Восток смотрит на вещи совершенно по-другому. Во-первых, он говорит, что никакая проблема не серьёзна. В то мгновение, как ты говоришь, что какая-то проблема несерьёзна, эта проблема на девяносто девять процентов умирает. Всё твоё видение её меняется. Во-вторых, говорит Восток, проблема существует, потому что ты с ней отождествлён. Это не имеет ничего общего с прошлым, это не имеет ничего общего с её историей. Ты с ней отождествлён — вот в чём настоящая проблема. И это ключ к решению всех проблем. Ошо (Бхагван Шри Раджниш). «Осознанность»
Спустя два года.
Соблазн – порок. Чёрные тени пляшут свой дикий танец по грациозному телу танцовщицы, словно ласкают и нежат. Она кружится в ореоле колокольчиков и шёлка, она словно тает в бликах огня и света. Дзинь, дзинь. Изящная и хрупкая, страстная и чувственная, дикая и сумасшедшая. Прекрасная. Взмах красных крыльев и белого веера, девушка водит бёдрами вверх и немного вниз, словно приглашает, балует… соблазняет. Жемчуг и мониста блестят и завораживают, медные и золотые браслеты оплетают кисти рук и стучат, стучат… Дзинь – дзинь.***
В воздухе, словно огромный резервуар духмян и трав; запахи витают и словно пляшут резкостью и терпкостью. Солнечные лучи подобно густым рекам лавы плавят и жарят, стекая в комнаты через щели в шёлковых тканях и, кажется, что всё горит ярким и красным пламенем. На долгие мгновения, закрывая глаза, кажется, что горит не только весь мир вокруг, а и ты – сам. От кончиков пальцев к каждому нерву, передаваясь жгучими колкими искорками; застревая в горле неприятным сухим комком, и тогда хочется жадно глотнуть воздуха, словно напиться и утолить беспокойную и глухую жажду. Ведь соблазн – жесток.***
Мягкая трель музыки заглушает всё вокруг, и всё дышит мелодией, она витает в воздухе подобно густому туману и оседает всюду и везде, оплетает тонкой и прочной серой паутиной. Всё вокруг пляшет красками и огнями и кажется всё возможно и реально. Аоминэ веселится и безумствует, откидывается на подушки, вдыхая дым и благовония. Ему нравится. Нравится новый город и новые люди, нравится, что все его считают важным и особенным, нравится, что тут спокойно… Девушка крутится возле него, ластится и словно голубка воркует и щебечет, приторно и сладко. Она подобно цветку оплетает визиря тонкими руками, целует пухлыми губами и шепчет – безрассудно и непонятно. Аоминэ зарывается носом в её густые рыжие волосы и вдыхает тонкий аромат шалфея и кладантуса, и кажется, запах впивается в кожу роскошным букетом белых цветов с вкраплением пышной зелени, сочных фруктов и странного янтарного звучания. Смиренность. Повсюду на стенах расписные арабески – схематические растения лозами переплетаются, стелятся и словно оплетают древние отрывки из священных книг, врезаются тонкими стеблями в слова и разрывают гранёные письмена. Чудно и дивно. Синие и пурпурные цвета переплетаются в дивную двухцветную радугу, переливаясь горячими искрами от пламени и огня на позолоченных краях. Бусы на дверях рассеянно позвякивают, словно пропускают через себя густой дым от благовоний и кальяна. Причудливо. Кагами рядом придирчиво разглядывает всё вокруг; и мнётся когда очередная девушка садиться возле него, её густые пурпурно-малиновые волосы завязаны в высокий хвост светло-голубой ленточкой. - Почему не веселишься? - Голос мягкий и тонкий; девушка, словно невзначай берёт его за локоть и переплетает свои пальцы с его. Настойчиво и ощутимо. - Мне не положено, - Кагами осторожно пытается отцепиться, но девушка держит крепко. - Хм, можно? Девушка смотрит на него пытливо и улыбается одними уголками губ. - Нет, - она наклоняется низко, так что золотые кольца и браслеты словно бьют набатом громко и отчётливо, и шепчет еле слышно и тайно. - Сегодня, когда Антарес взойдёт, красной звездой, будь возле дворцового сада. Тебя будут ждать. Девушка отняла руку и улыбнулась спокойно и обворожительно. - Не опоздай.***
