с другой стороны, Сораху хватило лёгкого толчка, чтобы Ксайрес навзничь упал на кровать. – Это всё ваш «ускоритель». Вы вообще в курсе, что в число безусловных рефлексов также входит половой?
– Я удивлён, что ты в курсе этого, – пробормотал немало сбитый с толку услышанным исследователь, на что сержант только фыркнул. Его широкая ладонь обхватила оба запястья Ксайреса и завела руки доктора ему за голову.
– Будешь тут в курсе, когда по десять раз за день бегаешь дрочить.
Ксайрес судорожно вздохнул. Представлять это было не лучшей идеей – возбуждение, только начавшее было спадать, вновь сладко отдалось в низу живота. Несмотря на это, он нашел в себе силы весьма недовольным тоном поинтересоваться:
– Ну и что с того? Побегаешь, невелика беда. Я предупреждал, что побочные действия будут, и ты согласился. Какие претензии ко мне?
– Такие, что нужно уточнять, – Сорах наклонился совсем близко, и его горячее дыхание опалило правое ухо Ксайреса. – Что именно за побочные действия. Но раз уж такое произошло, думаю, будет честно с вашей стороны, если вы хотя бы один раз мне поможете.
– Честно? – исследователь гневно дёрнулся. – Ты сдурел? Треть Корпуса – женщины на любой вкус, выбирай любую, и пусть помогает тебе, сколько влезет. А меня, будь добр, оставь в покое.
– О, доктор, какой вы жестокий, – буквально-таки промурлыкал сержант. – Но, знаете, в отличие от вас, я очень-очень добрый. И хоть вы не хотите мне помогать, я помогу вам сам.
– С чем? – Ксайрес сдавленно простонал – признаки возбуждения ощущались всё явственнее, туманя мозг и отчаянно призывая доктора прекратить сопротивление. – Мне не нужно…
– Не врите. Или вы думаете, я внезапно ослеп, оглох и потерял обоняние?
Когда свободная ладонь Сораха накрыла его пах, Ксайрес совсем по-девчачьи взвизгнул, взбрыкивая сведёнными коленями. Ему страшно, до звёзд в глазах хотелось получить разрядку – но только не от сержанта Эттана, только не так. Однако его мнение по этому поводу интересовало исключительно самого доктора.
Ладонь Сораха заскользила выше, шершаво гладя живот, задирая футболку, чувствительно проходясь по торчащим рёбрам. После на миг остановилась посередине груди – и переместилась вправо. Ксайрес впился зубами в нижнюю губу, чтобы не закричать: сержант довольно сильно ущипнул его за сосок, не то не рассчитав, не то, напротив, рассчитав слишком хорошо. Потом проделал то же с левым, снова ущипнул правый, левый, опять левый… Когда Эттан оставил их, наконец, в покое, доктор поймал себя на том, что уже какое-то время не переставая стонет сквозь зубы, а из уголка его рта прямо на подушку стекает тонкая струйка слюны. И, увы, заметил это не только он.
– Как мило, – не преминул прокомментировать сержант. – Теперь я смогу говорить, что доктор Ксайрес пускает на меня слюни.
– Заткнись! – Ксайрес неистово дёрнулся. – Прекрати! Если ты хотел меня унизить, то ты уже это сделал, слышишь?! Чёрт, ты ведь сам согласился на эксперимент, так какого же…
Доктор с силой стиснул зубы, едва поймав готовый сорваться с губ всхлип. И замер на вдохе, когда вместо очередного остроумного комментария услышал в ответ:
– Вы такой умный, доктор. Но иногда вы совершенно ничего не понимаете.
И прежде, чем Ксайрес успел переспросить, что Сорах имел в виду, тот скользнул ладонью под резинку его трусов, сделал пару поступательных движений… Тело доктора выгнулось, и он будто сквозь вату услышал собственный протяжный стон, ознаменовавший собой наступление долгожданной разрядки.
Когда же мускулы его тела перестали конвульсивно сокращаться, и Ксайрес смог приоткрыть глаза, Сораха в его комнате уже не было.
***
Вечером следующего дня Ксайрес подсел к Сораху за столик, когда тот ужинал. Немногочисленные посетители столовой отреагировали на это одинаковыми удивлённо-заинтересованными взглядами; игнорируя их, исследователь непринуждённо откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и сдержанно проговорил:
– Я обдумал твои вчерашние слова.
