***
Прощаясь с наставником, Ската не плакала — ученики Дераса Бана вообще не лили слез понапрасну. В пути она не оглядывалась, не смотрела туда, где уже растаяли очертания прекрасного Аль-Рубита; она молча сидела в седле, погруженная в себя, только все время прижимала к себе подарок учителя. Такой дорогой подарок… Бан уверил ее, что их разлука временна, что как только война темных эльфов с империей закончится, она сможет вернуться к нему, но Ската почему-то знала, что этого не будет. Сердиться на Бана она не могла — в конце концов, он спас ее. Да и вообще попасть в ученицы к великому оружейнику и магу клинка из дома Химеры, еще и по его приглашению, — кому из жителей подземелий выпадает в жизни такая удача? Конечно, от кого-то Бан узнал о ней и ее выдающихся успехах во владении мечом. От кого, Ската так и не выяснила. Бан принимал у себя зверолюдей как равных, и к нему сбежали несколько могучих минотавров — быть может, от них. Сам же мастер отчего-то весьма интересовался жителями подземелий — поговаривали, у него были на то личные причины. У кое-кого из приближенных к главе клана, видимо, тоже были личные причины отослать надоевшую Скату подальше. Она не хотела думать о том, кому и когда ненароком заступила дорогу. В подземельях было дозволено многое, и, вероятно, не только из-за боевых навыков ей пришлось отправиться в почетную ссылку в Аль-Рубит. Но, как говорят фанатики из дома Вечности, Асха все обращает на пользу: попав к Дерасу Бану, Ската получила ценные уроки, о которых, живя в подземельях, даже мечтать не могла. Дисциплина, выдержка, уважение к врагу и сострадание к союзнику, равно почтительное отношение ко всем, будь то орки или люди, наги или ракшасы, — вот лишь немногое из того, чему Бан научил ее. Да, когда-то она действительно не могла смириться с тем, что он подарил Грань Равновесия минотавру, а не ей, той, которую называл своей лучшей ученицей. Когда-то она не могла смириться со всем тем, из-за чего ей пришлось покинуть Конос. Когда-то она вообще не умела смиряться, но теперь научилась и этому. Шепот Тьмы, постоянно преследующий Скату и других подданных Туидханы, вдали от подземелий стал глуше, и Ската вздохнула с облечением. Бесплотные голоса утомляли и пугали ее. Маласса даровала ей, как и всем темным эльфам, способность слышать их, но не даровала способности их понимать, различать откровения в потоке постоянного духовного шума, казавшегося Скате жутким. Они были невыносимы, эти невнятные голоса, они заставляли ее в отчаянии зажимать уши, плакать и думать, что она сходит с ума. Более всего ее мучила невозможность хотя бы на мгновение остаться одной, привести мысли в порядок. Ни в безумии любви, ни в пылу поединка она не могла найти забвения. Принимая из рук избранной фурии, одинаково яростной в бою, страсти и мести, дурманящее зелье и погружаясь в оцепенение чувств, она была почти благодарна за возможность просто побыть в тишине. Бред, видения, головная боль казались не такой уж большой платой за несколько часов относительного покоя… В Аль-Рубите стали постепенно затягиваться раны — сердечная и телесная, которые неистовая фурия нанесла ей напоследок, и душа Скаты тоже начала понемногу заживать. Ревность, вожделение и равнодушие, соперничество с себе подобными, мучительные тренировки под нескончаемый шепот Тьмы, от которого негде было спрятаться, сменяющиеся грезами под грибным зельем, — все это осталось в прошлом. Во время ученичества у Бана голоса все еще были со Скатой, звучали в ней, но так тихо, что порой она даже пыталась прислушаться к ним — то ли из любопытства, то ли в надежде, что они со временем замолчат навсегда. Но Скате пришлось покинуть его. По мнению Бана, в Аль-Бетиле, на его родине, было безопаснее: магов, желающих союза с империей, там встречалось куда меньше, чем в Аль-Рубите. Последователей Белкета интересовала вечность, а не свара Соколов с темными эльфами, и именно к ним, на юг, лежал ее путь. А там… Об этом Ската старалась не думать, мерно покачиваясь в седле и слушая, теперь уже покорно, что навязчиво нашептывает Тьма.***
