– именно это было произнесено подругой вместо приветствия в первый раз.
И ее слова оказались правдивыми. Потому что случилась она сама. Осаму Дадзай удивительно легко нарушает чужое личное и душевное пространство, а сама умудряется к себе никого не подпускать за редким исключением. – Ты сегодня раньше обычного. Дети все-таки смирились с тем, что тебе приходится возвращаться домой? – немного насмешливый взгляд карих глаз, легкая улыбка на устах и по кружке с ароматным напитком в каждой руке заставляют Одасаку ощутить то, что она действительно дома. – Нет. Все так же неохотно меня отпускают, но Сэйки заставила меня уйти раньше времени. Ей показалось, что я слишком бледная, потому пообещала подменить, – уже вымытыми и сухими руками рыжеволосая взяла одну из чашек, чтобы сделать первый глоток почти «живительного» напитка, который так часто ее выручал во время подготовки к экзаменам и пересдачам раньше. А вскоре, кажется, будет спасать Осаму, которая мимолетно нахмурилась, заслышав имя коллеги Оды. Ревнивое дитя. – Нормально себя чувствуешь? – теперь она хмурится из-за беспокойства. Столько значений у, казалось бы, одного и того же выражения лица. – Немного кружилась голова, но свежий воздух это уже исправил. Не волнуйся так, – теперь уже и губы меланхоличной Сакуноске тронула улыбка, на которую школьница не может не ответить. Скромная съемная квартира Одасаку располагает к молчаливой гармонии, даже темноволосый «паяц» старается не нарушать это правило, молчаливо слушая какой-то фильм по телевизору, а ее голова, наполовину покрытая бинтами, покоится на коленях увлеченной фильмом Оды. Почти такой же увлеченной, как раньше когда она занималась стрельбой. Дадзай невольно грустно вздыхает.***
Несколько лет назад, когда ночное небо было более глубокого синего оттенка, а троица под названием «Бурайха» все еще была практически неразлучна, все и произошло. Одасаку и Сакагучи были в одном классе и учились на два года старше Осаму (которой этот факт совершенно не мешал общаться с ними на равных, прибегать почти каждую перемену к подругам, равно как и им), они все вместе строили планы, каждую пятницу и среду ходили на специальное стрельбище, чтобы понаблюдать за тренировкой стрелкового клуба и Сакуноске в частности; оккупировали одни и те же места в библиотеке периодически, чтобы совместно подготовиться к каким-либо урокам, нагнать что-то по учебе; в выходные выбирались в кафе (с этим разнесчастным карри), в парк аттракционов (совершая налеты на несчастные тиры), ходили друг к другу в гости, и ничто не могло нарушить эту идиллию. Казалось, что и впрямь не сможет, но увы. Сначала Анго «переманили» в другую компанию, общение затухало, а по окончанию школы уехала, отправив по письму с извинениями бывшим подругам. Потом у Оды появился парень. Дадзай, как до появления Бурайхи, осталась одна. Это было началом «перелома». Потом события понеслись быстро. То ли из-за однотипности дней для Осаму, то ли из-за вечной усталости и болезней, то ли время правда стало течь быстрее, но факт остается фактом. Девушке казалось, что не прошло и месяца между «началом» и «основной частью» – аварией, в которую попала Одасаку. Больница, расставание с парнем, лечение, лечение, лечение. Осаму впервые увидела настолько сломленной свою подругу, которая всегда была крепка, как сталь, а теперь затухала. Казалось, что даже ее рыжие волосы потускнели и перестали пылать, как раньше. – Одасаку, посмотри на меня. Если ты сейчас сдашься, то я тебя ни за что не прощу, – впервые Дадзай угрожает Сакуноске, впервые Сакуноске служит причиной жесткого, пустого и злого взгляда. – А какой смысл бороться? Все ведь потеряно. – Но я-то у тебя осталась. И если ты не сдашься, то я сделаю для тебя все, что ты мне скажешь. И обещаю, что никуда не денусь. Конец перелома был обозначен поцелуем. Сначала в шутку, мол, «ты мне не сказала свое желание, вот я и решила». А потом не в шутку. И не один раз. –…Ты уснула? – из омута воспоминаний Осаму вернул голос Оды и то, как настойчиво она трясла ее за плечо. – Немного, кажется, – школьница зажмурилась, ощутив то, как пальцы девушки коснулись повязки на ее правом глазу. – Не перевязывала сегодня, да? – темно-рыжие брови оказались сведены к переносице, и даже самая невинная улыбка Осаму не смогла заставить морщинку между бровями разгладиться. Ода прекрасно знала, что подруга это сделала специально, чтобы она перевязала, а затем самой, как бы в ответ на заботу, прикоснуться к шрамам на теле Одасаку, покрыть их сначала поцелуями, а затем и мазью, чтобы они исчезли. (Хотя она сама поначалу говорила, что против, ибо шрамы были частью эстетики. «Но они ведь красивые».) Но не сказать, чтоб Одасаку сама была против. Но перевязывать глаз все-таки надо своевременно, а не когда придется. И в целом к здоровью относиться серьезно, а не как кое-то, лежащий на коленях Оды. Она-то понимает, как это важно. Поэтому не позволит Осаму загубить свое здоровье и саму себя.Сейчас они обе ощущают себя в безопасности и безмятежном спокойствии. Они ощущают себя дома.