Музыка времени

— Нарисуй их, — говорит Сэм Уилсон. — Если тебе страшно, давай нарисуем их вместе. Я рядом. Семилетний мальчик, сидящий рядом с ним на полу, нерешительно тянется к карандашам. На пушистый ковер с Винни-Пухами и Тиграми сквозь окно льется теплый солнечный свет. Весенним днем, в просторном и светлом кабинете, где полно игрушек, красок и детских рисунков, намного легче рисовать свои страхи. Мальчик, увлекшись, рисует нечто с огромными глазами и кучей мохнатых лап. Сэм сидит рядом и смотрит. Потом они дадут его страху имя. Придумают про него смешные сказки. И ужас, получивший название, — уйдет. У Сэма лучшая в мире работа. Та, о которой он всегда мечтал. Однажды он спросил себя, чего он хочет на самом деле. Итогом стал диплом детского психолога и маленький частный кабинет на дому в самом зеленом районе Нью-Йорка. За окном заливаются птицы, в Парк-Слоуп царит солнечный весенний полдень. Сэм счастлив. *** Он заканчивает прием после двух, целует жену и треплет по макушке Сэма-младшего. — Милая, я к Тони. Сегодня как раз восемь лет. — Я помню, — Клэр тихонько вздыхает, совсем коротко и едва слышно, уткнувшись ему носом в шею. Это помнят все. Весь Нью-Йорк. Восемь лет назад в такой же солнечный день на город обрушился Танос. Бессмертное существо, влюбленное в смерть и разрушение. Улицы превратились в реки огня. Дома рушились, смятые, как карточные домики. Но на пути у бессмертного встали живые смертные люди. И победили. По дороге в башню Мстителей Сэм проезжает восстановленные кварталы. Город, как огромный пес, быстро зализал свои раны. Разрушенные улицы отстроили заново, они сияют стеклом и металлом. И пестрят цветами. Сегодня такой день. У каждого дома — живые цветы в память о погибших. В знак того, что жизнь, упрямая она штука, продолжается. *** Сэм прибывает в Башню не первым. В общей гостиной на 96-м этаже уже шумно. Стив и Тони перебрасываются шуточками. — Ты бы мне еще сказал нарисовать семь красных параллельных линий прозрачного цвета. И котенка, — фыркает Стив. — Люблю твои техзадания. — Без котенка никуда. Люди любят котиков, — с абсолютно серьезным лицом говорит Тони. И не выдерживает, смеется. Идеи Тони с годами становятся все масштабнее: орбитальный лифт, разработка новых источников энергии, Старкфоны и Старкпады. Стив руководит в «Старк Индастрис» отделом дизайна. На пресс-конференциях они любят шутить, что всегда готовы тряхнуть стариной и в очередной раз спасти мир. Но мир как-то пока справляется сам. И все хорошо. *** Лэнг звонит и предупреждает, что не приедет. У него дрожит голос. Хоуп именно в этот день рожает ему второго сынишку, и Скотти нервно меряет шагами коридор в роддоме. Баки и Наташа являются вместе. Наташа так и не сменила свою царственную русскую фамилию на короткое «Барнс». — Привет, мистер Романов! — едко усмехается Тони, и Стив чувствительно тыкает его кулаком под ребра. Эти двое как были суперагентами, так и остались ими. Лучшая тактическая команда Щ.И.Т.а. Тони в шутку предлагает подсчитать, сколько ножей на двоих спрятано у них под подушкой в семейной постели. Он до сих пор не любит Барнса, но смирился с его существованием. Клинт опаздывает: ему ехать дальше всех, три сотни километров на машине. Наташа и Баки шутят, что отставка не пойдет ему на пользу, что он обрюзгнет и потеряет свою легендарную меткость. В ответ он обычно посмеивается и говорит, что четверо детей способны вымотать сильнее любой тренировки в Щ.И.Т.е. *** Тор является сразу после Беннера, как всегда пафосно, с первыми раскатами грома. На город с востока наползает первая весенняя гроза. — О, друзья мои, я вижу, пир в самом разгаре! — басит он и с грохотом ставит на стол резную шкатулку. — А я принес тавлеи. Брюс в прошлый раз спрашивал, как в них играют. Беннер застенчиво поправляет очки. Полгода назад он процитировал Тору «Старшую Эдду», что-то про богов, которые «на лугу играют в тавлеи золотые». Путанные объяснения Тора не удовлетворили его научное любопытство, зато заинтересовали Тони. Тавлеи оказываются странным гибридом трехсторонних шашек и го. Каждый игрок должен перед своим ходом кинуть игральную кость и потом сделать столько ходов, сколько он выбросил очков. Через пять минут Клинт, Тони и Стив, азартно блестя глазами, уже осваивают игру богов. *** Ванда и Стрэндж являются позже всех. Алый всполох в воздухе, золотые искры — и вот они вываливаются из ниоткуда, принеся с собой резкий, свежий запах озона. Тони подбрасывает кубик — и тот вдруг зависает в воздухе. Кость медленно поворачивается, подергивается легким сиянием. Сэм не может разобрать, сколько точек на какой грани. — Ванда, не шали, — укоризненно говорит Стивен Стрэндж, и Алая ведьма, смеясь, целует его в щеку. Снаружи гремит и сверкает. В небе весело катает темные клубки туч первая весенняя гроза. То тут, то здесь в прорехи между облаками проглядывает солнце, раскрашивая улицы пятнами света и тени. Сэм подходит к огромному, во всю стену, окну. Над Нью-Йорком висят косые, подсвеченные золотым полотнища дождя. На фоне светлого облака с каждой секундой все ярче прорисовывается радуга. Уилсон смотрит и не понимает, что с ней не так. Но это чувство с каждой секундой сильнее. Сзади неслышно подходят Ванда и Стрэндж. Сэм видит их отражения в стекле: бледные лица, темные