Последний кусок головоломки Криденс в безопасности и очень растерян. Ньют не очень хорошо ладит с людьми. Нюхлер в кои-то веки спит. Ньют наконец-то представляется.
В этот раз Криденса не поднял колокольчик, не перепугал до пробуждения кошмарный сон. В этот раз, когда Криденс раскрыл тяжёлые веки со слипшимися ресницами, он сделал это по собственному желанию. Тело его, покоящееся в приятном тепле, было восхитительно расслаблено, а ум все еще оставался слегка затуманен. Затёкшая спина пару раз хрустнула, когда он вяло потянулся, задевая полусогнутыми пальцами изголовье деревянной кровати. Он настолько хорошо себя чувствовал, что раздумывал, не закрыть ли глаза и не поспать ли ещё немного… И в этот момент он понял, что что-то было ужасно, ужасно неправильно. Проснувшись от этого окончательно, он подскочил, почти свалившись с невероятно удобной, но слишком незнакомой кровати, но вовремя ухватился за изголовье. От охватившей паники дыхание стало отрывистым, начало знобить, а помутневшее зрение мешало что-либо разглядеть, как бы он ни оглядывался в попытке узнать, где находится. Он хотел закричать, хотел заплакать, но горло так сжалось, что он почти задыхался. И вдруг появились ладони. — Ш-ш-ш, всё хорошо, — шептал мягкий голос, пока тёплые пальцы успокаивающе массировали сведённые судорогой руки Криденса. Ох. Он знал этот голос. — Через мгновение это пройдёт, просто дыши… Нежные пальцы коснулись его горла прямо над адамовым яблоком, и в тот же миг Криденс втянул как можно больше воздуха. Он дышал тяжело, как умирающий, но всё же дышал и постепенно, пусть и медленно, снова начал чувствовать своё тело. Незнакомец промакивал чем-то мягким струящиеся вниз по лицу горячие солёные слёзы, и Криденс отчаянно заморгал, пытаясь восстановить зрение. — Ты молодец, Криденс, — похвалил его мужчина, и он жалко икнул и потряс головой. — Вдох, выдох… Осторожнее, хорошо? Вдох и выдох. У тебя получается… Как только дышать стало легче, Криденс начал всхлипывать, чувствуя себя по-идиотски из-за этого, но не в силах ничего с этим поделать. Ситуация в целом была настолько странной, пугающей и смущающей тем, что он не знал, где он и как попал сюда… И вдруг он вспомнил. Этот мужчина сказал «Somnus!», целя в него палочкой… — В-вы… — прохрипел он. В горле было сухо и будто прошлись ёршиком. — Вы к-к-колдун… Успокаивающие ладони на его руках на мгновение замерли. — В-вы з-закляли меня… — прорыдал Криденс, отпихивая ногами одеяло, пытаясь вырваться из хватки мужчины. Стоило ему освободиться, как он скатился с кровати, прочь от колдуна. Неожиданно вернулось зрение, и он наконец-то увидел незнакомца с застывшими в воздухе, будто всё ещё удерживающими Криденса, руками, неловко сидящего на матрасе. Бледные глаза глядели на него с настолько горестным выражением, что Криденс стал более растерян, чем испуган. Незнакомец медленно опустил руки на колени. — Мне… Мне ужасно жаль, что я напугал тебя, — сказал он мягко и выглядел при это настолько искренним, будто одна мысль об этом причиняла ему боль. — Я просто… Не знал, что ещё сделать. — Что-то в этой фразе — беспомощность или нежность тона — окончательно развеяло страх. — Я… Ну, я не очень хорошо лажу с людьми. Как и я, подумал Криденс, но промолчал. Колдун выглядел настолько же потерянным и запутавшимся, насколько Криденс себя ощущал, и это странным образом успокаивало. Всхлипнув, он сел чуть прямее, чувствуя едва заметную дрожь в ногах, и только теперь заметил, что на нём не его собственная одежда, а мягкие свободные штаны и голубая рубашка. Незнакомец заметил его взгляд и поднялся. — Твоя одежда здесь, — сказал он, указывая на старый деревянный бельевой короб, стоящий в изножье кровати. — Мне очень жаль, но я пока что не нашёл времени её почистить… Так что я… хмм. Надеюсь, ты не против, если я использую очищающие чары? Боюсь, вручную я стираю просто ужасно. Глядя на неаккуратную кучу своей одежды, особенно — на запёкшуюся кровь на рубашке, Криденс помотал головой. — Я не против, — прошептал он, всё еще сидя на полу и оглянувшись назад на колдуна. От облегчения на губах у того появилась улыбка, но исчезла через секунду после того, как взгляд голубых глаз метнулся к груде одежды. Почему-то от этого всё внутри перевернулось. Перед случаем-с-листовками улыбка незнакомца была мягкой, тёплой и… Случай-с-листовками. Листовки. Его окатило пониманием как ведром ледяной воды, а мозг раз за разом