Замкнутость

Каждый раз, когда Степан думал о своей маме, он вспоминал её улыбку, светящиеся от радости серые глаза, светлые, чуть ли не белые волосы. Он вспоминал, как заботливо она гладила его школьный галстучек, аккуратно придерживая его тонкими пальцами. Её красоту, грацию и лёгкость движений. К сожалению, сейчас она уже не так прекрасна, как раньше. Глаза утратили блеск, пряди волос поседели, а всё из-за него. А он стал больше похож на свою мать.       — Боже, источник всякой жизни и силы! Простри руку Твою на Степана, которого в начале жизни постигла болезнь, — медленно протянула мать, сидя у кровати и сложив ладони у груди. Её голос больше походил на всхлипы. Степан тихо прикрыл дверь в комнату, чтобы не мешать матери, и не отвлекаться на её плач. Взглянув на карманные часы, которые Степа никогда не снимал, он нервно ускорил шаг. Пройдя по длинному коридору с отклеивающимися обоями, поцарапанным линолеумом и небольшим шатким шкафчиком, мальчик спокойно открыл дверь на кухню и зашёл в комнату.       — Степанько! — Святослава легонько улыбнулась, встречая брата. Её русые косички весело болтались в такт движения её головы. — Завтрак готов, форма на вешалке, как ты всегда просишь. Степа молча кивнул и ухмыльнулся, подражая сестре. Слава, выйдя из кухни и закрыв за собой дверь, убежала в свою комнату.       — Семь, пятнадцать, тридцать, — смотря на часы тихо сказал Степан, — Успел. Подросток бегло осмотрел хорошо знакомую комнату. Плесневеющий кафель около раковины, старая мебель, готовая скоро сломаться, ободранные обои, и ударяющий в нос запах хлорки. Внезапно, по квартире раздался звук разбившегося стекла.       — Сава! — Зло выкрикнул Степан, встал из-за деревянного стула, на котором сидел. Немного поморщившись и покраснев от гнева, парень посмотрел на подбежавшую сестричку. — Что. Это. Такое?! — Делая большие паузы между словами, Степа резко вскинул руку в сторону тарелки с омлетом, его завтраком, — Это не яичница. Что ты можешь сказать в своё оправдание, дура? На голубых глазах Святославы выступили бусинки слёз, она развернулась в сторону двери и положила ладонь на дверную ручку.       — Я тебе не служанка, чтобы мною командовать и вытирать об меня ноги, когда тебе этого захочется! — Девочка выбежала из комнаты и побежала к матери.       — Новое, — Протянул Степан, находясь в небольшом шоке. — Что-то новое. В коридоре за дверью раздался шаркающий звук маминых шагов. И вот, через пять секунд мать стоит в дверном проёме и недовольно хмурится.       — Почему? — Степа хрустнул пальцами, поднял осколок стакана с пола и положил его на стол. — Она заплакала, что не так, Мами*?       — Ты её обидел, — Мама собирала куски стекла с пола, — Что ты ей сказал?       — Ты сказал ей, что она дура.       — Это обидное слово, ты знаешь? — Мать легонько улыбнулась. — Больше его не говори, хорошо, лохматик мой? Степа кивнул, развернулся и вышел из кухни, быстро прошёл коридор и свернул направо, к своей комнате. «Убежище» ничего особенного из себя не представляло, идеально ровно застеленная кровать, письменный стол и бесчисленным количеством ящичков, самодельная вешалка из досок и верёвки да треснутое зеркало. Хрустнув пальцами, мальчик закрыл дверь в комнату, повернулся лицом к зеркалу и снял школьную форму с вешалки. Белая выглаженная рубашка, чёрные, как смоль, брюки, синий галстук и ремень. Сначала парень надевал брюки, застёгивая ремешок очень туго, потом застёгивал рубашку, завязывал галстук, и только потом уже надевал носки. Одевшись, Степа посмотрел в зеркало. Он ухмыльнулся, подошёл к столу и достал из-под него пустой портфель. Сложив туда несколько тетрадок и пенал, Степан закинул рюкзак на правое плечо и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Выйдя в коридор и пройдя около кухни, парень попрощался с Савой и Мами, взял ключи от квартиры из прихожей и вышел из дома.