Ей было стыдно перед мастером и его семьей — родня Бана приняла ее как свою, более чем радушно, и долго прятала. Даже в Аль-Бетиле темным эльфам небезопасно было находиться — некоторые все же поговаривали о жестах доброй воли по отношению к Соколам, и Ската, боясь, что кто-нибудь из магов выдаст ее имперцам, тщательно скрывалась — больше из благодарности, ради учителя и его домочадцев, чем ради себя. Но со временем, осмелев, она, чтобы не быть в тягость своим покровителям, стала наемницей, выполняла за хорошую плату опасные или щекотливые задания — тайно сопроводить знатную даму или девицу, обеспечить охрану пленника, передать послание или ценную вещь… То самое предложение ей сделал, как ни странно, один из младших родственников Бана: для некоей Светланы из дома Вечности раздобыли секретные свитки и переслали в Аль-Бетиль вместе с зашифрованным письмом. — Охотников за ними много, простого гонца могут, боюсь, и убить, — опасливо сказал он. — А Светлане они, видать, нужны, заплатит, не сомневайся, у некромантов золото из рукавов так и сыплется! Вот только давно ее в городе не видели, может, у Белкета отсиживается, а может, и на другом конце света, знать бы наверняка… Как раз по тебе дело, кому еще взяться! И Ската взялась. Пробралась в назначенный час в место тайной встречи, на ходу перехватила у нужного человека свитки и словно растаяла в темноте. Той же ночью она появилась у мрачных стен обители Белкета. Стражи внешних врат пропустили ее неохотно, а когда за нею закрылись и внутренние врата, Ската поняла: больше идти некуда. В пустом и темном зале, казалось, не было ни души, однако она ощущала чье-то присутствие, притом не одного существа, а многих и многих, будто за ней из укрытия наблюдала толпа зрителей. Ей стало холодно и страшно. Уйти, не выполнив задания, было невозможно, и Ската скрепя сердце ждала, что произойдет дальше. В конце концов, что могло быть хуже изгнания из подземелий, пусть неявного, хуже измены и отметины от чужого меча на груди, хуже разлуки с Баном? И все же ей было тяжело находиться в этом чудовищном строении из черного камня. Массивные колонны, за которыми мог прятаться кто угодно; шепот бесчисленных голосов, который в этом диковинном месте вдруг невероятно усилился и впервые в жизни довел ее до головокружения; невыносимые странные запахи, вызывающие дурноту; навязчивые мысли о том, что или кого скрывает тьма, нарушаемая лишь тусклым светом пары факелов… Ската стиснула ладонями виски, слишком хорошо понимая, что это не поможет, прикусила губу и закрыла глаза, чтобы не поддаться панике и не побежать прочь. С трудом дыша, она попыталась успокоиться и трезво обдумать происходящее, как учил ее Дерас Бан. Темный зал с высокими сводами напомнил ей дом — жуткие черные пещеры, колонны Каликана. Может быть, оттого и усилились голоса... Мучительные размышления Скаты прервал звук тяжелых шагов, и в зале словно из ниоткуда появился человек, облаченный в черные доспехи. В руке у него был обнаженный меч — приглядевшись повнимательнее, Ската узнала знакомые очертания: перед ней была работа ее учителя. Воин в черном показался ей старым приятелем, почти другом — только на миг, пока не заговорил: — Кто ты? Назови себя и отвечай, зачем пришла. Мы не любим чужаков, и сюда никто не смеет являться ночью без особого приглашения