Темнота обтекала подобно воде, оседала на горячий плащ, и казалось, всё начинало дымить от горячего парящего воздуха вокруг и от еле тлеющей масляной лампы. Непостижимо. Тени разбредались подобно живым существам по разным углам, словно ломая свои тела, превращаясь в длинные и короткие чугунные линии; то тут, то сям тянулись прохожие, напоминая тусклых и не живых призраков, слабый и рассеянный свет заставлял их пугаться и кутаться в подобие накидок и плащей. Безликие.***
Что Вы скажете, когда Надежда спутана с Судьбой? Это подобно клубку с нитками, иногда в нём появляются узелки, или же нитка сама рвётся и только от Вас зависит связать два конца или нет…. Дойти до последнего или же нет. Ведь спицы в Ваших руках.***
Аоминэ расслабляется и с легкой усмешкой бредёт вперёд. Беспечный разгильдяй. Яркие звёзды горят на небосклоне и даже, кажется, на долгие мгновения, что они пляшут в танце, сверкают, танцуя, бегут и падают… Сад словно светил теплым огнём изнутри, лампадки, факелы и масляные лампы превращали буйство цветов и зелени в маленький искрящийся рай. Аоминэ идёт вперёд бездумно и небрежно, подбрасывая лёгкие камушки и кидая их в стороны. Беспечно. Сад с каждым шагом становился ближе и ближе, привлекал сверкающими тенями и пляшущими огоньками. Непроизвольно тянул к себе.***
Кагами дернулся, когда слишком большая кошка выскочила из угла, перебегая дорогу. Руки невольно подрагивают, и из-за этого масляная лампа кидает неровный колючий свет во все стороны; тени пляшут и становиться немного не по себе, когда за спиной вырастают огромные раскидистые деревья, в нос ударяет запах сандалового дерева и кипариса по сторонам. - Я думал ты не придёшь, - тихо и знакомо, Кагами встрепенулся, оборачиваясь на голос. - Куроко? - Сердце глухо ударило и болью отозвалось где-то в рёбрах. Паренёк в вышитой накидке с открытыми запястьями, в золотой парче и шёлке, вышел из под сени деревьев и казалось его, оплетают тени, так что он становился почти невидимым. - Ты точно Куроко? - Да, - тот же спокойный, почти равнодушный взгляд синих глаз; те же почти размытые черты лица. – С новой встречей Кагами-кун. - И, правда, - Кагами опустил лампу и осторожно растёр занемевшие пальцы рук. – С новой встречей. И эхо, словно перекати-поле, гуляет по почти пустынным улочкам.***
Сердце щемит и бьётся глухо и бестактно; кажется, что непонятные силы тащат и тянут вперёд, не обращая внимания на сопротивление. Хочется сказать, хочется сделать кого-то виноватым, оправдываться что это «кто-то» заставляет, издевается над «подобием себя». Но всегда есть одно «но» - ты виноват сам. Виноват - в едва тлеющем чувстве зависимости к горящей влюблённости.***
Как и впервые. Сад прямоугольный разделён крест-накрест дорожками и кустиками, казался настоящим сотворением из древнего мифа, когда четыре реки сливаются в вечном саде: из воды, молока, вина и мёда… Священная вода в центре наполнила бассейн облицованный белым и пурпурным мрамором, разбитые осколки керамики, словно слезы Девы, обрамляли края бассейна. Высокая ограда, словно защищала святыню от посторонних глаз, и казалось, в этот мир нет и прохода чужеземцам. Повсюду низкая изгородь из мирта; они окружают розу Дамаска, будто оловянные солдатики охраняют свою принцессу от высокого оливкового дерева, тиса, лавры и кипариса – растения словно чертят линии, по которым человек может идти по жизни, словно олицетворяют пути, которые может быть успешнее, чем другие, или некоторые приведут к добру и славе, а другие будут осуждать человека за неправильный выбор… Роскошь и бесценность. И среди буйства красок и ароматов, как и впервые, наслаждаясь невообразимо тёмно-синим небосводом с яркими, будто искорками звёздами - сидел парень. Словно не замечая, что творится вокруг, словно, мечтая. Такой знакомый и такой… - Кисэ? А казалось, все чувства сгорели и превратились в серый пепел…***