глаза. Наконец, до него доходит. Радуга — черная. Непонятно, как это может быть, но все семь полос — разные оттенки тьмы, от цвета засохшей крови до глянцево-угольного черного. Становится страшно, как в кошмаре. Ноздри почему-то щекочет горький запах дыма, откуда он тут взялся? В животе с каждой секундой нарастает боль. Весь мир перед глазами мерцает и идет рябью, как изображение в стареньком телевизоре. *** Сейчас Сэм у нее на руках вздрагивает и заходится мучительным кашлем. Он бессознательно прижимает руки ко вспоротому животу. Ванда краем глаза видит в глубине раны жемчужный блеск внутренностей, тонущий в темной крови. Сэму осталось совсем немного. Ей самой осталось немного. Тонкие алые нити плотнее оплетают его виски, в крупных каплях пота. Втягиваются под кожу. Умирать от раны в живот очень больно. Сэм умрет без боли и счастливым. Это последнее, что она может сделать, лишившись почти всей своей силы. Не надо было соглашаться на предложение Стивена Стрэнджа. *** Едкий черный дым ест глаза и горло. Горит огромное здание напротив. За дымом уже почти ничего не видно — ни пылающих машин, ни трупов на улицах, ни Таноса, который движется по городу, как темная башня. И не надо. Ванда уже видела достаточно. Танос жесток просто ради жестокости, человеческие страдания для него — краски, которыми он пишет свое чудовищное полотно. Те, кого он привел с собой, уступают ему в изобретательности, но не уступают в кошмарной мстительности. Любой, кто становится у них на пути, должен быть раздавлен — изощренно, так, чтобы напугать других. Ванде хочется вытравить из-под своих век все, что она видела за последние четыре дня. С того момента, как истек срок ультиматума Таноса, и их жизнь превратилась в непрерывную битву. Вижн стал первой жертвой, когда это чудовище добралось до камня в его лбу. То, что осталось от его раздавленной головы, снится Ванде в кошмарных снах, в те короткие часы, которые ей удается урвать для сна. А потом она и вовсе не может спать. Потому что каждую минуту у нее встает перед глазами то, что подручные Таноса сделали с Клинтом и его женой. Стрелок успел спрятать детей, но никогда не прятался от опасности сам. Стены были забрызганы кровью выше человеческого роста. Ванда взглянула на женское тело на полу - и с криком прижала ко рту дрожащую ладонь. Клинт висел, прибитый к стене тремя стальными клинками, с нечеловеческой силой вогнанными глубоко в камень. У его ног собралась темная лужа подсыхающей крови. У Ванды все плыло и качалось перед глазами. Она видела, как Роджерс шевелит побелевшими губами, но не сразу услышала, фразу, которую он повторял, как заведенный. — Несмертельные... ранения. Он жил еще несколько часов. Стив осторожно приподнимает безжизненно повисшую голову Клинта, смотрит ему в лицо — и матерится — долго, изобретательно, как последний бруклинский грузчик. Ничего особого. Просто на мертвом лице — засохшие грязные потеки слез. *** Когда у них закончились слезы? Кажется, когда Баки Барнс и Наташа Романова протаранили своим джетом корабль крии, зависший в верхних слоях атмосферы. В отличие от Таноса, его союзники-нелюди были смертными. Под крылом джет нес термоядерную боеголовку класса «гремучая змея». Джеймс Барнс шутил в эфире до последнего. А потом тихо сказал: — Стиви, малыш, только не распускай сопли. И в стратосфере вспыхнула ослепительно яркая звезда. *** 10 дней назад — Должен же быть какой-то способ справиться с ним, — твердит Стивен Стрэндж. Его светлые глаза на осунувшемся и потемневшем от усталости лице блестят болезненно и упрямо. Вместо отдыха он путешествует где-то в запредельных пространствах и измерениях. Шагает прямо в зеркало или в золотой искрящийся круг — и исчезает. Когда его нет рядом, Ванда дышит вполсилы и сердце у нее бьется через раз. Она бродит по квартире и утыкается лицом в его пиджаки и рубашки на вешалках в платяном шкафу. Ее магия прячется куда-то глубоко-глубоко, словно нашкодивший щенок. Стрэндж предупреждал, что у их магического соглашения есть своя цена. Но Ванде думается, что дело не только в этом. Когда Стрэндж возвращается, от него пахнет пылью иных миров и времен, старыми книгами и пергаментом. Он отчаянно ищет любые сведения о Таносе — и находит: обгорелые летописи, темные предания, полные ужасов. Вот только от этого не легче. Неуязвим и бессмертен, — говорят летописи. А потом Стрэндж не возвращается из запределья. Теплым весенним днем он шагает, как обычно, в зеркало, скрывается за дверью отраженной комнаты — и больше не возвращается. Ванда ждет два дня и две ночи. Рассвет падает, как клинок гильотины. Ванда выходит на последнюю битву одна. Без всякой надежды и почти без магии. *** Сейчас Все, что она теперь может, — подарить Сэму счастливую иллюзию в последние минуты жизни. Ванда старается не отвлекаться, но едкий дым жжет глаза до слез. Когда черные клубы сносит порывом ветра, она видит огромное обезглавленное тело Халка. Воплощение ярости и верности, он лег на последнем рубеже, закрывая собой остальных. Стив Роджерс все еще сражается на земле, а Тони и Тор — в воздухе. Когда его собственный щит с хрустом перерубает Стиву ребра, до самого позвоночника, небо раскалывает двойной крик ярости. С высоты на Таноса обрушивается белый огонь, как гнев двух богов. Но этого слишком мало, чтобы убить