архонта. Ската не смогла бы сказать точно, разносится его низкий голос под сводами зала или звучит внутри ее собственной головы наравне с непрерывным шепотом Тьмы. У нее возникло непередаваемое, дотоле неизведанное ощущение, что некто словно обыскивает, ощупывает ее душу, освещает невидимым фонарем хладнокровно и бесцеремонно. Пытаясь избавиться от этого наваждения, она назвала свое имя и объяснила цель позднего визита. Рыцарь подошел ближе, угрожающе приподняв меч. — Ах, вот оно что, — произнес он холодно. — Лживая воровка! Сколько ни дави вас, вы все плодитесь и плодитесь! — Что?! — вспыхнула Ската, от изумления даже забывшая о страданиях. — О чем это ты? — А тебя неплохо научили обманывать и закрывать свои мысли. Но у тебя на поясе краденый клинок. Не простой. Магический клинок работы великого Дераса Бана. Не хочешь ли сказать, что притащила его из своих зловонных подземелий? — с издевкой спросил рыцарь. — Как ты смеешь?! — возмутилась Ската, но сдержалась, еще надеясь решить все миром. — Это действительно клинок Дераса Бана — сам Бан подарил мне его на прощание, когда я отправлялась сюда, в Аль-Бетиль. Я его ученица! — Ученица Дераса Бана? Любопытно, если подрезать твои длинные уши, ты будешь лгать так же бесстыдно? — он внезапно занес меч, и Ската, сбросив оторопь, успела отразить полновесный удар. Ее противник не собирался уступать. С того момента, как он — а кто же еще? — обшарил ее душу, голоса Тьмы почему-то умолкли, и теперь Ската слышала только лязганье металла да собственное тяжелое дыхание, но вдруг ей снова почудились шепот, стоны и вздохи, словно дуэль происходила на глазах десятков невидимых свидетелей. Она почувствовала что-то похожее на дуновение ледяного ветра и остановилась. Сквозь нее будто потекла неосязаемая, незримая темная река, обещая приближение покоя, завершение всех мук... Ската не пыталась сопротивляться — поддалась этому холодному потоку, понимая, что еще удар — и она погибнет, и покоряясь неизбежному… Поединок оборвался так же внезапно, как и начался — рыцарь опустил меч. — Довольно, — произнес он равнодушно. — Я убедился: это твой клинок. Я слышал, что у мастера Бана была ученица из темных эльфов. Как я понимаю, это ты. — И это все? — воскликнула уязвленная Ската. — Ты назвал меня воровкой, обвинил во лжи, напал на меня! И еще ты… ты… сам знаешь! Почему ты это сделал?! — Вокруг нас слишком много подозрительных чужаков. Я обязан проверить каждого — это мой долг. — Ничего себе долг… — Ската презрительно дернула плечами и неожиданно покачнулась — оказалось, что у нее совсем не осталось сил, точно кто-то выпил их вместе с волей и желанием жить. С трудом удержавшись на ногах, она вбросила Слияние в ножны и любовно погладила рукоять, вспоминая, как Бан подарил ей этот меч. Неприязнь и холод отступили. — Просить прощения не стану. Лжецы и воры больше не будут допущены сюда — я дал слово. Этому дому и так хватило негодяев. Если знаешь, что такое честь, то поймешь… Но к делу, пустозвонство не к добру. Почему ты решила искать Светлану именно здесь? — А где же еще? — На самом деле, — рыцарь заговорил медленнее и спокойнее, — она редко является сюда. Никто никогда не знает точно, где она может быть... — Прошу тебя, если тебе известно, как добраться до нее, расскажи мне. Это важно. Я не причиню никому вреда, даю слово. Рыцарь некоторое время, по-видимому, внимательно изучал Скату, почти как Бан, а потом вымолвил нехотя: — Сейчас она в Нар-Ишкуне, так что тебе придется отправиться в плавание, чтобы найти ее. Можешь не успеть, но попытайся. На прощание он произнес: — Ты клялась, что не причинишь вреда, но смотри, как бы вред не причинили тебе. Твое слабое место — чувства. Они