"Serpensortia!"

      Ярость. И ненависть. Ненависть и ярость. Вот и все, что она чувствовала всю свою недолгую жизнь.

***

      Свет оказался настолько ярким, что на мгновение ослепил ее. Запахи тугой волной захлестнули обоняние. Слух, чуткий, позволяющий слышать даже то, чего не в состоянии уловить остальные, принес с собой целую какофонию звуков. Но, самым неожиданным открытием стала толпа, что окружала со всех сторон, и именно к этой толпе она испытывала такую всепоглощающую ненависть. И еще страх. Который и являлся первопричиной. Есть страхи, что могут парализовать тело и ум, и тем самым обречь на заведомое поражение. Но к ней это не относилось. Ее страх обернулся неистовым желанием убивать. Всякого, кто окажется рядом с ней.       Она видела своими удивительными глазами растерянность и недоумение на лицах тех, кто попадал в поле зрения, и, к вящему удовольствию, видела на них отражение своего страха. Но она знала, что никто из них не мог бы противостоять ей. Она чувствовала свою силу, а чистейшая, незамутненная ненависть возводила ярость в полный абсолют. Дело оставалось за малым - найти того, кто выпьет этот яд до последней капли. И Он был первым, кого она увидела, и кто идеально подходил для этой цели. Она стремительно ринулась в его сторону, но чье-то резкое движение остановило ее в тот момент, когда она была уже практически готова к броску.       Сердце бешено перекачивает кровь, мышцы напряжены, все чувства обострены до предела и вдруг — тело перестает ощущать под собой опору, вся энергия рывка пропадает впустую. Мир кружится в стремительном вихре, бледные перекошенные лица на какое-то время пропадают из виду и тут же возвращаются на место; но сейчас они почему-то не такие четкие как раньше, а чуть размытые, какие-то смазанные и неестественные.       Удар. Боль. Внезапная и совершенно ненужная.На секунду из нее выбивает дух, голоса становятся глуше, и на задворках сознания возникает очень странная мысль:"Кто я? Что я? Почему я здесь? И зачем мне все это?" Мысль настолько мимолетна, что пропадает так же быстро, как и появляется. Однако отголоски ее еще живы среди мечущихся обрывков каких-то несуществующих воспоминаний и образов и уступают место совсем иным : "Уйти! Исчезнуть! Покинуть это место! Но чтобы уйти нужно освободить себе путь, а значит убить." Круг замыкается. Ярость снова затапливает сознание, кровавой пеленой застилая глаза, и жажда убийства иссушает мозг с новой силой.       Только в этот раз жертва уже иная — она видит перед собой растерянное лицо темноволосого мальчишки. Карие глаза испуганно распахнуты, рот приоткрыт, придавая ему чуть глуповатый вид. Он неподвижно стоит среди таких же подростков и время его жизни совершает обратный отсчет.       Ее гибкое тело напрягается для удара, десны начинают зудеть от желания запустить клыки в мягкую податливую плоть, и тут до слуха доносятся два слова, эффект от которых похож на удар хлыста:       — Пошла прочь!       Она поворачивает голову и видит другого подростка; он мало чем отличается от того, кого минутой раньше собиралась убить, наверное из-за одинаковой, как у всех, кто здесь находится, странной черной одежды. Разница только в том, что глаза у него не темные, а зеленые, с круглым, в отличие от нее, зрачком, скрытые за блестящими стеклами очков, и она понимает — это Тот, кто имеет над ней власть, и кому она обязана беспрекословно подчиниться. Но и это не все — впервые за всю свою жизнь она чувствует, как ярость постепенно растворяется бесследно в новом для нее ощущении. Это — доверие. Это — надежда. Надежда на то, что Он позаботится о ней, и избавит, наконец, от этой непонятной, бурлящей в крови ненависти. Злоба утихает, и она с облегчением сворачивается на полу в расслабленный клубок, обретая то, чего она до сих пор не знала — покой. Теперь у нее все будет просто и ясно: Хозяин не даст ее в обиду, и она никому не позволит обидеть Хозяина, потому что тот, кто смог избавить ее от своих же призраков должен быть...       — Эванеско!       Слово ожгло словно кислота, да и действовало так же: запредельная боль окрасила мозг огненными сполохами. Она резко вскинула голову — хвост и половина тела была охвачена стремительно поднимающимися яркими языками пламени. Крик, что она издала, не услышал никто, а разом вскипевшая кровь свернулась в мгновение ока. Последнее, что она увидела, это был взгляд зеленых глаз, в которых, как ей почудилось, мелькнула мимолетная тень сожаления. Он не мог ее спасти. И защитить тоже не мог. Да и хотел ли? Она поняла это. И приняла.       Змея вспыхнула в последний раз, как метеор теплой августовской ночью, и осыпалась россыпью сверкающих искр. На помосте Дуэльного Клуба осталась маленькая кучка серого невзрачного пепла.