бессмертного. Дым скрывает от Ванды все остальное. Сэм тяжело дышит и вздрагивает у нее под пальцами. Когда дым развеивается, Тони больше нет. Один только Тор стоит на земле перед темной громадой. — Асгардец, — глухо рокочет Танос. — Сдавайся. Залитое кровью лицо Тора перечеркивает яростная усмешка. Он молча раскручивает в руке боевой молот. Первый же удар Таноса бросает Тора на колени. Асгардский бог запрокидывает голову и безнадежно кричит в пустое небо: — Отец! Молот врезается в землю. Принц Асгарда взывает к своему королевству. Он пытается открыть портал, он зовет на помощь, — понимает Ванда. Из земли в небо вырастает сияющий мост Биврёст. Но он черный. Один затворил пределы Асгарда, потому что королевство ему дороже сына. Ванда закрывает глаза, когда последний страшный удар сотрясает землю. Она осталась одна. Сэм под ее руками хрипит и бьется, она пытается восстановить иллюзию, но сил уже почти нет. Алые нити бледнеют, втягиваясь в его виски. Ванда чувствует, как по ее лицу катятся слезы, но не может их вытереть. Сэм видит черную радугу. Глубокая тень Таноса накрывает их обоих. Ванда поднимает глаза — камни в его перчатке горят, словно злые звезды. Он темной тучей нависает над ними двоими. — Последние защитники Земли. Жалкая человеческая слякоть. В вас омерзительно все: и ваши жалкие потуги быть сильными, и ваше бессмысленное милосердие. Ванда закрывает глаза. Сэм видит их со Стрэнджем отражения в зеркальном стекле. — Милосердие не бывает бессмысленным, — говорит Ванда, но звучит почему-то не один голос, а сразу два. *** Месяц назад — Ебучий случай, — говорит Скотт Лэнг и садится на собственную задницу, когда перед ними в воздухе возникает золотой искрящийся круг, и из него на пол вываливается человек в плаще. Прямо посреди коридора на научной базе в глубине вакандийских джунглей. Магия Ванды реагирует раньше, чем она сама. Огненные всполохи окутывают человека и прижимают его к полу. Они тут не ждут гостей. Изгнанники, беглецы, подозрительно оглядывающиеся на каждый шорох. Т’Чалла называет их «почетными гостями» и не устает повторять, что для него честь принимать их. Ванда каждый раз думает, что таким и должен быть истинный король: сила, которая может позволить себе роскошь быть доброй. — Тш-ш-ш, спокойно, — говорит ей человек на полу. — Я не причиню вам вреда. Тони Старк послал меня договориться. Прикасаться к нему магией неожиданно приятно. Как гладить рукой бархат. Ванда почти слышит, как всполохи алого пламени нежно урчат, ласкаясь к алому же плащу. Этот человек, он тоже необычный. Он маг. Но не такой, как сама Ванда. Внутри него как будто спокойно тикают сотни часов — успокаивающе, почти по-домашнему. Тонкие зубчики колес и шестеренок вызванивают свою музыку. Время секунда за секундой мерно вращается вокруг его запястья. И все идет своим чередом. Магия Порядка. Надежность. Непоколебимое упорство. Она завороженно глядит, как человек садится. Растирает ушибленное плечо. — Я — доктор Стивен Стрэндж. А ты, должно быть, Ванда Максимофф. Фу, брысь! Уймись. Ванда хлопает глазами и не сразу понимает, что это он не ей. Его плащ — он живой! И он пытается... вытереть воротничком грязь с его щеки. Она хихикает, как девчонка, и отзывает свою магию. Доктор Стивен Стрэндж провожает алые нити и всполохи, прячущиеся в ее пальцах, задумчивым взглядом. *** Все они оказываются примерно такими, как ему и описывал Тони Старк. Его тезка, Стивен «Гребаная совесть нации» Роджерс (формулировка Тони) сцепляет зубы так, что аж желваки ходят, но думает недолго. — Я обещал Тони помощь. Я иду. Угрюмый парень со стальной рукой молча, коротко кивает в ответ из угла. Темная прядь отросших волос падает ему на глаза. Стрэндж вдруг понимает: этим двоим вообще не нужно видеть или слышать друг друга, чтобы действовать как единое целое. — Но остальные... должны решать сами, — тяжело роняет Роджерс. — Если этот Танос действительно так силен... мы ведь собираемся драться с бессмертным, я правильно понимаю, доктор? Как вы там сказали, титан, порождение Вечных и любовник самой Смерти? — Если отбросить лишний пафос, тот еще кусок дерьма, — кивает Стрэндж. — Пусть каждый решает сам за себя. — Мне решать нечего. Там моя семья, — говорит светловолосый, бронзово-загорелый человек в обтрепанной форме вакандийского рейнджера. Бартон. — Я солдат, — пожимает плечами Сэм Уилсон. — А я всегда за хороший замес, — скалится Скотт Лэнг. Но Ванда молчит, терзая пальцами рукав своей блузки. Эта девочка — нечто большее, думает Стрэндж, разглядывая ее. Внутри нее клубится тьмой, вспыхивает всполохами, разливается в крови, покалывает на кончиках пальцев настоящая, первозданная магия Хаоса. Убивающая и дарующая жизнь. Древняя, как само Время. Такое не вырабатывается медитациями, этому невозможно научиться. В этом нет ничего от дара самого Стрэнджа — магии чисел и заклинаний. Полная противоположность его «рацио». Чистая стихия. И от этого вдруг тяжело и сладко замирает сердце. От нее глаз не отвести — как от огня, грозы, бушующего моря. То, о чем он читал в старинных книгах, — правда? А вдруг он нашел своего симилиара? Плащ выдает ему чувствительный тычок под ребра, возвращая в реальность. Пальцы Ванды как будто живут отдельно от ее застывшего лица. Переплетаются, стискивают друг друга до хруста. — Я могу быть