могут подвести тебя. Ты сильна, но не забывай, особенно под влиянием гнева или пылкой приязни: не все такие, как ты. У врага может иметься при себе не один только меч. Он молниеносно развернулся, и над головой Скаты что-то просвистело. О стену позади нее со стуком ударился кинжал. Однако Ската почему-то не удивилась и не рассердилась, хотя едва успела уклониться, а рыцарь добавил: — Заглядывай сюда, когда — и если — вернешься. Расскажешь, как поживает старина Бан и не собрался ли к нам присоединиться — Белкет предлагал ему бессмертие. Да, и приходи с мечом. Давно так славно не упражнялся!***
— Белкет не признаёт нас, Мать Намтару, но я скоро вернусь в Аль-Бетиль и обо всем позабочусь. Нужно лишь подождать. — Твой дух тверд. Ты сумеешь, Светлана. Придет верное сердце, принесет клинок, выкованный верной рукой. Они помогут… Ничего не зная об этом разговоре, Ската смотрела на сине-зеленый океан. Голоса в голове шепотом напевали что-то в такт биению волн о борт шустрого суденышка... Светлана поразила ее — и обликом, и спокойной отрешенностью. Получив плату за услугу, Ската осталась на ночлег в Нар-Ишкуне и долго размышляла обо всем: о вернувшихся голосах, о черном рыцаре, о странных словах, сказанных им, — Скате не хотелось думать, что он проник в ее разум. Проник слишком легко и слишком глубоко, а ведь овладеть ею — в любом смысле — всегда было не так-то просто… Светлана, право, была странной некроманткой. Ската мало что слышала о Матери Намтару, знала только, что Светлана, потеряв в плавании своего учителя, в одиночку привезла это существо в Тихие земли, надеясь, что Мать Намтару будет здесь в безопасности. Да за подобные заслуги она могла бы подвинуть самого Белкета и стать верховной жрицей! Во всяком случае, в подземельях случилось бы именно так. — Приходи ко мне завтра, — велела Светлана, когда Ската с каким-то тайным сожалением собиралась откланяться. Скате во время беседы снова показалось, что некто смотрит ей в душу, но если рыцарь в черном перерыл ее нутро с брезгливой методичностью сыщика, то разговаривая со Светланой, она ощутила что-то похожее на деликатное прикосновение. Что увидела эта некромантка и зачем призвала ее к себе снова, Ската не знала, но наутро пришла к Светлане. — Ската, — сказала Светлана, — ты сильна, преданна и умеешь хранить тайны. Оставайся со мной. Мне есть что поручить тебе. Ската растерялась. С одной стороны, для нее не было ничего хуже, чем показать Светлане свои мучения, а это рано или поздно неминуемо произошло бы. С другой, Ската, глядя на эту болезненного вида женщину с волевым серьезным лицом, думала о том, что если она сегодня покинет Нар-Ишкун, доберется до порта, поднимется на корабль, то ей лучше похоронить себя где-нибудь в Нефритовом проливе — так ей хотелось остаться. Что могло ждать ее впереди? Опасные задания, чужой дом, чужая земля. Переживание разлуки с Баном, которого, она знала, она больше никогда не увидит. Чудовищные голоса, которые нечем унять — грибное зелье следовало забыть вместе с подземельями, куда, понимала Ската, она уже тоже никогда не вернется… Ската посмотрела Светлане в глаза. — Я согласна, — сказала она.***