Вдалеке пела птица, щебетала свою песню, передавала её по воздуху, и казалось, ночь имела свои чудеса… - Кагами-кун, - Куроко словно подбирал слова, осторожно и ёмко. - Ты хочешь спросить, как мы тут оказались? - Кагами приподнял бровь и кивнул сам себе, когда Куроко удивлённо замолчал. - Ведь если ты тут, то и Кисэ тоже где-то рядом. Не так ли? - Хм, - Куроко одобрительно махнул рукой, приглашая парня за собой. - За два года ты всё же изменился. Они прошли вперёд, утопая в темноте и в тишине. - Аоминэ решил немного развеяться, и мы пришли сюда с караваном, мы никогда не бывали здесь, в этой части мира… - Правда? Тишина вместе с песней словно тонула в пустоте и свободе. - А где сейчас Аоминэ? Кагами несколько минут молчал, прежде чем ответить. - Должен быть во дворце. Куроко будто улыбнулся своим мыслям: - Ты в этом уверен? Кагами улыбнулся, будто догадываясь о мысленном диалоге. - Нет.***
- Аоминэ-чи!? – возглас подобен грому среди ясного дня. Но без ярких молний и шумных капель дождя.… Хотя глаза блестят и словно в глубине их метаются безликие стрелы Зевса, и кажется, сейчас в это же мгновение кто-то будет наказан Старым Богом. - Как ты… - Кисэ спрыгивает со своего места, и становится, напротив; в таких родных ярких глазах плещет горячее солнце с искрящим пламенем удивления. – Аоминэ. Спокойнее, но всё так, же недоверчиво. На мгновение Кисэ, кажется, что он слишком замечтался, слишком засчитался падающих звёзд, что и сейчас ему кажется, что одна из них всё-таки упала совсем рядом с ним. - Кисэ, - но звезда всё-таки заговорила, своим чертовским бархатным голосом, и чудо исчезло. - Аоминэ!? - Вырвалось и словно зависло в воздухе неприятной серой тучей, буквально шаг и прольётся дождь. Аоминэ словно прирос к земле, смакуя каждый момент, каждый звучащий звук, каждую мелкую деталь; замечая сшитую дорогой парчой и текстилем одежду, которая словно вторая кожа облепила стройное и сильное тело, замечая золотую серёжку в ухе, замечая тонкий в клетку шарф из переплетенного жёлтого и синего шёлка… И Кисэ не изменился ни капли, остался таким же… Громким и шумным. - Кисэ, - Аоминэ сделал шаг вперед, словно так же, не веря, не доверяя своим глазам, словно ожидая, что Кисэ видение, мираж, что сейчас как только он поднимет руку, то Кисэ исчезнет. - Стой! – Кисэ резко отскочил назад и поднял руки в защищающем жесте. – Не подходи. - Рёта, - словно смакуя почти забытое имя, перекатывая его на языке играясь и словно вкушая самое сладостное блюдо. – Рёта. И Аоминэ усмехается победно и уверенно, и делает шаг вперёд. - Не подходи. – Кисэ с опаской посматривал на своего бывшего визиря, словно только видел и не слышал, ведь собственной сердце так бьётся, что ничего не слышно даже не слышно собственного голоса. Аоминэ придирчиво в своей манере приподнимает бровь: - Ты сейчас мне предлагаешь уйти? Словно закидывает приманку, словно издевается. - Да, - Кисэ чувствует подвох, но идёт за голосом, поддаётся. - Тогда когда мне просто чудом даёт такой подарок сама Манат? Кисэ замялся и неуверенно дёрнул плечами. - Ты, правда, так считаешь? - Аоминэ делает пару шагов вперёд, придвигаясь ближе к своему потерянному сокровищу. – Ты думаешь, я просто возьму и уйду? - Да, - Кисэ выдыхает и успокаивается. - Значит, - Аоминэ прикусывает губу. – Тогда я заберу кое-что с собой. Ладно? - Ладно. – Кисэ не чувствует подвоха до последнего. Наивный и доверчивый. Аоминэ подходит к Кисэ осторожно прикасается кончиками пальцев к его лицу и гладит нежно и успокаивающе, восхищается, как мягкий румянец заливает щёки парня. Отзывчивый. Фыркает, когда Кисэ кротко опустив глаза, протягивает клетчатый шарф. - Я не за ним. – Кисэ удивлённо хлопает пушистыми ресницами и охает, когда Аоминэ легко хватает его поперек груди и закидывает себе на плечё; вцепляется сильно в крепкую спину и бьёт наобум. Сильно и ощутимо. - Ты что делаешь? – Кисэ возмущён и смущён одновременно, его удобнее перехватывают и отвечают, голосом спокойным и радостным: - Забираю то, что мне принадлежит.