Любовь — одно из тех страданий, которые невозможно скрывать; одного слова, одного неосторожного взгляда и даже молчания достаточно, чтобы выдать его. П. Абеляр
Изумрудные глаза слепо смотрят по сторонам, в стеклянных бликах блестит и переливается солнце. Яркое и такое горячее. В серебреном теле обитает дух, таинственный и незримый. Чистый. Изящные и тонкие линии переплетаются узорами, царапают хрупкое тело и застревают в золотой оправе. У Такао перехватывает дыхание, он тянется рукой к изумрудным глазам, осторожно очерчивает каменные веки; ногтями задевает кромку драгоценного металла и на мгновение, кажется, что статуэтка моргает… Живыми и настоящими зелёными глазами.***
У Такао сердце стучит сильно и так громко, что, кажется, он не слышит собственного дыхания. Ему страшно и дурно одновременно. Но он просто не может остановиться. В жилах течёт горячая, почти огненная кровь, она заполняет каждый сосуд, и течет по венам, вплетая в каждый нерв адреналин. И страх. У Такао дрожат руки, и он толком даже не верит собственному телу, ему кажется… Ему хочется. Быть просто невольной куклой перед собственными прихотями. Ему это нужно.***
Она до безобразия похожа на него, те же отточенные черты лица, даже одежда почти одинаковая. Такао кривится, когда чёртовая статуэтка, словно усмехается кривой улыбкой. Он даже берёт её двумя руками, боясь, что не удержит, или, что она просто сломается в его руках, и он держит её бережно и аккуратно. Ему стыдно. Пальцы дрожат, и ему кажется, из-за этой дрожи статуэтка начинает рассыпаться в его руках. Крошки глины, меди, серебра и золота ложатся тонкой горячей пылью под ногами. И нет ему совсем не стыдно. Он не может просто справиться с собственной зависимостью.***
- Такао, - Голос Мидоримы сонный и немного хриплый. – Что ты делаешь? Такао вздрагивает. И пыль превращается в тоненький дым, словно кто-то на земле распалил огонь и он начал пожирать дорогой шерстяной ковёр. - Шин-чан, - Такао тихо выдыхает и склоняет голову, руки неприятно обжигает и, кажется, мгновение и руки превратятся в один сплошной ожог. – Шин-чан… Я…. Руки неприятно жжёт и Такао не выдерживает и роняет злополучную статуэтку. Она подает в покрытый огнём ковер, и он её ласкает языками пламени, пожирая золото и изумруд, иссушивая глину и ломая медь. Мидорима выглядит усталым и измотанным. Он смотрит так долго, что Такао задыхается, от осознания и бремени. Но Мидорима понимает. - Такао, - Имя вырывается с придыханием, и Такао застывает. - Ты уже украл достаточно. – Мидорима подходит к Такао и осторожно, будто боится спугнуть, берет его за руку, притягивает к себе ближе, переплетает их пальцы и дотрагивается рукой к своей груди, туда, где стучит сердце. Мидорима держит его крепко и словно отчаянно и Такао чувствует, как дрожат его пальцы. – Достаточно. Ты украл самое ценное.