проигрывал ту сцену, тот самый момент, когда лицо незнакомца стало непроницаемым. Криденс предложил колдуну вступить в организацию, призывающую уничтожать волшебство и, следовательно, убивать каждого, им занимающегося, в том числе — этого мужчину. Потому что он, конечно же, колдовал. Как только кусочки головоломки сложились вместе, Криденс ощутил, как щёки вспыхивают стыдом, а внутри всё яростно сжалось. Теперь незнакомец не думал, что Криденс — псих. Не-ет, он думал, что Криденс — религиозный одержимый охотник на ведьм. Стремление извиниться и объясниться клокотало внутри, но горло так сжалось, что единственное, что ему удалось выжать, это писклявый пронзительный звук, от которого щёки покраснели ещё сильнее. К счастью, мужчина, казалось, не заметил этого, потому что, закатав рукава белой рубашки, нижний край которой свободно спадал на его стройные бедра, он вытащил из-за пояса палочку. Откашлявшись, он направил её на кучу одежды и пробормотал что-то вроде «Скоржифай». Криденс почувствовал, как отвисает челюсть при виде того, как его одежда взлетает в воздух, кружится внутри невидимого шара, а затем снова опускается обратно на ящик для белья, уже аккуратно сложенная и, по всей видимости, безупречно чистая. Глядя на неё, Криденс медленно подполз ближе и очень осторожно потянулся за вещами, будто боясь, что будет проклят в тот момент, когда коснётся ткани. Особенно его очаровала белая рубашка: он подумал, что если бы знал, как делается это заклинание, кровь больше не было бы так сложно отстирывать. — Криденс, — мягко произнёс мужчина, и он резко вздрогнул, отдёргивая руку, будто обжёгся. Не смея взглянуть на колдуна, которого, даже не осознавая этого, не единожды обидел, он принялся вместо этого разглядывать собственные руки… Руки, которые больше не кровоточили. Моргая, он трогал свои ладони, которые полностью зажили, хотя по-прежнему были чрезвычайно исшрамлены. — Криденс, — снова начал незнакомец, в этот раз ещё мягче, и, видимо, ожидая разрешения продолжить. Криденс кивнул. — Я понимаю, что ты не особо любишь магию… — Нет, нет, нет, это совсем не так! — И мне очень жаль, что я напугал тебя. У меня не было подобного намерения. Криденс снова кивнул. — Я… Ну, я хотел спросить у тебя кое о чём, но ты можешь не отвечать, если не хочешь, полагаю, это не моё дело, даже если мне кажется иначе, но, пожалуйста, не не думай, что обязан отвечать, я не причиню тебе вреда, обещаю, я… — Криденс медленно поднял взгляд и бормотание мужчины внезапно прекратилось, когда их глаза встретились снова, на этот раз — по-настоящему. Тот закрыл рот и через мгновение, казалось бы, бесконечной тишины, тихо прошептал: — Кто это сделал? Уточнять, что именно «это», не было необходимости. Дыхание перехватило, тело напряглось, когда по венам хлынула леденящая волна страха… и сразу после этого кровь будто вскипела от гнева и ненависти. В этот момент он будто почувствовал, как мать хлещет его, будто увидел обращённый на него взгляд её каменно-холодных глаз, услышал, как резкий голос говорит о его бесполезности, о том, что от него нет ничего, кроме неприятностей, о том, как он должен быть благодарен, что она была настолько добра, что взяла его, что обеспечивала едой, одеждой и образованием, хотя очевидно, что он ничего этого не заслуживает. Даже не замечая, что его пальцы сжались так сильно, что побелели костяшки, он снова взглянул в эти тёплые глаза в попытке оттолкнуть память о ней. Он так стиснул челюсти, что даже не мог открыть рот, но заставил себя расслабиться и самую малость разомкнуть сухие губы. — Ма сделала это. Его голос был таким тихим, чуть громче дыхания, что он усомнился в том, что был услышан, но затем губы мужчины сжались, а в глазах появилось странное, неописуемое выражение. Криденс не понимал. Он не понимал, что означает это выражение, и всё же что-то дрогнуло у него в груди, потому что его слушали. — Ма сделала это, — повторил он громче дрожащим голосом, сильнее сжав кулаки, — а затем заперла меня на чердаке, п-потому что я подходил говорить с вами, сэр. Голубые глаза расширились от удивления, и Криденс окончательно потерял контроль над своим языком. — Она всегда наказывает меня, когда я непослушен, она не любит, когда я долго говорю с незнакомыми людьми, если только это не ради раздачи дурацких листовок, и она не любит, когда я прихожу домой с окровавленным носом после того, как другие ребята меня бьют, потому