Линия защиты

Ранним утром Наташа привычно соскальзывает с шёлковой простыни, надевает тапочки и подбирает брошенную на пол рубашку. Она накидывает её на плечи уже на ходу, чтобы не разбудить Мэтта, вытаскивает из сумочки сигареты и поднимается по пожарной лестнице из квартиры на крышу. В апрельском тумане над тёмными размытыми силуэтами зданий Адской кухни поднимается солнце, вычерчивает красным рубленые границы крыш, подсвечивает багровым нависшие тучи. Наташа выдыхает дым, и тот смешивается с туманом. Адская кухня делает вид, что просыпается вместе с ней, но Наташа знает: это ложь. Улицы не засыпали ни на минуту. Жизнь здесь бурлит постоянно, но днём тут хозяйничают офисные клерки, а ночью — разномастные бандиты, убийцы, наркоторговцы. Адская кухня пытается прикинуться престижным и перспективным местечком, приосаниться, привлечь респектабельных и амбициозных, но изнутри её режут по живому, пытаясь отхватить кусок пожирнее, отборные отморозки. Каждого из них Наташе бессильно хочется задушить. Адская кухня врёт Мэтту так же, как Наташа. Она — не бывшая супермодель, желающая получить работу в престижной фирме; это место, сколько его ни облагораживай, не станет раем. Как только у Мэтта получается любить этот странный район? Почему его так тянет к калечному, неправильному, изломанному? Это что-то католическое — причинять себе боль, привязавшись к самому неподходящему? Наташа стряхивает пепел за бетонный парапет — и слышит, как в утренней тишине, оттенённой лишь редкими отголосками сирен и сигнализаций, скрипит дверь. Через полминуты на её плечи ложится тяжёлое мужское пальто. — Ещё не настолько тепло, чтобы ты выходила на крышу по утрам в одной рубашке, — вздыхает Мэтт и обнимает её обеими руками, зарывается носом в лохматые волосы на макушке. — Опять куришь, Таша. С ним хорошо — но неизменно тревожно. Все эти полгода Наташа не может отделаться от мысли, что Фьюри не мог послать её к обычному репетитору по праву, и уж тем более выбрать для этого недавнего студента. Слепого адвоката, полного радужных планов на карьеру, праведного католика. Мэтт Мёрдок — настолько тихий омут, что Наташа не могла не попытаться разглядеть в нём чертей. В омут затянуло с головой, и с того дня, как Наташа переехала в обшарпанную квартирку Мёрдока, она не перестаёт думать, что затеяла всё это зря. Уже скоро всё кончится, так или иначе — она приступит к работе под прикрытием у Старка, а Мэтт останется здесь, в Адской кухне, со своими мечтами и со своим другом. Начинает накрапывать мелкий и надоедливый, но по-весеннему тёплый дождик. Наташа выкидывает докуренную сигарету щелчком на улицу, и Мэтт, невесть как это услышав, неодобрительно цокает языком. — Целоваться с пепельницей ужасно, — в очередной раз сообщает он, разворачивая её к себе и безошибочно дотрагивается пальцами до подбородка. — Тебя никто не заставляет, — ворчит Наташа, и Мёрдок смеётся, касаясь её губ. *** Автомобиль тормозит у серой многоэтажки плавно и осторожно. Пожалуй, только наличие на заднем сиденье троих детей способно заставить Наташу водить аккуратно. Купер возится с детским креслом Натаниэля, отстёгивает ремни; рядом Лора роется в бездонной сумке, пытаясь отыскать ключи от съёмной квартиры. Ещё даже не вечер, но жаркий день уже кажется Наташе бесконечным. И настолько трудным, что хочется долбиться головой о руль. — Клинт со мной не расплатится, — вздыхает она. — За спасение семьи? — За вынужденное общение с бывшим. — А кто из них твой бывший — очаровательный или слепой? — Я всегда знала, что у тебя извращённые вкусы на мужчин. Лора смеётся и, звеня ключами, открывает дверь машины. Наташа выходит следом, помогая выбраться детям, берёт младшего на руки. — Ещё бы. Нормальная женщина никогда не вышла бы за Клинта, — Лора нагружает Купера сумками и идёт к подъезду. — Нормальная женщина и в Клинтон переехать не согласилась бы. — Как будто у меня был выбор. Да и название