опасна для людей. Я не всегда хорошо контролирую себя. — Ванда... Стрэндж шагает к ней, бережно разжимает судорожную хватку пальцев. Берет за руку. Это как прикоснуться к живому огню, который не обжигает, а согревающе струится сквозь кровь. — Не бойся. Ты будешь не одна. Вместе мы справимся. Плащ шипит, сердито дергается и пытается хлестнуть Ванду по руке. Стивен строго одергивает его за полу, прежде чем шагнуть вместе с Вандой в портал. *** Несмотря на всю ее чудовищную силу, она все еще девочка. Такое бывает с теми, кто слишком рано попрощался с детством. Где-то внутри них всегда прячется раненый напуганный ребенок. Она по-детски вскрикивает и роняет на пол чашку с чаем, когда Стивен Стрэндж впервые при ней шагает в зеркало. Они сегодня ночуют у Стрэнджа: в его доме Ванде почему-то спокойней, чем в Башне Мстителей. Стивен забирает забытую в гостиной у Старка книгу и возвращается. У Ванды огромные круглые глаза, как у первоклашки в цирке. — Ух ты! Это и называется проходить через зеркальное измерение? — Нет. Он благодарно улыбается, принимая из ее рук стеклянную чашку, в которой кружатся, медленно раскрываясь, лепестки чая тэгуанинь. Ванда глаз не сводит с изуродованных пальцев, обнимающих тонкое стекло. — Это легче. Чтобы проложить путь сквозь зеркальное измерение, нужно немало сил. Но тому, кто это умеет, всегда открыт путь через зеркала. Это легко, почти не требует усилий. Нужно лишь твое отражение — не обязательно в зеркале, где угодно. В витрине, в луже, в глазах человека. — Ты прямо как колдун Варнан! — вдруг смеется она. — А кто это? — У нас в Соковии про него есть много сказок. Мне мама их читала в детстве. Однажды Варнана поймал злой князь, заковал в кандалы и посадил в тюрьму. — О, начало уже кажется мне знакомым, — улыбается Стивен. — А дальше было вот что, — Ванда прикрывает глаза и продолжает напевно, явно цитируя: — Как настало утро, солнышко взошло. Стучат топоры на площади, строят плаху, радуется злой князь. А Варнан попросил тюремщиков принести воды напиться напоследок. Принесли ему железный ковшик. Тут засмеялся Варнан, глянул в воду, стряхнул с рук кандалы, нырнул рыбкой в ковшик — только его и видели. Лишь вода плеснула. — Да, очень похоже, — Стрэндж улыбается, прикрывая глаза. — Но я никогда не бывал в средневековой Соковии и не попадал в плен к князьям. Честное слово. *** Корабли крии зависают на дальней орбите Земли. Танос ставит человечеству ультиматум, оставляя две недели на раздумье: полная капитуляция или столь полное же истребление. Ближайшие двенадцать часов доказывают полную несостоятельность американских, русских и китайских космических программ. Ни одно оружие не способно хоть сколько-то навредить врагу. «Лучше бы они подтерлись этими инвестициями, бездари», — злится Старк. В мире и телеэфире воцаряется хаос, а в Башне Мстителей — ожесточенная сосредоточенность. Пока Тони Старк круглые сутки разрабатывает все более и более убойные комбинации оружия и искусственного интеллекта, Тор, Беннер и Стрэндж переворачивают вверх дном земные и неземные библиотеки в поисках информации. «Нам нужно знать все о Таносе, — твердит Стивен Стрэндж. — Что он такое. Откуда он взялся. Как появился на свет. Я не верю, что он непобедим». Стивен все чаще, тайком от Ванды, открывает потрепанный темно-зеленый том с истертыми золотыми буквами на корешке: «О симилиарах». Читает, терзает пальцами и без того истрепанный корешок — и закрывает. Это слишком опасно. И нечестно. Он не может предложить Ванде такое. *** Но она сама делает первый шаг к своей судьбе, зажав Стрэнджа в угол на его собственной кухне. — Помнишь, ты обещал помочь мне, — говорит Ванда. — Обучить и все такое. Кажется, сейчас самое время. Научи меня этим твоим штукам, — она делает неопределенный круговой жест рукой. — Ванда, послушай... Я уже думал об этом. Дело в том, что все мои техники, медитации... все то, как меня учили, — для тебя бесполезно. — Почему? — Твоя магия — не такая как у нас. Она — чистый, первозданный Хаос. Ванда вдруг вздрагивает, поднимает на него огромные испуганные глаза. — Значит, я все-таки... Зло, да? Не способна ни на что хорошее? Чашка зеленого чая на столе взрывается, усеивая стеклом всю кухню. — Тш-ш-ш, ну ты что? Глупая. — Он мягко берет ее за оба запястья, успокаивающе прижимает к груди. Выдыхает в пушистую макушку: — Хаос — это же то, из чего рождается жизнь. Океан, из которого вышло все живое. Воздух, которым мы дышим. Ты знаешь, что наше слово «газ» — это и есть греческое «хаос»? Ты — не смерть, Ванда. Ты — жизнь. *** — Магов Хаоса учат по-другому, — говорит Стрэндж. — Хаос — это стихия огня и воздуха. Возможность. Потенциал. Игра вероятностей. Вот то, в чем вы по-настоящему сильны. В сущности, именно это ты делаешь, когда гнешь металл или левитируешь предметы. — Как это? — растерянно спрашивает Ванда. — Очень просто. В любом веществе частицы — атомы и молекулы —на самом деле постоянно движутся. Это называется «тепловое движение». Хаотичность — его главная черта. Знаешь, что ты делаешь, когда предмет взлетает в воздух? — Что? — Просто заставляешь случиться маловероятное событие. Чтобы все молекулы и атомы в предмете одновременно сдвинулись в одну сторону. Вероятность один на миллиарды. Гигантская флуктуация. Ты заставляешь ее произойти, Ванда. Сама