– Какие именно? – тот чуть склонил голову набок, не донеся ложки до рта.
– Про побочные эффекты. Наверное, в чём-то ты был прав – мне стоило более подробно рассказать о них и сделать это до операции. Однако у меня есть пара идей, как можно устранить этот эффект. Думаю, через три-четыре дня я смогу их доработать…
– Доктор. – Сержант вздохнул и опустил ложку обратно в тарелку. – Простите, но вы снова ничего не поняли.
– Не понял? – переспросил тот, подаваясь к Сораху. – Что, чёрт подери, ты имеешь в виду? Ты же мне сам вчера сказал, что…
– Я немного преувеличил, – чуть помедлив, отозвался тот и смущённо потёр переносицу. Подобная неуверенность в его исполнении выглядела весьма странно, так что Ксайрес не решился перебить, и лишь молча вскинул брови, ожидая дальнейших объяснений. – Та реакция, что я вам описал – она проявляется так не в присутствии каждого человека. Точнее сказать, только лишь в присутствии одного конкретного.
– Вот как? И кого же?
Повисла непродолжительная пауза. Сорах легко вздохнул и исподлобья взглянул на непонимающего доктора:
– Неужели это не очевидно?
После, вспоминая этот эпизод, Ксайрес уверенно делал вывод, что никогда – ни до, ни после этого, – не краснел так стремительно и так горячо. Он хотел вскочить, сбежать обратно к себе в лабораторию, или хотя бы просто провалиться сквозь пол, но вместо этого остался зачем-то сидеть на месте, полыхая лицом и ушами. И лишь когда смущение пошло на спад, Ксайрес сумел сквозь зубы поинтересоваться:
– Но зачем надо было действовать именно так? И почему нельзя было просто сказать?
Вместо ответа Сорах оперся щекой на ладонь и спросил:
– Вы помните, как в прошлом году ходили на свидания, а потом писали списки недостатков?
– Допустим.
– И вы помните, что написали тому единственному парню, который решился вас пригласить?
– Н-нет.
Сержант легко вздохнул.
– Там было всего два пункта. Первый: «Слишком прямолинеен, говорит всё в лоб». И второй: «Чересчур нерешительный».
– Господи… – пробормотал Ксайрес, впервые в жизни не сумев сформулировать ничего более внятного. Кажется, даже не услышав этого, Сорах смущённо хмыкнул.
– Честно говоря, этого парня именно я подговорил пригласить вас на свидание. Хотел посмотреть, как вы отреагируете на приглашение, исходящее от мужчины. После этого я планировал позвать вас самостоятельно, но, увы, акция уже закончилась, а потом наш отряд отправился на длительную миссию… В общем, я так и не смог. Говорил себе, что я вам совершенно точно не нужен, хотя, наверное, всего лишь оправдывал этим собственную трусость. Но после того, как вы пересадили мне «ускоритель»… Простите, вчера у меня конкретно сорвало крышу.
– Дурак. Мог бы просто попросить у меня блокаторы, – глухо пробормотал Ксайрес, не поднимая головы.
Сорах вздрогнул, поджал губу. Но прежде, чем он успел что-то ответить, доктор добавил тем же тоном:
– Или просто сказать прямо. Боже, неужели за всё это время ты так и не понял, что я паршиво понимаю намёки? – доктор вздохнул и встал из-за стола. Немного помедлил, точно раздумывая, а после решительно шагнул к сержанту и коснулся ладонью его плеча. – В любом случае, я хотел бы поподробнее проанализировать воздействие «ускорителя» на твой организм. Когда будешь свободен, приходи в лабораторию. Заодно посмотрю, что можно сделать с твоим компасом.
Ксайрес развернулся и направился к выходу. Когда он был уже у самых дверей, Сорах вскочил на ноги и прокричал ему вслед:
– А можно я приду к вам сегодня?
Улыбка скользнула по лицу доктора – слишком широкая для простого исследователя, увидевшего энтузиазм подопытного. Он легко кивнул и скрылся в дверях.
А сержант Сорах с размаху опустился обратно на стул и громко расхохотался.