хорошее. Видимо, это судьба. — Адская кухня больше отражает суть. — Клинтон — тоже хорошее название для чего-нибудь неспокойного. Поднимаясь по лестнице следом за Лорой, Наташа в который раз ловит себя на мысли, что Лора Бартон вызывает у неё восхищение. Так было ещё до личного знакомства; так было каждый раз, когда Наташа приезжала в гости на ферму или звонила, чтобы сообщить, в какой больнице валяется Клинт. Сейчас, когда честная компания Капитана Америки коротает время в Рафте, когда Наташа, едва увидев записи с камер, подорвалась и уехала прятать семью лучшего друга, поняв, что самый большой секрет Бартона волей Тони знают совсем лишние люди, Лора не теряет расположения духа. Она улыбается, даже когда оглядывает серую унылую двухкомнатную квартиру с маленькой кухонькой и пыльными жалюзи, сгружая вещи на пол. Здесь некомфортно и необжито. Холодно после уютной фермы. — Могло быть и хуже, — говорит Лора, проводя пальцем по тумбочке, вычерчивая неприличное слово и сразу же его стирая. — О да. Тут хотя бы вывески круглые сутки в окна не светят. — Как у Мёрдока? — Ты всё-таки знаешь? Купер тащит вещи в комнаты. Лила усаживает Натаниэля на большой диван в гостиной. Во взгляде Лоры — задорное и нехорошее, и Наташа с тяжким вздохом скрещивает руки на груди, усаживаясь на протёртую ладонью тумбочку. — Твой муж — трепло, — заключает она. — Ну а с кем и про кого мне ещё было сплетничать? Я была в курсе, что ты жила с каким-то адвокатом. — Я чуть за него не вышла. Что, этого Клинт тебе не говорил? — Неееееет, — Лора удивлённо и заинтригованно распахивает глаза. — Даже странно! — Расскажи? — Давай сначала тут приберёмся, — Наташа поводит глазами. — Мне аж чихать хочется. Может, у меня начинается аллергия на пыль. — Или на адвоката. В спину Лоре, направившейся в ванную, летит найденная в кармане карамелька, и Лора заразительно смеётся. *** — Значит, мы Нельсоны. — Да. Ты — кузина Фогги, которая недавно развелась с мужем и перебралась поближе к родственнику. У него и вправду есть какая-то кузина, я не вникала. Она живёт у чёрта на куличках, так что никто не станет докапываться. — Это твоя идея? — Одного католического праведника, но эту ложь я охотно возьму на Страшном Суде на себя. — Звучит как разговор о долгосрочном кредите. — Вроде того. Через несколько часов после переезда квартира преображается. Теперь здесь чисто, шумно, по ковру разбросаны игрушки, из комнаты доносятся голоса мультяшек. Отмытые «дежурные» чашки, однотонные, дешёвые, яркие, уже не кажутся чужими, когда в них налит ароматный чай. Лора хрустит печеньем, с интересом изучая новые документы, выправленные Наташей. — А что насчёт Клинта? Мёрдок действительно сможет его вытащить? — Чёрт знает. Но стоит попытаться изучить Соковианское соглашение внимательно. Мэтту там что-то не понравилось. Ну и вся эта история в аэропорту… — Честно говоря, мне страшно во всё это вникать. Лора отпивает чай, как будто выдыхаясь на секунду. Наташа смотрит на неё, стараясь не скатиться в бесполезное сочувствие. Она не может представить, что чувствует женщина с тремя детьми, оторванная от привычного дома из-за возможной угрозы, чей муж сидит в самой охраняемой тюрьме и на весь мир объявлен отмороженным преступником. Лора никогда не бывала в курсе происходящего от и до — Клинт берёг её от лишних подробностей, но сейчас ситуация перевернулась. Иногда приходится принять на хрупкие плечи непривычную тяжесть, и сейчас очередь Лоры и Наташи это сделать. — Ну и не забивай голову, — улыбается Наташа, развалившись с чашкой на диване и жмурясь на солнечный свет, льющийся сквозь открытые окна. — Это не твоя проблема. Вам сейчас просто нужно быть осторожнее и переждать какое-то время здесь. Даже если Росс и выйдет на данные о семье Клинта, он поедет на ферму. В Адской кухне искать не станет никто. А уж попытаться вытащить арестантов Мэтт может. Он даже после института был хорош, а сейчас тем более. — И насколько хорош Мэтт был после университета? Лора снова хитро щурится, и Наташа неловко посмеивается. Оглядывается — и спасительно замечает Лилу, набирающую в вазочке конфеты. — Не при детях, — отшучивается Наташа. — А почему вы расстались? — Мы слишком разные. — И всё?