Часть 1
21 марта 2017 г., 18:07
Гриндевальд еще раз взмахнул волшебной палочкой, бормоча заклинание, его противник не успел закрыться, отлетел в стену и рухнул на пол. Сверху на него упал портрет какого-то важного мужчины – наверное, отца или деда, фамильное сходство Грейвза с ним было очевидным.
– Ну что ж вы тут все такие нервные-то, а? – вздохнул Геллерт, немного опуская руку с палочкой, но в любой момент готовый снова бросить заклинание. – Я просто поговорить хотел. А вы в ответ сразу экспеллиармусы, авады и прочую боевку.
На всякий случай он забрал палочку Грейвза, спеленал ему руки и ноги петрификусом и подошел ближе.
– Эй, ты там живой? – спросил он у портрета, который лежал как раз на голове и спине поверженного. – Я силенцио не накладывал, так что давай я просто спрошу, ты мне просто ответишь, и мы разойдемся.
Грейвз промолчал, даже не выругался, не пошевелился, пытаясь выбраться на свободу, что было более странно.
– Эй, это уже не смешно.
Гриндевальд магией отшвырнул портрет в сторону и уставился на Грейвза. Тот лежал с закрытыми глазами и признаков жизни не подавал. На затылке у него темнело кровавое пятно. На всякий случай Гриндевальд носком ботинка ткнул Грейвза сначала в руку, потом в бок и, наконец, в щеку. Будь тот живым, наверняка бы не стерпел такой наглости и что-нибудь сделал в ответ: вцепился бы в ногу или ударил беспалочковой невербальной магией – он был на это способен, Гриндевальд все же немного ознакомился с тем, к кому шел в гости для разговора.
– Грейвз, ну как так-то, а? Вот надо было тебе умирать, – вздохнул Геллерт. – А ведь я правда хотел только поговорить, даже завербовывать не думал. И что теперь делать? – Он почесал в затылке свободной от палочек рукой. – Идти еще к кому-нибудь из глав департаментов вашего МАКУСА или сразу к Пиквери, а?
Гриндевальд покачался на каблуках, еще раз вздохнул, поглядел на Грейвза, как будто ожидал, что тот устыдится, окажется живым и все-таки ответит на его вопросы. Но тот молчал и не шевелился. Похоже, и правда умер. Геллерт посмотрел в окно, опять на Грейвза и помотал головой:
– Не, ночь уже, никуда я не пойду, а у тебя тут тихо, уютно и никого нет, – Гриндевальд не терпел мертвой тишины, собеседник ему был, в принципе, не так уж и нужен, он мог поговорить и сам с собой, – так что сделаем вот что… Знаешь, – внезапно признался он, – с некромантией у меня не очень, но я ж тебя не оживлять собираюсь, а только вернуть на пару минут, так что сойдет.
С помощью акцио он призвал несколько оплывших свечей, черный мел, пару склянок с неизвестно чьей кровью для ритуала и бутылку огневиски – для себя. Кровью нарисовал у Грейвза на лбу тетраграмматон, расставил по кругу свечи и, сделав несколько глотков оказавшегося неплохим алкоголя, нарисовал вокруг тела пентаграмму, еле уместив ее у стены.
– Не мог упасть чуть подальше, а то угол кривой получается! – он недовольно поглядел на Грейвза, но тому было все равно. – Тебе хорошо, лежишь, а мне тут еще эту лабудень читать.
Заклинание спиритизма, правда, заняло всего десять минут, после чего от тела Грейвза отделился его серебристый силуэт. Гриндевальд уже собрался трагическим голосом испросить у него совета, как призрачный Грейвз пальнул в него призрачным же заклинанием и откатился в сторону, надеясь найти укрытие за комодом, но прошел сквозь него и стену. Геллерт, не ожидавший такой прыти от привидения, на пару мгновений застыл с открытым ртом, а потом искренне возмутился:
– Эй, так нечестно, а ну вернись обратно!
С той стороны стены Грейвз ругнулся, помянув сасквотча, скрытня и чью-то мать, после чего все-таки вернулся к незваному гостю. Он уставился на Гриндевальда светящимися, как у кошки, глазами и, едва сдерживая ярость, спросил:
– Какого дьявола ты тут творишь?
– Я тебе говорил, что хочу уточнить кое-что, буквально пару вопросов, в вашем МАКУСА, – Гриндевальд с удобством расположился в кресле в трех шагах от пентаграммы, закинув ногу на ногу и устроив руки на подлокотниках. – А ты сразу драться и авадить. Может, хоть сейчас поговорим?
– Я тебя спрашиваю – что это такое? – Грейвз сначала обвел свое призрачное тело, а потом указал на настоящее.
– Ну, я тебя, похоже, нечаянно убил. Честно нечаянно, но, понимаешь…
– Идиот!