«О Светлана, Цветок Севера! Прелестный цветок, едва не зачахший в своей отверженности. Какой же сильной ты всегда была, такая хрупкая с виду! В тебе могучий дух Грифона, но кто знает и кто, кроме меня, может понять, что ты пережила, когда увидела, что с появлением брата Павла стала никому не нужна? Когда Агирре, друг, наставник, а может быть, и владыка твоего сердца, умер? Когда ты дважды не успела, не спасла ни его, ни Павла? Когда ты, рискуя собой, привезла Мать Намтару с дальних островов и укрыла, а сообщив Белкету эту великую новость, поняла, что он совсем не рад и не разделяет твою веру? Когда ты нянчила беспокойного племянника, заменив ему родителей, а за твоей спиной шепталась вся империя, называя гнилой ведьмой и проклятой еретичкой? Снова и снова одна… Есть ли что-то горше? Хотя ты счастливее, чем я, — тебя не гложет память, твою душу не отравляют ревность и боль разлуки, тебя не мучают голоса...» Ската постоянно и напряженно думала о чем-нибудь, чтобы отвлечься и не дать себе погрузиться в безумие — по неясной причине голоса Тьмы теперь звучали в ней в полную силу, мешали, отнимали волю, не давали спать. Казалось, постоянно что-то шепчут сами стены, сама земля, сам воздух. Ската пила целебные зелья и вино — они кое-как помогали ненадолго задремать, но шепот просачивался в ее сны и приводил Скату в отчаяние. Единственное, что отвлекало ее, — неистовая работа ума. Думать приходилось о многом и постоянно, до изнеможения. Стоило чуть-чуть ослабить хватку, как Тьма наваливалась и оглушала ее. Часто, даже слишком часто предметом ее дум была Светлана. Ската не понимала, что чувствует: почтение, жалость, страсть? Быть может, страх или зависть? Но нет, все это никак не подходило к тому странному тяготению, которое она испытывала. Она не могла дать верного названия своей привязанности, но в присутствии Светланы у нее на душе становилось спокойно и тепло, и даже яростный призрачный шепот не мог убедить Скату отплыть назад в земли магов, чтобы найти забвение. Разве что с ней. Только с ней… Светлана действительно снова собиралась в Аль-Бетиль — продолжить изыскания и еще раз поговорить с Белкетом. — Можешь пойти к нему со мной, Ската, — заметила она. — Встретишь своего нового друга. Вряд ли он на сей раз попытается убить тебя. — Он велел мне приходить с мечом, госпожа, — фыркнула Ската. — Думаю, попытается. — О нет. Мерих — каратель и судья, но не жнец. Он свято верит в то, что защищает, а защищает он того, у кого власть: он считает, не будет власти — не будет порядка, не будет и служения. Если он поклялся в верности, он будет драться до конца за того, кому присягнул, и без колебаний выполнит его волю, и добрую, и злую. Беда в том, что присягает он чаще титулу, нежели душе. — А вдруг он прав, — вздохнула Ската. — Души так переменчивы… — Не бойся его. Для тебя он безопасен, пока убежден, что ты не представляешь угрозы для Белкета. А вот с меня может и снять голову. Ската испугалась: — Из-за чего?! Из-за Матери Намтару? — Белкет не разделяет моей веры в нее, для него не очевидно то, что очевидно для многих, — то, что Мать Намтару, рожденная из кошмаров Асхи, в какой-то степени есть она сама, ее часть. И в то же время она не великая Прядущая, а самостоятельное существо, но существо священное, могущественное, живущее одновременно и в нашем мире, и в мире духов. Она — посредница между нами и богиней, способная передавать нам ее волю без искажений. Разве этого недостаточно, чтобы почитать и оберегать ее? — Достаточно! — Белкет так не думает. Потому и приходится скрывать Мать Намтару, в Аль-Бетиле для нее слишком опасно. Да и для меня это риск. Архонт признает влияние Матери Намтару и ее значимость для нас, но не считает ее божественной, достойной поклонения за ее тесную связь с Асхой и ее собственное величие. А если он твердо стоит на своем, то кто из некромантов поверит ей? Или мне? — Я поверю, — горячо воскликнула Ската, но при мысли о Матери Намтару снова услышала шепот, сложившийся в отчетливое: «Приди…» Ската схватилась за голову и потеряла сознание.***