… — Это основная причина. — И ты будешь втирать это мне? Жене шпиона-супергероя, из всех боевых искусств владеющей только вольным сковородкомаханием? Серьёзно, Нат? — Это были непреодолимые идеологические разногласия. — Тогда, может, тебе остаться жить здесь и не идти к нему? — Мне опасно здесь часто мелькать. Вас быстро вычислят, если станут следить за мной. Да и в деле узников Рафта многовато страниц. Вдвоём мы быстрее что-то придумаем. Наташа ставит на столик чашку и вздыхает, взглянув на часы. Это не укрывается от внимательной Лоры. — Оставайся. — Не стоит. Но спасибо за понимание. — Обращайся. Лора поднимается и идёт закрывать дверь. Ноги не несут Наташу из этой квартиры — наверное, впервые ей так тяжело встретиться лицом к лицу с человеком, с которым она поступила нехорошо, наедине. Пусть даже ему и не придётся смотреть в глаза. Но есть такие люди и такие цели, ради которых приходится встречаться со своими самыми тайными демонами. *** Связка ключей, полученная утром, оказывается чертовски непослушной. Наташа несколько раз пытается открыть замок, но не может попасть в скважину. Она останавливается. Делает глубокий вдох. Собирается попытаться снова. И дверь вдруг открывается с другой стороны. — Ты же говорил, что будешь на работе. — Вспомнил, что у меня не убрано, — Мэтт поднимает брови и неловко сторонится, пропуская Наташу в квартиру и перехватывая её чемодан. — Я бы убралась. — Мы же теперь партнёры. Фогги не убирается у меня в квартире. Он спокоен, словно познал дзен ещё утром, в кабинете «Нельсон и Мёрдок», когда Наташа ввалилась туда, усиленно изображая невозмутимость. Они общались так, как будто никогда и ничего не происходило, и секретарша Карен явно не понимала, почему Фогги то и дело проходит мимо с многозначительным лицом, покашливая. Нельсон терпеть не может Наташу. Он не доверял ей ещё тогда, когда Мэтт влюбился в неё до потери разума и интереса ко всему остальному. Воображение само рисует Наташе эпизоды с «яжеговорил», случившиеся после её бегства от Мэтта, пока она разувается и проходит в квартиру. Здесь как будто ничего не изменилось — разве что другая мебель, поприличнее. И запах на кухне. — Но и ты не готовишь ужины для Фогги. — Это компенсация за то, что раньше я никогда для тебя не готовил. — О да, мы многое скрывали друг от друга. Fallaces sunt rerum species, — Наташа заглядывает под крышку сковороды, помешивает пасту. Смотрится она не очень аппетитно, но пахнет определённо прекрасно. — Хоть что-то из наших занятий ты запомнила. Отдыхай, я сам. Мэтт подходит к плите, отбирает у Наташи деревянную лопатку и натянуто улыбается. Она послушно уходит на диван в гостиной, собирает разложенные на нём страницы, испещрённые Брайлем. Так проклятое Соковианское соглашение выглядит ещё толще. Мэтт звенит за спиной чем-то стеклянным, скребёт по сковороде лопаткой. Наташа закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на запахах и звуках, представить, как их чувствует Мэтт, как ориентируется лишь по ним. Не выходит — воображение обычного человека не в силах понять, как воспринимает мир слепой с обострёнными чувствами. — Вечер будет долгим, — предупреждает Мэтт, ставя на стол две тарелки, два бокала и бутылку недорогого вина. — И ночь тоже. Он садится рядом, пробует пасту, находит её слишком горячей — и кладёт на колени очередной лист соглашения, откидываясь на спинку дивана. Наливая вино, Наташа следит за пальцами Мэтта, скользящими по строчкам. Это зрелище вдруг снова стало непривычным. — Сколько времени прошло с инцидента в Лагосе до подписания договора? — Четыре дня, — Наташа забирает папку у Мэтта. — Давай сначала