того не осознавая. Наша первая задача — научить тебя управлять вероятностями осознанно. В нужную тебе сторону. Начнем с простого. Стивен подбрасывает на ладони черный кубик с белыми точками — игральную кость. — Сделай так, чтобы я выбросил «шестерку». Кость, крутясь, взлетает в воздух. Ванда пытается перехватить контроль над вращением, но число точек на гранях — не различить. Бесполезно. Выпадает «двойка». — Не так, — морщится Стрэндж. Не пытайся управлять ее вращением. Измени сами вероятности. Почувствуй их силовые линии и легонько потяни. Боже, сложно-то как. — Почему тебе сложно? Он смеется. — Ванда, я сейчас как слепой, объясняющий зрячему, что такое зеленый цвет. Я же маг Порядка. То, о чем я сейчас говорю, я знаю только в теории. Давай, сосредоточься. Еще раз. Ты можешь. Ванда глубоко вдыхает. Голос Стрэнджа действует на нее успокаивающе. Кость взлетает в воздух — и зависает. Ее окутывает золотое сияние, грани идут рябью. Кубик падает на стол. На верхней грани — «шестерка». *** Ванда быстро учится, и это единственное, что радует. Время утекает сквозь пальцы, как кровь из смертельной раны. День за днем Стрэндж возвращается из своих запредельных странствий ни с чем. Он допоздна сидит в своей гостиной, в кресле, листая старинную книгу «О симилиарах». Сон не идет. Пора решиться, но он не может. До срока, отпущенного Таносом, остается семь дней, когда Ванда встречает его вечером у порога, с книгой в руках. Стрэндж видит знакомое название — и вздрагивает. Вчера ночью он забыл книгу на полу у кресла. — Это, — Ванда подносит к его лицу обтрепанный темно-зеленый томик. — Ты постоянно читаешь. Я не все тут разобрала, но поняла идею. Ты думаешь, нам стоит попробовать, ну, как это называется? Заключить Договор симилиаров? Когда это произнесено вслух, становится легче, но не намного. — Ванда, давай заварим чай. Много чая. Это долгий разговор. *** — Иногда бывает так, что маг находит своего Второго. Другого мага, с которым у них возникает связь. Иногда они бывают похожи между собой, но чаще — дополняют друг друга. Как кусочки в пазле. Так или иначе, их магия... как бы реагирует друг на друга. Мне сложно сформулировать точнее, — Стрэндж делает паузу, разбавленную глотком чая. — Но думаю, ты и сама это почувствовала. Ванда кивает. — Такие двое могут заключить между собой магический договор. Он называется «Договор симилиаров». — Зачем его заключают? Что это дает? — Это создает... скажем так, особый тип связи. Ты дочитала до формулы договора? — Да. — Помнишь, что там написано? «Одна жизнь на двоих. Одна магия на двоих». Это не просто ритуальные слова. Все так и есть. Магия двоих сливается в единое целое. И оно гораздо больше, чем простая сумма возможностей. Сила не складывается. И даже не умножается. Она возводится в степень. — Тогда почему мы... Почему ты все это время молчал? Господи, Стивен, у нас так мало времени, давай уже сделаем это. — Ванда. Я не договорил. Он со стуком ставит чашку на стол. — За мощь приходится платить, ты это и сама знаешь. У всего есть своя обратная сторона. У Договора симилиаров — тоже. Его длинные пальцы, в бугристых страшных шрамах, вцепляются в край стола. — На большом расстоянии друг от друга магия симилиаров слабеет. Но это еще полбеды. Есть и другие... побочные эффекты. Симилиары умирают в один день, Ванда. Когда один, тогда и второй, сразу вслед за ним. А я почти вдвое старше тебя. Ванда молча смотрит в свою чашку, как будто хочет по чаинкам прочитать будущее. Потом коротко смеется. — У нас тут неделя до Армагеддона, Стивен Стрэндж, а тебя беспокоит наша разница в возрасте? Ее глаза сухо взблескивают, когда она дотягивается и осторожно гладит пальцами тыльную сторону его искалеченной ладони. *** Готовясь к ритуалу, Стивен с убийственно серьезным выражением лица говорит: — Прежде чем мы, кхм, свяжем наши жизни, ты должна знать обо мне все самое худшее. Я — самовлюбленный кретин, социопат с манией величия и верховный маг по недоразумению. И тихо добавляет: — Я отказывал в помощи тем, для кого был последней надеждой. — Ну что ж, — ее тонкие пальцы сжимаются в кулаки. — Я — результат противоестественных экспериментов герра Штрукера. И я убивала людей. *** Огненное кольцо вращается по часовой стрелке, а золотистое, искрящееся, — против. Вместе они образуют широкий браслет вокруг двух рук. Запястье к запястью, ладонь к ладони. Пальцы переплетаются: бережно и нежно. По обеим рукам бегут двойные ряды непонятных Ванде знаков: светом и тенью. Она вглядывается в эти знаки и вдруг видит... ... Худого высокого студента-первокурсника тошнит первый раз в прозекторской. В его глазах - ужас. Страх оказаться непригодным для своей профессии. ... молодой врач-практикант стягивает с трясущихся рук окровавленные перчатки. У него в первый раз умер пациент на операционном столе. ...чуть менее молодой врач торжествующе отбрасывает снимок в сторону. Он победил смерть в случае, который все коллеги признали безнадежным. ...уже именитый врач, морщась, слушает плачущий женский голос в трубке — и сбрасывает звонок назойливой больной. ...машина слетает с горного шоссе и падает в пропасть. ... десятки тонких спиц проходят сквозь пальцы. ...ужас остаться никем. ...пестрый восточный базар в Катманду, гортанный чужой говор. ... тренировочный двор и библиотека в Камар-Тадже. ...