Гриндевальда уже очень давно никто не называл идиотом, а сейчас он даже наказать оскорбившего не мог – ударить привидение невозможно чисто физически. Поэтому пришлось промолчать, хоть он и сделал злобное лицо и угрожающе помахал палочкой. Призрачный Грейвз, не обращая на него внимания, аккуратно наматывая на кулак серебристую нить, идущую к сердцу, подошел к своему телу. Опустился рядом с ним на колени, почти тронул ладонью окровавленные волосы, наклонился, словно хотел слиться с мертвой плотью, а потом повернулся к Гриндевальду и зло спросил:
– Ты какого дьявола к живому некромантию применил?
– А? – не понял Геллерт, тоже приблизился к телу, даже присел на корточки. Почесал еще раз в затылке, осторожно приложил к шее Грейвза пальцы, потом резко дернул его за запястье. Пульс был, пусть и совсем слабый. Гриндевальд выпрямился и встретился взглядом с недовольным Грейвзом-призраком.
– Ну, прости, поторопился. Ошибся, с кем не бывает.
– Поторопился? Ошибся? – и так серебристый Грейвз от ярости побелел еще сильнее, хотя это казалось невозможным. Гриндевальд поторопился сказать:
– Я могу тебя добить, если ты так хочешь.
– Не хочу. – Грейвз закрыл ладонью глаза. – И разговаривать с тобой я не буду. И вообще…
Он поднялся на ноги и исчез за стеной.
– Грейвз, вернись! – попытался остановить его Геллерт. – Ты куда, не смей уходить! Я тебя вызвал и я тебе запрещаю выходить за пределы дома! А ну иди сюда, чтоб тебя подняло и приложило! – разразился он ругательствами, когда Грейвз не вернулся.
Гриндевальд посмотрел на тело у своих ног. Можно было, конечно, довести дело до конца, чтобы призрак не разболтал о нем в МАКУСА или где-нибудь еще. Но что-то не давало это сделать. Не принципы, запрещающие бить в спину и в безоружного-беспомощного, их он давно. Нет, что-то другое, очень древнее и сидящее глубоко внутри. Поэтому он завершил сеанс некромантии (все равно с этим упрямым призраком не поговорить и не договориться, да и беседовать с призраком еще живого человека как-то странно), после чего левитацией перетащил бессознательное тело на диван и пару раз попробовал энервейт. Заклинание не помогло – Грейвз по-прежнему не приходил в себя и почти не дышал. Диагностические чары не показали ничего серьезного (шишка на затылке и пару ушибов), так что понять, почему пленник не просыпается, Геллерт не смог. На свой страх и риск Гриндевальд сунулся к нему в голову, надеясь найти ответы на свои вопросы. В сознании Грейвза клубился белый туман, который хищно потянулся к гостю тонкими струйками, и Геллерт предпочел уйти.
Он еще раз безуспешно попробовал энервейт, после чего устроился кресле и начал обдумывать новый план. Половину оставшейся ночи он бродил по дому, изучал фотографии, колдографии, газеты, бумаги, открытки с поздравлениями, ежедневники и дневники, с которых удалось снять заклятие неприкосновенности.
Утром он принял облик Грейвза и, понадеявшись на его почти полную неприкосновенность, связанную с высоким положением и не самым приятным характером, пошел в МАКУСА. Там он приказным тоном сообщил первому попавшемуся возле его кабинета сотруднику, что ему нужна информация по обскурам, предсказаниям, салемскому и новосалемскому делу, и заперся в кабинете, сказав, чтобы его не беспокоили. Там он, убрав подальше дела настоящего Грейвза и его бумаги, занялся изучением газет, составлением дальнейшего плана и попиванием кофе. В прессе читал в основном статьи про самого себя, негромко ругаясь на газетчиков, которые приписывали ему всякие гадостные поступки и противные черты характера; статью Дамблдора по трансфигурации тоже прочитал – и, что самое важное, информация оказалась полезной. Ближе к вечеру ему пришлось пойти на общее совещание, но оно касалось его самого, а рассказывать о себе он мог часами. Умело соединив правду и ложь, сдобрив все весомым «грейвзовским» мнением, при этом едва удержавшись от смеха, он убедил американский Конгресс в том, что он сам, Гриндевальд, находится где угодно, но только не здесь.
«Домой» он вернулся окрыленный, потому что узнал того, у кого можно узнать про обскура, предсказание и вскоре воплотить давнюю мечту. Он почти подошел к дивану, чтобы поделиться радостью с бессознательным пленником (все же разговаривать с кем-то, пусть даже молчащим, приятнее и нормальнее, чем с самим собой), но резко остановился, не дойдя до него двух шагов. Настоящий Грейвз лежал на диване, рядом сидел призрачный Грейвз и грустно смотрел на свое тело.
– Ты что тут делаешь? – поинтересовался Гриндевальд у призрака. Тот поднял голову и осуждающе поглядел на него. – Я ж завершил обряд, ты должен был исчезнуть!
Тот подскочил на ноги, разорался – правда, беззвучно – и размахался руками. Он тыкал то в себя, то в тело на диване, то в голову Гриндевальда, заодно покручивая пальцем у виска и стукая ребром ладони по горлу. От неожиданности Геллерт опять не знал, что ему ответить или сделать, но после пяти минут серебристого мельтешения перед глазами не выдержал и рыкнул:
– Все, хватит. Я понял, что медиум из меня никакой, что во время обряда я сделал что-то не то или не так, но зачем так орать?
