Прикосновение обозначает начало всякого обладания, всякой попытки подчинить себе человека или предмет. Зигмунд Фрейд. «Тотем и табу»
***
Время - наподобие ветра; стремительное и порывистое, острое и колкое, будто огромные острия копья - пронзает, исчезая, оставляя за собой горький неприятный осадок… Время - наподобие волн; то течёт медленно и с наслаждением, то прорывается бурей, стремительно и быстротечно…***
Кап. Ты дышишь? Ты чувствуешь? Ты видишь? Кап.
***
Шаг. Бездумно и безразлично. Кагами застыл, не решаясь двинуться вперёд, не решаясь пошевелиться. Не решаясь мешать. Сейчас - в это мгновение, в эти длинные секунды - нельзя им мешать. Злость и ярость можно ощущать, осязать и прикасаться, настолько она пропитала маленькую дощатую каморку. Она бурлит, словно безграничное синее море плещет волнами, разбиваясь об острые камни. В воздухе будто мириадами искорок хлещет ярость, дикая и необузданная; мерещится и искажается. Шаг. - Ты помнишь нашу последнюю встречу? – рычит Аоминэ, скользя взглядом по Хайзаки и едва сдерживаясь. Кисэ поперхнулся от осознания. От понимания. - Хм, - Хайзаки отступает медленно, осторожно. – И что ты хочешь этим сказать? - Я предупреждаю, - визирь наклонятся, изучая застывшую в уголке каморки тень. Тишина. – Кисэ, иди сюда. Иди. Сердце замирает всего лишь на секунду, а потом… Стук-стук…Стук-стук… Будто набатом выбивает сумасшедшую песенку, словно пытается вырваться из-под рёбер. - Иди сюда, - повторяет Аоминэ, и его слова расплываются водой, заполняя сознание. Он предупреждающее смотрит на Хайзаки: - Только попробуй сделать хоть одно движение... И я за себя не ручаюсь. Кагами удивлённо хлопает глазами, понимая, что Аоминэ даёт ему шанс - не призрачный, а настоящий. Ты… Тонкое осознание почему током проходится по венам, и Кагами смотрит дальше. Понимая, что Аоминэ изменился. - Не бойся, просто иди к нам. – Аоминэ подчёркивает последнее слово, надеясь, что перепуганный Кисэ более-менее успокоится. – Не бойся. Кисэ хочет закричать, что он не боится, а только опасается. Ведь… Побитое и истерзанное тело поднялось не сразу: мелкая неприятная дрожь прошлась по нему, как маленькое напоминание о случившемся. Кости мерзко, как-то по-стариковски скрипнули и хрустнули, будто и правда он не двигался несколько лет. Карамельные глаза, так ярко светившиеся, потускнели; лицо осунулось, точно юношу не кормили очень длительное время. Словно бы на него положили печать грусти, тоски и безразличия. Кукла. Аоминэ вздрогнул. Кисэ… Шаг. Осторожный и маленький. Ещё один. Аоминэ напрягся. Держись, уже всё закончилось… И будто в насмешку позади Кисэ метнулась тень, быстро и ловко. Хайзаки схватил парня, удерживая на месте; острый огранённый надписями кинжал – джамбия - опасно приблизился к шее наложника. - А что?! Если мне он не достанется, то никому! – Хайзаки надавил сильнее, и тонкая красная цепочка из крови прочертила дорожку вниз, прячась где-то в лоскутах накидки. Может ли тишина быть тише? - Я тебя предупреждал, – холодно и цепко, будто все рамки пропали. Аоминэ выдохнул. - И что ты сделаешь? – Хайзаки засмеялся, чувствуя лёгкую победу, чувствуя, как под рукой бьётся загнанное сердце пленника. Прекрасно. Он сделал шаг вперёд, заставляя так же двигаться и Кисэ. Медленно и опасливо к выходу. Кагами выдохнул, ловя взгляд своего визиря. Аоминэ... На сколько тебя хватит? На секунды – вот ответ. Он был как синее пламя, быстрое и испепеляющее, и как хищник, учуявший свою жертву. Никогда не знаешь, что будет в следующую секунду. Хайзаки даже не успел сообразить, когда и как - просто один прыжок… Аоминэ. Ловкий и быстрый, точно огромная чёрная пантера. Кисэ ойкнул, когда кто-то потянул его вниз; горло неприятно царапнуло, и в ту же секунду кинжал с громким звоном упал на холодную землю. Будто две совсем разные силы, будто два разных пламени… Будто ртуть и пламя. Серый и холодный комок из тел. Аоминэ набросился на Хайзаки, больше не переживая о том, что кто-то может пострадать, быстро и сильно ударяя по лицу похитителя, разбивая костяшки пальцев и не замечая ничего вокруг. Злость саднит где-то глубоко внутри, убивая всё разумное. - Перестань! – будто шепот сквозь пелену ярости. Кагами больно вцепился пальцами в плечи Аоминэ, а тот невольно отмахнулся, пытаясь сбросить руки, но охранник его перехватил и отцепил от безвольно лежащего Хайзаки. - Хватит, хватит. Всё, будто паром, накопившись, исчезло. Кисэ, стоявший в стороне, безмолвно смотрел и смотрел, впившись взглядом в своего похитителя. - Вот чёрт, - Аоминэ стушевался, перехватив этот его взгляд, и тут же успокоился и направился к дверям. Он остановился напротив своего наложника, устало протягивая ему руку: - Нам пора домой. Кагами вскинулся, идя следом за ними. - А что с этим? Аоминэ даже не остановился. - Хм, а что? Оставим его здесь, пусть разбойники радуются.***
- Я не понимаю. Он избегает меня. – Аоминэ стоял на обрыве, бездумно смотря на бескрайнее синее море. Они дома. - А ты что думал? Никто ведь не знал, что такое произойдёт… И Кисэ… - Кагами понуро опустил голову, не зная, как донести это до своего визиря. – Дай ему время. - Время? У нас его нет, если ты не забыл. - И что ты предлагаешь? Набросится на него? Не ты ли боялся его напугать? Аоминэ зло дернулся, испепеляя Кагами взглядом. - Что ты на меня так смотришь? Боишься напугать Кисэ сильнее? - Сейчас или потом, но ты будешь как Хайзаки, поэтому наберись терпения и… - Ты меня намериваешься учить? – Аоминэ удивлённо приподнял бровь.