разрушенный храм. ...желание всех защитить, долг, страх проиграть свой бой. ...боль. ...и что-то еще. Стивен вглядывается в двойной ряд знаков, бегущих по узкому запястью Ванды, и вдруг его накрывает, как прибоем. ...щенок был белый, а лапка у него черная. Он умещался у нее на ладонях. На ее крошечных ладошках. ... первый снаряд разносит угол дома и обрушивает потолок, второй втыкается в стену и не разрывается. Логотип «Старк Индастриз» на стальной чушке. Волосы мамы все в крови, рука отца торчит из-под бетонной плиты, пальцы шевелятся, а потом перестают. ... двое волчат — злых, отчаявшихся, сбегают из ооновского лагеря для беженцев. ...барон Штрукер обещает, что будет больно, но весело. И они смогут отомстить. ...артефакт из чужого мира меняет их кровь, плоть и ДНК. Это правда больно. ...Альтрон тоже обещает отомстить... ослепительное видение конца света. ...город взлетает на воздух, а она ничего не может с этим сделать... пулеметная очередь перечеркивает Пьетро, и ее заодно, только она почему-то еще дышит. ...боль. ...желание всех защитить. ...страх проиграть свой бой и что-то еще. *** Это оглушительно, как попасть под океанский прибой. «Одна жизнь. Одно дыхание. Одна магия». Они тяжело дышат, заканчивая читать ритуальную формулу в унисон. Мир вокруг кажется немного другим. Как будто каждый из них видит его сразу двумя парами глаз. Это удивительно и непривычно. Как и чувство, будто ты прожил не одну, а две жизни. И теперь они оба точно знают то, в чем до этого сомневались. Свечение медленно угасает, втягиваясь под кожу. Вот и все. Ванда нарушает молчание первой. — Ну теперь-то, — говорит она, — тебя наконец можно поцеловать? Договор ведь этого не запрещает? Отпираться бесполезно. Она и сама знает ответ. Все это, разумеется, неправильно, начиная с того, что он вообще взялся ее учить, и заканчивая тем, что она спускается горячей цепочкой поцелуев от его уха к ключице, расстегивая на нем рубашку. Но у них есть только неделя до Армагеддона, и ее губы обжигают, лишая воли и разума. Плащ злится, ревниво шипит, хлопает складками и пытается заехать Ванде по уху кистями оторочки. Стивен хватает его за шкирку и закрывает в соседней комнате, как нашкодившего кота. *** Ночь стонет голосом Ванды, разметав темные волосы по подушке. Ночь бьется под ним — влажная и жаркая. Двойной комплект ощущений сводит с ума. Стивен приподнимается на руках, чтобы взглянуть Ванде в лицо. Он толкается в тесное и горячее — и одновременно чувствует, как это — раскрываться, принимать его, сжимать там, внутри, чтобы полнее ощутить то, что происходит. Темная волна удовольствия поднимается все выше, почти болезненно сводит низ живота, выплескивается жаром за грудину, прокатывается по всему телу. И снова. И снова. Все сильнее. Ванда под ним низко, хрипло вскрикивает, впивается ногтями ему в спину — и это почти как разряд тока, так остро, сквозь все тело, от темени и до поджавшихся пальцев на ногах. Под его сомкнутыми веками расцветают алые цветы, и уже непонятно, где чей крик, кто выгибается, пытаясь принять как можно глубже, кто горячо выплескивается, изнемогая от нежности, у кого перед глазами плывет золотая и алая Вселенная. *** Ванда подбрасывает игральную кость — и ловит ее. Раскрывает кулак — наверху все время «шестерка». Ее лицо освещает улыбка — спокойная, нежная. — Здорово получается? — спрашивает она. — Мы можем пойти и обчистить казино. Над чашкой чая «серебряные иглы» поднимается легкий парок. Стивен улыбается, представляя себе эту картину: Ванду с грудой фишек за игровым столом. Шарик прыгает по секторам рулетки и останавливается на «зеро». Ноль. Ничего. Обнуление вероятностных линий. «Работать с настоящим и будущим — легко. Сложнее изменить прошлое», — хочет сказать он, но осекается. Искалеченные пальцы разжимаются, чашка падает на пол, разлетается вдребезги. Стивен вскакивает. — Ванда, мне нужно кое-что проверить! — торопливо говорит он, одеваясь. — Тренируйся, я скоро вернусь. И шагает в зеркало. Как убить бессмертного? Надо просто сделать так, чтобы он никогда не появился на свет. *** — Мне нужно, — твердит он Вонгу, — узнать все о его происхождении. Как и где появился на свет титан Танос. Как можно подробнее. Хаосу нужны путеводные огни порядка. Мага вероятностей должен направлять тот, кто точно знает, как все было на самом деле. — Да понял я тебя, — круглолицый толстяк-библиотекарь сердито пыхтит, утирает пот клетчатым платком. — Я перекопал уже всю библиотеку Камар-Таджа. У нас про это ничего нет. Тебе нужно в другое место. — В какое? — Кхм... — Вонг почему-то упорно рассматривает платок в своих руках и наконец выдавливает: — В Библиотеку-между-мирами. — Погоди-погоди. Не ты ли мне говорил, что эта библиотека — миф?! — Хм-м-м. — Вонг! Я два года искал ее и два года ты твердил мне, что это просто сказки! — У нас, библиотекарей, — мямлит Вонг, — есть что-то вроде своего... тайного ордена. Вступая на должность, мы даем клятву... хранить определенные вещи в секрете. — Знаешь что? — вздыхает Стрэндж. — Кажется, я уже сыт по горло тайными обществами и сакральными знаниями. Открой мне дорогу, Вонг. Библиотекарь становится посредине прохода, между двумя книжными полками, уходящими под потолок. Он резко рубит воздух ребром ладони — вертикально, сверху