поужинаем. Она усмехается очень тихо, внезапно заметив, как тщательно и успешно оба избегают соприкоснуться пальцами. *** Это не её война. Так, случайно зацепило осколком, но кровоточит невыносимо. Наверное, когда приживаешься в Адской кухне и случайно вслушиваешься в грязные шёпоты её изнанки, не замараться случайным страшным секретом нельзя. Точно так же нельзя не понять, что местная полиция не пошевелит и пальцем, а уличной легенды, Дьявола Адской кухни, не хватит на всех, даже если он существует во плоти. Наташа уже неделю отслеживает их, но случай незаметно уйти на всю ночь никак не представлялся. Сегодня у Мэтта мальчишник — скорее всего, они сидят с Фогги дома или в том ужасном душном баре у Джози. А она чёрной тенью таится в порту, глядя, как двух молоденьких девчонок, приехавших покорять Нью-Йорк, передают сутенёру. Охраны мало, очень мало; дождливая ночь работает на Наташу, скрывая её во мраке до нужного момента. Лучше всего дождаться, когда девочек закроют в фургоне, чтобы их не зацепило шальной пулей. И Наташа не упускает момент. Выстрелы по колёсам, выстрел по кабине — и она спрыгивает с крыши грузовика, уже замеченная, растворяется между припаркованных фургонов. Порт становится истерически шумным, и тихую Наташу замечают не сразу. Она перезаряжает пистолет, но охранника, нашедшего её, вырубает ударом в висок. Кажется, она всё же просчиталась — сутенёр зовёт подкрепление, а Наташа здесь одна. Помощи ждать неоткуда, но позволить сломать жизнь девочкам она не может. Она же сама — девочка со сломанной жизнью. По Наташе палят, и она лавирует между грузовиков, выжидая паузу на чужую перезарядку, считая патроны. Выиграв полминуты, она укладывает на мокрый потемневший асфальт второго охранника и пытается попасть в сутенёра, успеть до подкрепления, но тот явно парень стреляный. Она не успевает — на парковку в порту подъезжает легковой автомобиль и тормозит, перекрывая ей путь к отступлению. За перестрелкой Наташа не сразу замечает вторую чёрную тень. Дверь фургона, куда затолкали девушек, громыхает, будто за спиной у Наташи взорвалась граната. — Уходите, — почти рычит странно знакомый голос по ту сторону от легковушки, громко и убедительно. Через секунду он уже вмешивается в заварушку. Этот мужчина в чёрном двигается как шаолиньский монах из боевика — он чертовски быстр, и, кажется, его невозможно застать врасплох. Наташа не думает о том, откуда он взялся, кто он такой, как дерётся с чёрным платком, закрывающим половину лица, в том числе и глаза. Она пытается догнать сутенёра. Хотя бы одной дрянью в Адской кухне будет меньше. Тот пытается удрать по ржавой пожарной лестнице, убегает на крышу, и Наташа гонится за ним, злясь и целясь, пытаясь поймать момент, но решётчатые ступеньки, ливень и плохое освещение мешают. Она даже не замечает настигающего её человека в чёрном, вслед за сутенёром взлетая на крышу. Он разворачивается к ней, выбрасывает руку вперёд. Вместо выстрела раздаётся щелчок. Второй. Серия нервных щелчков. Можно скрутить гада и сдать в полицию, но здесь проплачено всё, всё насквозь. Правосудие Адской кухни — фальшивка. Это может не заметить идеалист Мэтт, но Наташа никогда не строила воздушных замков. Всё происходит одновременно: сутенёр шарит по карманам, Наташа целит ему в голову, чёрная тень появляется на крыше с выкриком, от которого палец вздрагивает на спусковом крючке: — Таша! Сутенёр, нелепо раскинув руки, рушится на крышу. Человек за её спиной тяжело и зло дышит в наступившей дождливой тишине. Мокрые волосы липнут к лицу, и Наташа, убирая их и поворачиваясь, не сразу понимает, что произошло. Он стаскивает с лица тёмный платок. Мнёт его в окровавленных руках. Одновременно злой и несчастный, растерянный и яростный. — Ты же слепой, — выдыхает Наташа. — А ты модель, — сплёвывает Мэтт кровь с разбитой губы. — Fallaces sunt rerum species. — Кажется, нам надо серьёзно поговорить, — она пытается