Она впервые за много лет плакала навзрыд. Несколько раз порывалась упасть на колени, но Светлана не позволила, посадила ее рядом с собой и взяла за руку. — Госпожа, — вне себя от стыда и отчаяния кричала Ската, — я знаю: я не могу служить вам, я не способна на это, я вот-вот потеряю рассудок и жизнь! Я ушла бы сама, но не могу оставить вас сейчас, когда вы в опасности! Я пойду за вами, я буду драться со всеми — с призраками, с упырями, с наемниками, со жнецами! С Мерихом! С Белкетом, если понадобится! С демонами! С богами-драконами! А потом делайте со мной что хотите. Лучше убейте меня или обратите! Госпожа, я не хочу больше мучиться… — Ската, — спокойно проговорила Светлана и сжала ее руку, — никто тебя не убьет и не лишит служения. Увы, твой народ получил от Малассы роковой дар, которым мало кто способен воспользоваться. То, что ты слышишь, не болезнь разума — это звучание мира духов. Я тоже постоянно слышу их… Ската перестала плакать и изумленно посмотрела на Светлану, не веря своим ушам. — Не только слышу — я живу среди них и стремлюсь к тому, чтобы узнать еще больше. Ты, если захочешь, тоже научишься различать в этом шуме отдельные голоса. Уже сейчас тебе доступны чувства живых и мертвых, богов и демонов, шепот неупокоенных душ в обители Белкета и самой Матери Намтару, пусть они и сливаются в единую бурную реку. Все мы связаны с миром духов тесными узами и через него же прочно соединены друг с другом. Пусть мы никогда не сможем жить в нем так, как Мать Намтару, для которой он столь же осязаем, как для нас земля с ее морями и горными вершинами, пусть мы в нем слепы и глухи, но мы можем развить свое чутье, услышать, ощутить его, увидеть краем глаза его образы. Ты не бредишь, Ската, — ты познаешь истинный голос мироздания. Ты не сходишь с ума, но сойдешь, если будешь и дальше сражаться со своим даром, вместо того чтобы принять его и отправиться в великое духовное странствие... — Но я не могу! У меня нет больше сил. На это понадобится столько времени! Да и кто наставит меня? — Если ты желаешь, я сама могу научить тебя справляться с этим — или изучить этот мир глубже. Добиться священного слияния с ним — это первый шаг на пути к богам. Именно так Сар-Илам достиг сознания самой Асхи! Но даже живя в этом мире, надо порой уметь закрываться — не все его влияния благотворны. Тебя будет преследовать чужая злая воля, ты можешь столкнуться со страданиями заблудившихся душ, услышать и преступников, и лжепророков, и демонов. Опасности духа чрезвычайно велики, а соблазны чрезвычайно сильны. К этому нужно подготовиться, Ската. В тебе, как и во всех живых, много мирских чувств; они не дурны, но мешают тебе — именно это и ощутил в тебе Мерих, сам с этим знакомый, — и слишком привязывают тебя к земле. Мать Намтару в силах тебе помочь, если ты согласишься. Когда в твое сердце придут покой и тишина, ты сможешь постигать мир духов беспрепятственно. Твоя преданность делает тебе честь, Ската, и я благодарна тебе. И Мать Намтару — тоже. В свитках, что ты доставила из Аль-Бетиля, сложные магические формулы, известные лишь немногим, и я надеюсь, это поможет нам ее уберечь. Но если она призвала тебя, нужно идти. — Я готова, госпожа. Я с радостью.***
— Она не верит мне, Мать Намтару. Она никому и ничему не верит. Она измучена и пришла сюда, чтобы умереть. Я не могу переубедить ее, но молю, пусть она получит доказательство более серьезное, чем мои слова. Выходя из обители Матери Намтару, Светлана предупредила: — Ската, ты уверена? Обратного пути не будет. — Да, госпожа. Я уверена. — Тогда прими свою судьбу. Не удивляйся словам Матери — она речет от имени Асхи. Ты можешь обоснованно думать, что через нее с тобой говорит сама Прядущая. Ската шагнула вперед в ожидании встречи с чудовищем. Увидела Мать Намтару, огромную, трехголовую, и замерла. Многоголосый шепот оглушил ее: — Преданное чадо, вернувшееся