вниз. Проход раздваивается, потом расчетверяется, как в калейдоскопе. Книжные полки уходят в бесконечность. —Дорога открывается из любой библиотеки, на самом деле. Тебе туда, — кивает Вонг. — Разрешение на вход я тебе дал. Выход — через обычное зеркальное измерение. Только будь осторожен. У нас оттуда не вернулось уже трое мастеров. Что-то охотится за ними там, за гранью. *** Библиотека-между-мирами, пользуясь словами Алисы, — Очень Странное Место. Здесь постоянно спину холодит ветерок. И такое чувство, как будто кто-то смотрит тебе в затылок. Вернее — сквозь затылок, что еще неприятнее. Особенно сейчас, когда у него нет и половины его обычной силы. Договор симилиаров уже начал действовать, а Ванда сейчас далеко, в другом мире. Книжные полки уходят в бесконечность, и где-то там вдали, если вглядеться, можно увидеть, как сквозь них плывут маленькие звезды, вихрями закручиваются галактики. Найти здесь что-нибудь кажется на первый взгляд непосильной задачей. Стрэндж вначале удивляется, почему здесь нет Библиотекаря. А потом понимает. Сама Библиотека и есть Библиотекарь. Она направляет его, призывно шелестя страницами книг. Легким ветерком подталкивает в нужную сторону, ерошит волосы на затылке, заставляя Плащ нервничать. Ветерок больше не кажется холодным. Стивен не знает, сколько суток прошло на Земле. Кажется, в Библиотеке вообще нет времени. Наконец, он находит то, что искал. Огромный черный фолиант, в неприятно сморщенной коже. Стрэндж садится прямо на пол и читает страницу за страницей, запоминая каждое слово. Вся жизнь Безумного Таноса проходит у него перед глазами. Дальше и дальше, к началу. «Родился на Титане, от двух Вечных — Ментора и Сьюи-Сэйн». Стивен Стрэндж шевелит губами, заучивая на память историю рождения Таноса. Теперь он знает все, что ему нужно. — Спасибо, — громко говорит он в пространство перед собой, и теплые невидимые пальцы ветра перебирают его волосы. Его услышали. — Теперь мне нужно домой. *** Зеркальное измерение послушно раскрывает перед ним свои эшеровские глубины. Мимо книжных полок, между звезд, обратно к дому... И вдруг вместо того, чтобы проскользнуть сквозь очередную зеркальную грань, он с размаху ударяется о нее — лицом, руками, всем телом. Пространство вокруг гудит, как гонг, а может, это гудит у него в голове. Он падает куда-то в темноту, словно Алиса в кроличью нору. Стивен приходит в себя в комнате с зеркальными стенами. Плоскости дробятся, отражаясь одна в другой, и уходят в бесконечность. Он приподнимается на локтях, садится, утирает мокрое под носом — это кровь. Как он сюда попал? В любом случае, зеркала — это отлично! Сейчас он увидит свое отражение и шагнет прямо домой, к Ванде. Он не отражается ни в одном. Это почему-то так страшно, что он кричит, и крик разлетается бесконечным эхом. А потом эхо приносит ему обратно не крик, но смех. — Ну что, попался, маг? — говорит прозрачная глубина, в которой он больше не отражается. Света становится меньше. Он не сразу понимает: это погасла одна из зеркальных плоскостей. Стала аспидно-черной. — Не ты один умеешь играть с зеркалами. Гаснет еще одна плоскость. — Ты останешься здесь навсегда. И еще одна. Когда остается только одна, Стрэндж видит: кто-то идет на него из зеркальной глубины. Он щурится, но черты лица не разобрать. Это лишь темная ломаная, неправильная фигура, странная клякса на светлом фоне. Она все ближе и ближе. — Тени — это те же отражения, — говорит ему черный силуэт и сжимает кулак в перчатке, на которой горят четыре камня Бесконечности. Последняя плоскость гаснет. *** Тень Таноса не возвращается. Стивен сидит в темноте и вспоминает, сколько камней было в перчатке. Четыре. Это значит, камень Разума все еще у Вижна. Война еще не проиграна. Он зажигает свет, но слабая надежда тут же умирает. Черные стены вокруг не отражают ничего. Они, наоборот, поглощают свет. Ловушка выстроена на славу. Это изощренно жестоко, в духе Таноса — не убить его, а бросить умирать здесь, гадать, как там Ванда и остальные, и медленно сходить с ума. Интересно, сколько он продержится здесь без воды и света, прежде, чем разобьет себе голову о зачарованные стены? Открыть портал, разумеется, тоже не выходит. Стрэндж отчаянно выворачивает карманы. Чем хуже отражение, тем опаснее переход, но он бы рискнул с чем угодно: смутным очерком на лезвии ножа, на бутылочном стекле. «Где там твой пузырек с ядом, Алиса», — шепчет он сам себе — и хрипло смеется. Плащ отвешивает ему совсем не ласковую затрещину. — Окей, окей, — шепчет Стивен. — Я понял. Не буду сходить с ума. Не в этот раз. Еще можно попробовать увидеть зеркало во сне. Он долго медитирует, потом укладывается на жесткий пол, и Плащ успокаивающе поглаживает его по плечу. Но даже во сне вместо зеркал он видит только непроглядную черноту, которая затягивает, и он падает в нее, разлетаясь на тысячи аспидно-черных осколков. Стивен раз за разом просыпается с криком, от которого, кажется, начинает кровить пересохшее горло. Он слабеет. Колдун Варнан попал в западню. И никто не принесет ему спасительный ковш воды. Во снах он иногда видит Ванду, но никогда — рядом. Всегда где-то далеко. Он зовет ее, но она не оборачивается. Он бежит, но ноги вязнут в земле, в полу, в зыбкой реальности сна. Всегда одно и то же. Проснувшись, он садится на