***
Ноги приятно утопали в теплом песке, приносящем небольшое удовлетворение. Кисэ вздохнул, собираясь с мыслями. Он в порядке. В полном... Наверное. - Давно ты тут? – Кисэ вздрогнул и обернулся на голос. Кагами в белом домашнем абайе осторожно присел рядом с наложником. - Почему так смотришь? - охранник попытался улыбнуться. – Я сегодня отдыхаю. - Никогда бы не подумал, - тихо и спокойно. Будто безразлично. Кагами разозлился. - Может, хватит строить из себя принцессу? – Кисэ удивлённо поднял на него свои мутные карамельные глаза. – Ты тут сидишь, киснешь, страдаешь, хотя не барышня вроде. Так перестань мучить и себя, и остальных! Ты в порядке! Ты в порядке. Кисэ подскочил. Золотые крупинки, будто оживая, перепугано взметнулись вверх. - Я не в порядке! – Крик будто из глубин души. Будто взрыв всеми цветами, ярко и красочно. Яркие и дикие глаза. Вот и ожил. Кагами невольно улыбнулся. - Чего улыбаешься? Тебе смешно? – взъелся на него Кисэ. Кагами поднялся, невольно стряхивая с себя песок. - А мне не смешно! – словно ждал, надеялся. – Ты не понимаешь. Давай, выскажись, расскажи, что тебя мучает. - Мне противно! Противно и мерзко! – Кисэ выдохнул - слова рвались изнутри, будто бы им остервенело крутиться в голове. - Мне невыносимо... Мне... необходимы прикосновения. Только это спасёт, только это спасает. - Что? – Кагами удивленно охнул. - Мне противно признавать, но… - Просто высказаться. - Мне необходимо чувствовать чьи-то руки на себе. Мне необходимы чьи-то линии жизни, отпечатанные в ложбинке пальцев. Мне необходимо это до мерзкого скрежета зубов, до противного понимания… Кагами сделал шаг вперёд, решив, что Кисэ надо успокоить, но тот лишь истерично пискнул, отпрыгивая в сторону: - Не подходи! - Ты успокойся, - охранник предостерегающе поднял руки. - Не могу, - Кагами сделал ещё шаг, и Кисэ не выдержал, и попытавшись уйти подальше, но Кагами перехватил его руку. Больно. Где-то за пределами сознания Кисэ понимал, что делает, но не отдавал отчёта. Просто решил во что бы то ни стало вырваться, а то… Он непроизвольно дёрнулся и ударил Кагами. - Ты чего, спятил? Кисэ вновь что-то пискнул в ответ и бросился в сторону, убегая. - Ну уж нет. Кисэ охнул, когда сильное тело припечатало его к земле. Песчинки неприятно защипали. - Отпусти! - Успокойся, ненормальный. Кисэ перевернулся и впился взглядом в Кагами. Близко. Кисэ сглотнул, пытаясь успокоить бушующее сердце. В чёртовых янтарных глазах плескалось столько чувств и эмоции, что Кагами непроизвольно потянулся, плохо соображая, как это выглядит. Ещё ближе. Перепуганный Кисэ перестал дышать. Они не поняли, как и почему. Просто одному захотелось, а другой не подумал сопротивляться. Сухие обветренные губы показались на удивление мягкими; Кагами нежно прикоснулся к ним, упиваясь моментом, осторожно ловя удивлённый вздох Кисэ. Почти целомудренный. Ладонь по коже - ладонь, согревающая нутро и лишь повторяющая контуры тела, заставляющая кровь бежать чуть быстрее. Это зовется нежность, это зовется нужность. - Прости, - на грани слышимости прошептал он.