***
«Эрида», — эта мысль возникла внезапно. Милена щебетала что-то, держась за его локоть, а он судорожно оглядывался, ища глазами стройную фигуру Эриды. Нашел. Но его ожидал сюрприз. На этот раз Кариженская была не с той не примечательной особой с мышиного цвета волосами, а с Вероникой. И взгляд сестры, которым она наградила его, явно не предвещал ничего хорошего. «Не подходи», — жестом показала она. Но Эмиль не собирался подчиняться. Тем более, когда под руку с ней шла Эрида со своим неизменным шелковым шарфом на шее и распущенными темно-каштановыми волосами. Кстати, Эм все-таки почувствовал их запах. Они пахли кофе. Густой, тягучий запах крепкого, только что заваренного эспрессо. Он направился к ним. Милена, даже перестав нести какую-то чушь, в которую Эмиль почти не вслушивался и, удивлённо хлопая глазами, последовала за ним. Милена была сестрой его однокурсника. Сегодня она заходила к брату, чтобы обсудить с ним что-то — Эм особо не вникал. Завидев Вольского, бедная девушка тут же потеряла голову и парню пришлось пригласить её в кафе. Глупо отрицать — Милена была красива, но до Эриды явно не дотягивала. Нет, конечно, у Эриды не было таких роскошных форм, царственной походки и божественной осанки, но... Красота Милены была броской, кричащей. В ней не было того бесстрастия и изящества, которые так привлекали его в Эриде. — Привет, Вероника, — Эм увидел, как глаза Эриды расширились, но в следующую минуту маска холодного безразличия вновь скрыла от него все эмоции. Парень выругался про себя. «Она ведь пока не знает, что ты не один», — шепнул внутренний голос, и Вольскому резко захотелось, чтобы Милена исчезла. Просто взяла и беззвучно испарилась. — Мы спешим, — процедила Ника сквозь зубыы. Её синие глаза метали молнии, и Эму даже стало жарко. — Не смею тебя задерживать, — усмехнулся он. — А с Эридой мне нужно поговорить, — он протянул руку и прикоснулся к пальцам Эриды. Изящные, музыкальные пальцы, они, сколько Эмиль не прикасался, были ледяными. Существовало поверье, что холодные руки у людей, у которых ледяная кровь. И кровь Эриды Вольский мечтал, и собирался отогреть. Кариженская осторожно убрала руку, при этом выражение лица осталось прежним. «Господи, она точно человек, а не какая-нибудь прапрапрапрапрапрапрапрапрапраправнучка Лилит»? — невольно мелькнула мысль. — «Ну а что? Вполне может быть. Красивая? Ещё бы. Умная? Да. Только вот холодная, как айсберг». — И Эм уже начинал сомневаться, что его огня хватит, чтобы растопить эту ледяную леди. — Эмильчик, — подала голос Милена. — Почему мы здесь стоим? Кто эти две? Эмиль затаил дыхание. Ну вот и настал тот самый момент. Сейчас он узнает, ревнует ли его Кариженская. Правая бровь Эриды на секунду приподнялась, губы изогнулись в горькой, ироничной усмешке. И от этой её ухмылочки Эм почувствовал себя самым настоящим кретином. «Ты мудак, Вольский», — читалось в её чуть прищуренных глазах. — «Я так и знала. Правильно делала, что не дала одурачить себя». — Мы спешим, — разомкнула губы Кариженская, и от воспоминаний, связанных с ними, Эмиль на секунду зажмурился. — Идём, Ника.***
Оказавшись дома, Эрида, пройдя в комнату и спокойно закрыв за собой дверь, остановилась, до посинения костяшек пальцев сжав угол комода. Слезы рвались наружу, но девушка с каким-то извращённым удовольствием не давала им вырваться, как бы проверяя, на сколько её хватит. Думать над тем, что за девушка была с Эмилим там, в кафе, она даже не пыталась. Слабо верилось, что это его подруга или родственница. Да ещё и это приторно-сладкое «Эмильчик»... Фууу. — I want to kill myself, — в слух произнесла она. В период с двенадцати до шестнадцати лет это был её девиз. От шага в пропасть девушку удерживали лишь родители и бабушка с дедушкой. Они столько сил, слез и денег потратили на то, чтобы спасти её тогда... И порой Эрида ненавидела их за это. С годами боль бы по утихла, а то бы и на совсем ушла. Кристина – умница и красавица, стала бы их вторым солнцем, а об Эриде Кариженской осталась бы лишь одинокая могилка да несколько фотографий в семейном альбоме. Потом у Кариженской желания убивать себя поубавилось. Из-за бешеного количества нагрузки в школе, которая была связанна с подготовкой к поступлению на журналиста, временного смирения с участью слепой курицы и ещё некоторых факторов. Кариженская смирилась с тем, что на большую сцену ей не попасть — она слепая. Пойти учиться на переводчице — тоже все проклятая слепота. Она даже приняла как данность предвзятое отношение однокурсников в универе, но когда Ася и Ника рассказывали про очередных ухажеров, ночью ей