полу, обхватив колени, и думает что Ванда точно еще жива — ведь он еще дышит. Эта мысль утешает. Но следующая за ней — заставляет его вцепиться в виски. Скоро он загнется здесь от голода и жажды. И тогда... Вот теперь он кричит во весь голос, и не во сне. Он катается по полу, плачет и проклинает свою идиотскую идею — заключить с ней Договор. — Я убил ее! Убил, — задыхаясь от слез, шепчет он. Силы окончательно оставляют его. Проваливаясь в забытье, он чувствует, как Плащ обеспокоенно трясет его за плечо, но уже не может ни на что отреагировать. *** Стивен Стрэндж спит и видит сон. Не страшный. Даже добрый. Подступающая смерть милосердна. Она дарит ему последнюю иллюзию. Он видит Ванду, не далеко, а совсем рядом. Тора. Стива, Тони и Клинта, склонившихся над доской. Игральная кость взлетает в воздух — и зависает. По ней бежит мелкая рябь, как будто грани меняются местами. Снаружи грохочет и сверкает. Над Нью-Йорком висят косые, подсвеченные золотым полотнища дождя. Ванда берет его за руку и ведет к окну, у которого стоит Сэм Уилсон. Сэм видит черную радугу. Стрэндж видит в зеркальном стекле лицо Ванды — и собственное отражение. Небо над Нью-Йорком распарывает ослепительная молния. И словно вырывает Стивена из оцепенения. Перед ним — зеркальная плоскость, о которой он мечтал. Он бьет всей оставшейся силой, рвется через пространства и миры. Сквозь вероятности и вселенные. Сквозь зеркала — туда, где Ванда. *** — Последние защитники Земли. Жалкая человеческая слякоть, — рокочет Танос. — В вас омерзительно все: и ваши жалкие потуги быть сильными, и ваше бессмысленное милосердие. — Милосердие не бывает бессмысленным, — отвечают ему два голоса в унисон. *** Ванда поднимает голову — и видит сквозь слезы, как весь мир вокруг окрашивается алым и золотым. Стивен Стрэндж заслоняет ее, его плащ бьется за спиной, и вокруг его запястья — сияние Кольца времени. Кольцо вращается, звучит тихая музыка бесчисленных часовых шестеренок. Темная гора над ними застывает, пойманная во временную петлю. — Руку! — кричит Стрэндж. — Ванда, руку, скорее! Ладонь ложится в ладонь — и ей открывается все разом. Она видит причинно-следственные линии, уходящие в прошлое на тысячу лет, цепкие и прочные, как корни гигантской секвойи. Сколько же Силы нужно, чтобы их изменить? Ванда замирает в ужасе. Она не справится. — Мы сможем! Я рассчитываю точки — ты меняешь вероятности! Давай просто сделаем это! Она поднимает к лицу свою левую ладонь — на ней горит алая кровь Сэма. Сила вскипает в ней мгновенно — яростью, любовью, раскаленной лавой, желанием защитить свое. Земля вздрагивает под ногами — как будто сама планета хочет поделиться мощью. Что-то огромное, больше самой Ванды, рвется изнутри, раздирая сердце. И она просто выпускает это. Стрэндж видит неистовый ало-золотой поток, Ниагарский водопад их общей магии. Но он умеет контролировать и рассчитывать. И эта стихия бьет точно туда, куда нужно. Смещая вероятностные узлы, сдвигая причинно следственные линии, глубже и глубже в прошлое. Неподвижную фигура Таноса над ними окутывает золотистое сияние, она подергивается рябью, вот сквозь нее уже просвечивает солнце. Вот она делается всего лишь призрачным дымным облаком. Налетает порыв весеннего ветра — и развеивает его без следа. У двух Вечных — Ментора и Сьюи-Сэйн — две тысячи лет назад рождается совсем другой ребенок. *** Ванда без сил опускается на асфальт. Стивен Стрэндж садится рядом. Он так и держит ее за руку, пока весь мир вокруг тихо тает в солнечном сиянии, и из этого света проступает другой мир. Весенний полдень в городе пахнет зеленью, пылью и бензиновой дымкой. Нет ни трупов, ни разрушений. На перекрестке перед светофором выстраивается очередь машин, мигает желтый свет, и кто-то самый нетерпеливый уже давит на клаксон. Они сидят — ох, господи, — посреди мостовой на людной улице, как дураки, и Плащ подозрительно ласково обнимает за плечи их обоих. — Расселись тут, наркоманы чертовы! — пожилая женщина с размаху спотыкается о них и чуть не падает. Ванда, вскакивая, бормочет торопливые извинения. — Хорошо хоть, что мы не появились прямо посреди проезжей части! — замечает Стрэндж, когда они наконец падают на зеленый газон в парке. — Ты представляешь, как обидно было бы спасти мир — и погибнуть под колесами нью-йоркского таксиста! Ванда смеется глядя, в небо. Стивен смотрит на нее — и почти немеет. — Девочка... — шепчет он. — У тебя волосы седые, вот тут, слева. Целую прядь ее медных волос как будто прихватило изморозью, выбелило инеем до самых кончиков. — А у тебя — справа, — выдыхает она, невесомо касаясь его виска. — Симметрия. *** С востока на Нью-Йорк медленно наползает гроза. Они бредут по улице, выбирая подходящее кафе, чтобы переждать там ливень. Ванда поднимает с земли брошенную газету, смотрит на число. — Ровно месяц назад, — говорит она. — Ты в этот день явился к нам в Ваканду и всех напугал. Ой, — она прижимает ладонь ко рту. — То есть они еще все в Ваканде, в бегах, а я, получается, исчезла оттуда, никого не предупредив? — Как-то так, — кивает Стрэндж. — Войны не было... и Стив с Тони все еще не помирились? — Да. — Мы одни помним, что произошло? — Думаю, да. — Что мы будем делать? Надо как-то помирить их. — Я попробую договориться, — улыбается Стивен. — У меня это хорошо получается.