улыбнуться, стоя под ливнем, но получается плохо и криво, и голос дрожит. — Зачем ты его убила? — Потому что он был дрянью. Потому что такие, как он… — Тоже имеют право на жизнь. Его нужно было судить. — И ты веришь в это? — Скольких ты уже убила? Наташа молчит. Мэтт подходит ближе, и она вдруг пугается его, и ей кажется, что по щекам у Мёрдока текут не только дождевые капли. — Скольких? Сказать ему правду нельзя. Он не может заглянуть в её глаза — вместо этого тянет руку к груди, к сердцу, и усилием воли Наташа успокаивает бешеный пульс. — Многих, — она вскидывает голову, заглядывая в слепые глаза. — И что ты теперь будешь делать? Пальцы Мэтта пытаются считать её душу, как чёртов шрифт Брайля. Наташе хочется смеяться — у неё ведь нет души. — Если бы это была не ты, всё было бы кончено, — честно и прямо говорит Мэтт. — Но я не могу отказаться от тебя, Таша. Поэтому давай договоримся. — Договоримся? — Ты больше никого не убьёшь. Завтра мы расскажем друг другу правду, а послезавтра, как и планировалось, ты станешь миссис Мёрдок. Мэтт произносит это так, что противоречить не получается. Наташа целует его, ощущая на губах вкус дождя и крови, зябко поводит плечами. На следующий день она рассказывает Мэтту о том, что она — агент Щ.И.Т.а, не сумев выдать всю правду, и в ответ выслушивает рассказ об обострённых чувствах, растерянно наблюдая, как уверенно и самостоятельно он передвигается. Ближе к рассвету Мэтт уходит к Фогги — или не к Фогги. Теперь точно сказать невозможно. Утром Наташа собирает вещи и уезжает в Бостон, к Клинту, стараясь не думать, что Мэтт ждёт её в церкви. *** Наташа едва ловит себя на мысли, что читает одну страницу уже полчаса, бессмысленно перескакивая со строчки на строчку. Она валяется на ковре — ночная духота, подогретая вином, невыносима, а по полу хотя бы гуляет сквозняк. — Мне всё ясно, — вдруг говори Мэтт. Наташа переворачивается на спину. Смотрит на него снизу вверх. Слепой жрец Фемиды с торжествующей улыбкой складывает бумаги в папку. Даже поняв о нём после расставания многое, Наташа до сих пор не осознаёт, как можно с таким азартом заниматься юриспруденцией. — Прямо уж всё? — Достаточно. Линия защиты в твоём случае понятна — достаточно переговорить с Т'Чаллой и попросить его подтвердить, что существовала реальная угроза, не взятая людьми Росса в расчёт. И, конечно, сказать, что к тебе он претензий не имеет. Примерно то же самое с заключёнными в Рафте, хотя ведьм я ещё не защищал. Мэтт допивает остатки вина, небрежно бросая папку на стол. Поднимается и распахивает шкаф, шарит по полкам и непринуждённо бросает на Наташу чистый комплект белья и рубашку. — Я знаю, что ты не взяла халат. — Ты прав. И это почему-то кажется Наташе ужасным. — С соглашением сложнее, — продолжает Мэтт, расстилая на диване постель для себя. — Как говорила героиня классики, «я подумаю об этом завтра». Одно могу сказать — вас взяли врасплох, но готовилось это давно. Не случайно даже не дали вызвать хорошего юриста. — Ты можешь подробнее? — Я могу, а ты нет. Ты засыпаешь. Это уже слышно. Не собираюсь беседовать с сопящим на коврике телом. Наташа нехотя встаёт, сгребая в охапку постельное бельё. Смотрит на рубашку долго, с сомнением, но не может отказаться. Ещё нужно извиниться. Очень нужно. Но слова, удачно подобранные днём, под чашку чая в гостях у Лоры, внезапно теряются. — Спасибо. Не думала, что ты возьмёшься за это. — Не за что. Наташа коротко выдыхает, открывая дверь в спальню — и Мэтт вдруг окликает её на пороге. Впервые за весь день называет по имени. Она уже не ждёт этого, и вздрагивает. — Таша? — Да? — Спокойной ночи, — произносит Мэтт после неловкой секундной паузы. Он на секунду кажется прежним наивным мальчишкой, только что закончившим университет. Что-то ненужное, нахлынув, снова теряется глубоко в памяти Наташи, и она улыбается ему в ответ. — Спокойной ночи, Мэтт, — говорит она, закрывая за собой дверь.