ничего не оставалось, как беззвучно рыдать в подушку, умоляя Бога закончить эту пытку и вычеркнуть имя Эрида Кариженская из книги жизни. Но Бог её или не слышал, или не желал слышать, но забирать девушку с грешной земли пока не спешил, и Кариженская ненавидела его за это. За грустными мыслями Эрида не заметила, как слезы ручьём побежали по щекам. Неожиданно зазвонил телефон. Вытирая глаза рукавом, Эрида настроилась на короткий разговор с бабушкой. Ровным голосом поздороваться, чтобы не вызвать подозрений. Сказать что да, она дома одна. Родители вернуться завтра, а Кристина у Алисы ночует. Нет, она не умрет с голоду и не нужно к ней ехать. Но её ожидал сюрприз. Звонил Эмиль. — Да? Послышались короткие гудки и сразу же в след за этим — звонок в дверь. Эрида, в ярости швырнув айфон на диван, распахнула дверь, даже не удосужившись поинтересоваться о личности навестившего. — Ещё раз привет, Эрида. Нам нужно поговорить. Эрида едва удержалась от маниакального желания расхохотаться. Эмиль. — О чем? — голос сорвался и слезы вновь хлынули с новой силой. — О чем нам с тобой говорить, Вольский? Ты считаешь, что если у нас один раз случился слюнообмен, мне нужны твои объяснения? Да гуляй с кем хочешь и где хочешь. Мне все равно, ясно? Повисла пауза. Воздух казался раскаленным и тяжёлым, как перед дождём. Кариженская уже приготовилась было захлопнуть дверь и эффектно удалиться, но Эмиль, будто прочитав её мысли, поставил в дверной проем ногу. — Знаешь что, Кариженская? — он говорил медленно, будто подбирая слова, и от этого девушке становилось ещё страшнее. — Мне надоели твои маски. Ты человек, и сейчас я вижу твои слёзы. — Я тебя поздравляю, — прошипела Эрида, рукавом стараясь стереть влагу со щёк. — Уходи, Эм, — это прозвучало жалобно. — Пожалуйста, уходи. Хватит мучать меня. Все было так спокойно и размеренно, пока ты не появился. Вот зачем я тебе, а? Я фиговая девушка, у меня ужасный характер, склонности к суициду, к тому же я ужасно боюсь себя и вообще... У меня социофобия. Зачем тебе такое сокровище? Эм рассмеялся, и от этих бархатных, гортанных звуков по коже пошли мурашки. Эрида сглотнула. Она уже бросила бесполезные попытки вытереть слезы и теперь, растерянная, стояла на пороге собственной квартиры и ждала не пойми чего. — Я обещаю уничтожить эти недостатки, — загадочно произнёс Эм, улыбаясь. — Не получится, — Эрида мотнула головой. — Я реставрации не подлежу. Это было похоже на бессмысленный разговор людей, абсолютно не знающих, о чем говорить друг с другом. Кариженскую очень пугала подобная расстановка, ибо она терпеть не могла неопределённость. — Можно? — Вольский приблизился почти вплотную, и девушку затрясло от нахлынувших чувств и эмоций. И снова его запах... Потом он будет преследовать меня вечно. Он будет сниться мне в кошмарах, им будет пропитан каждый сантиметр моей кожи. Им будут пахнуть мои волосы, даже тогда, когда он уйдёт. Только ему было дозволено все. При коллегах и подчиненных — я строгая, бесстрастная Эрида Николаевна Кариженская, никогда не позволяющая себе ничего лишнего. Рядом же с Эмилем я превращалась в похотливое, не соображающее животное, на которого его запах действовал, как доза на наркомана. Почему? Не знаю. Один писатель сказал, что при рождении Бог делит сердце человека на пополам и вкладывает вторую половину в грудь другому человеку. Сердца — это как две половины замка. Если все грани, углы и шурупы совпадают, значит это твоя половина сердца и твой человек. А если нет — то нет. Вот Эм и был тем человеком, чьё сердце на все сто процентов совпало с моим. Позже, уже научившись без истерик думать и вспоминать о нем, я много раз размышляла о том, сколько боли он причинил мне. Но ещё чаще — сколько я ему. Да, при мне он обнажался до мяса, до костей, и я всегда знала, куда бить. Причиняла ему дикую боль совершенно осознанно, и после этого, кусая локти и ненавидя себя, надеялась, что он уйдёт. Наивная. Возможно, в той Эриде Кариженской, какой я стану через пару лет, где-то там, на задворках сознания, все ещё жила та маленькая, закомплексованная Эри. Даже наверняка жила, ведь порой я теряла контроль над чувствами. Я всегда била наверняка. Била так, как сама бы, наверно, не выдержала. Не обязательно бить физически, чтобы противник кашлял кровью и держался за развороченную грудь. Но в этой изначально не равной битве я не учла одного. Эмиль Вольский не умеет проигрывать. Эмиль Вольский никогда не бросает обещаний на ветер. Эмиль Вольский всегда идёт к поставленной цели, даже если дорога усеяна осколками разбитых мечт и надежд. Эмиль Вольский умеет любить.