к матери, знай: я не отвергаю своих детей. Прими мой поцелуй, чтобы стать сильнее, прими его, чтобы освободиться. Прими его, чтобы присоединиться ко мне. Ската поняла, что ее жизнь и ее мучения подошли к концу. Она с благодарностью кивнула и, поддавшись искреннему порыву, раскрыла объятия. Последнее, что она увидела, — три лика, одновременно прекрасных и кошмарных: лик девы, узкогубой, со змеиным языком, лик жены, круглый, луноподобный, исполненный жизни, и лик старухи с провалившимися глазами, лик смерти, отчего-то показавшийся ей самым пленительным — ни фурия из подземелий, ни сама Туидхана, ни даже Светлана не сравнились бы с ней. Ската ощутила, что наконец-то нашла ту, которую так долго искала, к которой стремилась всем сердцем, и рванулась к ней. — Поцелуй меня, — прошептала она.***
Корабль, подгоняемый попутным ветром, резво бежал по волнам, отливающим зеленью, небеса над Нефритовым проливом были высоки и безмятежны. Светлана выбралась на палубу и сразу увидела Скату. Ската неподвижно сидела у борта в глубокой сосредоточенности, словно внимательно слушала что-то такое, что не было доступно никому, кроме нее. Светлана осторожно подошла к ней, и Ската подняла глаза. — Я слышу… — тихо сказала она. — Я тоже слышу. Нам придется вернуться. — Не думаю, госпожа, — Ската встала и почтительно склонила голову, — Мать не зовет нас, лишь предостерегает. Не тревожьтесь. — Ты права. И все же задерживаться в Аль-Бетиле не станем. — Как прикажете. Мать предупредила бы нас, если бы предвидела дурное, но одну к Белкету я вас не отпущу, госпожа. Даже если он сам и не причинит вам вреда, около него немало коварных людей, желающих выслужиться, и я не знаю, чего от них ждать. — Я полагаюсь на твою зоркость и остроту чутья, Ската. Разлука с Матерью тебя не тяготит? — Нет, госпожа. Я бы даже не назвала это разлукой — я все время чувствую ее, слушаю ее голос. Хотя, конечно, оставлять ее надолго не хотелось бы. Боюсь, она и там не в безопасности. Быть может, подыскать для нее иное убежище? Лощина Духов, каньон Вечности... — И я думаю об этом. Вернемся и все устроим. Белкет не одобряет нас, но заметила ли ты, что некроманты из Городов стали чаще наведываться в Нар-Ишкун и приходить к Матери? По одному, по двое, тайно… Это не случайность, Ската. Далеко не случайность. Белкет мудр и велик, но наука интересует его куда больше, чем духовные уроки. Именно поэтому он, даже получив «Откровения Седьмого Дракона» и изучив их самым тщательным образом, не смог проследовать за ним до конца. Боюсь, наши с ним дороги здесь расходятся. — Госпожа, даже если так, Асха все обращает на пользу. Белкет сделал для Прядущей и для всех нас невероятно много, но у него свой путь, путь одинокого искателя, а ваша судьба тесно переплетена с судьбою Матери Намтару. Слияние, великое слияние… Я вижу, что у нее — и у вас! — будет все больше и больше сторонников. Познание через откровение доступно лишь избранным, таким, как вы, но оно куда полнее и совершеннее, чем любые упражнения суетного ума… — Ты права, Ската, хотя никаким знанием не стоит пренебрегать. Быть может, однажды кому-нибудь из наших последователей и удастся соединить это в себе — неординарный ум и мирскую ученость со стремлением к высотам духа, с великой верой и пониманием воли Асхи… Но не мне. И не Белкету. — Вы недооцениваете себя, госпожа. В любом случае, — Ската многозначительно потянула меч из ножен, — мы вас не оставим. Услышьте меня. — Я слышу тебя и благодарю. «Верное сердце с клинком, выкованным верной рукой», — так сказала о тебе Мать Намтару. Она не может ошибаться. Обе умолкли. Стоя рядом на палубе, они еще долго слушали голоса незримого мира и думали об одном и том же.