Грейвз вытаращил на него глаза, ударил его сначала волной магии, а после, коротко замахнувшись, кулаком в челюсть. Кулак, как и магическая сила, предсказуемо не нанес повреждения, хотя ощущения от прошившей тело энергии были противными. Гриндевальд машинально попытался схватить призрака, но тот тоже машинально увернулся, плюнул ему под ноги и опять уселся у дивана на пол.
– Да ладно тебе, все не так уж и плохо, – попытался успокоить его Геллерт. Грейвз поднял голову и пожал плечами, мол, что хорошего-то? – Ты еще живой. Вот найду своего обскура, уйду, и твои тебя вернут правильно, будешь опять пугать подчиненных.
Тот махнул рукой, а потом заинтересовался обскуром – уж одно слово Гриндевальд смог прочитать по губам.
– Нет, рассказывать, зачем он мне нужен, не буду. И не надо, я не суеверный, – возмутился он, когда Грейвз недоверчиво покачал головой и закатил глаза. – Просто не люблю делиться планами, весь эффект результата теряется. Давай лучше расскажу, что я сегодня делал на твоем месте.
Во время рассказа Грейвз опять беззвучно что-то говорил, судя по глазам, ухмылке и бровям, язвительно комментировал, указывая на промахи Гриндевальда. А тот смотрел на его мимику и запоминал, чтобы завтра при случае повторить.
Получилось похоже. Очень. Так что те, кто начинал что-то подозревать и косо на него посматривать, после его усмешки или движения левой бровью (которая, по мнению Геллерта, жила собственной непонятной жизнью), тут же успокаивались и кидались выполнять его приказы.
Несколько раз он ловил шокированные взгляды коллег и подчиненных. Забавнее всего было с Тиной и Абернети, фамилию которого он вспомнил не сразу. Серафина поинтересовалась, не выпил ли он, что ведет себя как-то непривычно. «Выпил, – согласился он, поднимая левую бровь, а за ней и правую. Одновременно не получалось. – И у меня еще осталось. Могу поделиться». Та понимающе улыбнулась, покачала головой и отказалась, но больше вопросов не задавала.
Когда вечером Гриндевальд рассказывал все это Грейвзу, тот уже не хмыкал и не насмешничал. Ерошил волосы, стучал призрачной ручкой, вытащенной из кармана, по ладони, кусал губы, нервно расхаживал вдоль дивана, показывал ему средний палец, но не смеялся. Геллерт не сводил с него глаз, запоминая новые привычки.
Впрочем, он был уверен, что не все, что показывает Грейвз, является его настоящим, а не придуманным специально для Геллерта поведением. Этот упрямец мог вспомнить свои школьные и юношеские привычки. Например, утром второго дня он сел на диван, а ноги в ботинках устроил на столешнице в дюйме от чашки кофе Гриндевальда. Тот похлопал в ладоши и сказал, что лет в семнадцать тоже так делал. Грейвз пожал плечами – мол, я так делаю до сих пор, устроил руки на груди и сделал вид, что задремал. Но сохранять невозмутимость и неподвижность у Грейвза получалось плохо. Он то что-то выговаривал Геллерту, то сидел возле дивана и тосковал.
А потом все пошло наперекосяк. На четвертый день потускневший, почти утративший потустороннее сияние, ставший простой серой тенью Грейвз-призрак не сказал ему ни слова, не показал ни одного жеста и даже ни разу не махнул на него рукой. Вместо этого он уселся у дивана рядом со своим телом и понуро опустил голову ему на грудь. На работе все вышло из-под контроля, обскур сошел с ума, а сам он был раскрыт и арестован.
Впрочем, через три дня он сбежал. Перед тем, как аппарировать в переулке возле МАКУСА, он столкнулся с Грейвзом, который там только что появился.
– О, Грейвз, привет, – Гриндевальд опять с помощью акцио забрал волшебную палочку Грейвза. Тот дернулся, чтобы бросить беспалочковое заклинание, но Геллерт, выставив щиты, покачал головой: – Не стоит, ты же помнишь прошлый раз.
Похоже, тот помнил его слишком хорошо, так что застыл, привалившись плечом к стене и сжимая трость побелевшими пальцами.
– Рад тебя видеть, так сказать, во плоти, хоть ты и неважно выглядишь. Хорошо, что твои коллеги не опоздали и провели обряд возвращения тебя обратно правильно. Прости, что не присутствовал при этом – был немного занят, – Гриндевальд искренне улыбался, а Грейвз все сильнее скрипел зубами и прожигал его взглядом, но все еще молчал, опасаясь направленной на него палочки. – Я бы с тобой поболтал, как прежде, но, увы, мне надо бежать, передавай всем, особенно дамблдоровскому парнишке и Тине, от меня приветы.
Он уронил его палочку в приоткрытую форточку подвала и тут же аппарировал, хотя виртуозную брань, которой разразился Грейвз, хотелось дослушать до конца. Но у него и правда были дела.