что кровь трудно отмывать, и ещё она всё равно злилась, потому что поймала меня за выбрасыванием листовок, когда я искал вас, сэр, поэтому она заперла меня на чердаке, а потом я убежал, и когда я увидел вашу кошку… — он запнулся. — Кошку… — вздохнул. Память возвращалась медленно. — Утку… По-видимому, внезапная смена темы застала незнакомца врасплох, но потом он, кажется, поймал нить монолога и чуть ли не прыжком переместился к деревянной двери. В этот момент Криденс наконец поднял голову, чтобы осмотреться вокруг. Место, где он очутился, выглядело как небольшая деревянная хижина, где из мебели были лишь кровать, два стула (у одного из которых не хватало ножки), шкаф (у того не хватало дверцы, что позволило Криденсу бросить взгляд на висящую внутри разноцветную одежду) и запылённое зеркало. Криденс медленно встал и осторожно подошёл к деревянной двери, следуя за незнакомцем, осторожно толкнул, открывая. В нос ударил совершенно незнакомый запах, и Криденс моргнул, не веря своим глазам. За дверью был целый лес. Лес. В Нью-Йорке. Кажется, его мозг отключился, когда он благоговейно пялился на раскинувшуюся прямо перед ним зелёную идиллическую картину… Пока что-то не коснулось его ноги. — О, я вижу, ты уже познакомился с Гумбертом, — сказал незнакомец, но Криденс даже не обернулся к нему, потому что смотрел на свою ногу, вокруг которой обвивалась сиреневая мохнатая змея. — Не волнуйся, он неопасен, если его не раздражать. Гумберт, подумал он с ноткой паники, и снова этот булькающий весёлый звук вырвался из его рта. Он назвал это Гумбертом. — Неопасен, — повторил Криденс слегка истерично, чувствуя, что вот-вот упадёт в обморок от того, как это ползёт по его ноге, уставившись на него чёрными глазами, которые напомнили Криденсу пуговицы материнского жакета. — Гумберт, нет, веди себя хорошо! — строго сказал мужчина, подойдя ближе, и змея в самом деле оставила ногу Криденса в покое и заскользила от него обратно к лесу. Он повернулся к незнакомцу, собираясь спросить, где они и как сюда попали, и увидел знакомую личность, лежащую у того на руках как младенец. Рот Криденса приоткрылся, но дар речи вдруг пропал, и он просто смотрел на посапывающий комок чёрного меха, который в первую очередь был повинен в том, что он вообще сюда попал. — Это, — провозгласил незнакомец исполненным гордости голосом, подойдя ещё ближе к Криденсу, — нюхлер. — Утка редкой норвежской породы, — дополнил Криденс, вспомнив некий неловкий разговор в переулке, хотя теперь, когда он смог наконец разглядеть существо должным образом, то выглядело ещё менее похожим на утку, чем в прошлый раз. Раздался явно смущённый кашель, и Криденс поднял взгляд на незнакомца, который смотрел ему в район воротничка с виноватой улыбкой. — Это я выдумал, — подтвердил он подозрения Криденса и нервно облизнул губы. — Прости. Снова опустив взгляд к… нюхлеру тот просто кивнул. Мысли обгоняли одна другую. Итак, можно было заключить, что это какое-то волшебное существо, так же, как и змея. И незнакомец — колдун. И они живут в лесу, о котором он никогда не слышал. А Криденс одет в пижаму и, видимо, такова теперь его жизнь. Едва ли он мог на это жаловаться. — Я хотел бы поблагодарить тебя. Его взгляд, переполненный растерянностью, метнулся вверх, к синим тёплым глазам и доброй улыбке и миллионам веснушек. — Поблагодарить меня? — переспросил окончательно запутавшийся Криденс, щурясь и сдерживая желание отшатнуться. — За ч-то? — За попытку защитить его, — уточнил незнакомец, будто это было очевидно, и в его глазах вспыхнул огонёк, а улыбка стала чуть ярче из-за обнажившихся зубов, отчего у Криденса затряслись колени. — Даже испытывая ужасную боль, ты не прекращал пытаться. — От этих слов щёки полыхнули жаром, и он опустил глаза. — Ты очень храбрый, Криденс. Никто никогда раньше не называл его храбрым. Незнакомец подождал, но когда ответа так и не последовало, продолжил: — И мне хотелось бы извиниться за то, что я был так груб с тобой. Я думал, ты собираешься передать его Новым Салемцам в качестве доказательства колдовства. Это был последний необходимый ему кусок головоломки, и, снова подняв глаза, он почувствовал, как заходится сердце. Почувствовал надежду, освещающую даже самые тёмные уголки разума. — О! — вдруг выпалил незнакомец, переложил нюхлера так, чтобы держать его одной рукой, и протянул вторую Криденсу. — Чуть не забыл. Меня зовут Ньют Скамандер.конец первой части