Хогвартс всегда знает, кому нужна помощь

Воющая хижина как всегда отличалась своей серостью и негостеприимностью. По всему строению раздавались скрипы и стуки, завывали сквозняки. Через щели между досок на заколоченных окнах почти невозможно было что-то разглядеть. В хижине царил полумрак, но Римус Люпин не желал даже зажечь палочку. Он наивно полагал, что сможет исчезнуть вместе со светом, которого оставалось всё меньше и меньше. День подходил к концу, солнце медленно двигалось к линии горизонта, а Люпин всё стоял, прислонившись спиной к стене, и смотрел в пустоту. После минувшего полнолуния всё тело болело, голова раскалывалась, а мысли были спутанными. Правда, причиной могло быть не совсем полнолуние. Этой ночью Римус чуть не убил человека… И не просто человека, а однокурсника. Да, пусть Северус был не самой достойной личностью, но он не сделал ничего, за что можно было бы пожелать ему такой участи. Римус прекрасно понимал, что смерть гораздо гуманнее, чем проклятие, заставляющее тебя страдать каждый месяц. Но самым обидным было то, что всё это случилось по вине Сириуса Блэка. Безусловно, Сириус никогда не отличался обдуманностью поступков, Блэк всегда был импульсивным, а порою даже жестоким. Но всё это сглаживалось в компании Мародёров, за которых Бродяга действительно был готов откусить кому-нибудь голову. И Люпин прекрасно понимал, почему Сириус так поступил, но это было уже слишком. Римус просто не мог смотреть другу в глаза. Правда, злиться на него он тоже не мог. Поэтому Лунатик не придумал ничего лучшего, чем сбежать. Сбежать, прихватив с собой Карту Мародёров, чтобы друзья даже не думали его искать сейчас. Но постепенно Люпин начал чувствовать, что замерзает. Утром был разговор с профессором Дамблдором. И тот, на удивление Римуса, вовсе не собирался его исключить. Даже не наказал. Сразу после беседы с директором, Римус рванул в хижину и больше из неё не выходил. Теперь он почти не чувствовал ног и рук, холодные сквозняки гуляли по всему строению, заставляя ёжиться и кутаться в мантию. А он, как назло, не захватил ни чая, ни чего-то съедобного. Да и когда ему было всё это брать? Римус постоял на месте ещё какое-то время, изображая каменное изваяние, но тело начало протестовать против холода и голода. Люпину пришлось спуститься к лазу, ведущему в Хогвартс. До школы он брёл долго, наблюдая за тем, как солнце скрывается из виду, вспыхнув в последний момент алым пламенем. Совсем как гриффиндорский герб. Возвращаться в гостиную не хотелось. Там наверняка ждут Мародёры. Римус не был готов к разговору с друзьями. Поэтому он заглянул на кухню, где взял пару шоколадных кексов, после чего долго шёл по коридорам, необдуманно сворачивая то влево, то вправо, то поднимаясь по лестнице вверх, то спускаясь вниз. Он искал тихий закуток, где можно будет сесть и устроить себе перекус. В голове крутились не лучшие мысли, и очень хотелось покоя. Такого, какой был в доме Люпинов, в небольшой гостиной. С болью Римус вспоминал яблочный пирог матери и подбадривающий взгляд отца. Люпин ходил так долго, что на улице совсем стемнело. Многие факелы в замке погасли, и Римус уже не понимал, где он находится. Конечно, с собой была Карта, и Люпин мог в любой момент посмотреть, куда забрёл, но сейчас ему было совершенно всё равно где он. На глаза попалась дверь. Она была невзрачной, почти сливалась со стеной. Правда выпуклая форма привлекла внимание Римуса. Он никогда не видел подобную дверь, больше похожую на выпирающую из стены бочку. Любопытство взяло верх. Римус потянулся к двери, и вот он стоит в плохо освещённом и небольшом помещении. Правда, стоило ему подумать о том, что не мешало бы добавить немного света, на стенах зажглись факелы, а по левую сторону от Римуса вспыхнуло пламя в камине. В комнате стало достаточно светло, чтобы увидеть одно мягкое кресло, небольшой журнальный столик и, самое странное, фреску от пола до потолка, расположенную напротив кресла между двумя витражными окнами. На фреске была изображена женщина. Трудно было сказать, сколько ей лет. Женщина изображалась, судя по всему, в полный рост, вокруг неё были диковинные деревья, между которых стояла деревянная скамейка. От удивления Римус уронил сумку на пол, и только громкий стук, виной которому были книги в сумке, заставил Люпина прийти в чувство. Комната была невероятно уютной и очень тёплой. Люпин с облегчением опустился на кресло, разулся и подтянул к себе ноги. Тут же, на спинке кресла, нашёлся жёлто-чёрный клетчатый плед. — Ох, как давно у меня не было гостей! — вдруг заговорил… кто-то. Римус подскочил на месте, озираясь. — Я прямо перед тобой. Когда Римус увидел, как женщина машет ему с фрески рукой, он опешил и неуверенно помахал рукой в ответ. Из-за всего случившегося Римус забыл, что в Хогвартсе сложно найти неживое изображение человека. — Добрый вечер, — взяв себя в руки, проговорил Люпин. Всё же, правила приличия нужно соблюдать. И не важно, человек перед тобой, привидение или картина. — Вы не возражаете, если я здесь немного посижу? Женщина с гобелена рассмеялась, отмахнувшись, а Римус не сводил глаз с её жёлтого платья. В голову закрадывались подозрения. — Для чего же тогда это кресло? — спросила она. Люпин долго глядел на женщину, а та, в свою очередь, с мягкой улыбкой смотрела на Римуса. Получалась странная игра в гляделки, где Люпин гадал, кто же перед ним, а неизвестная Леди в жёлтом, должно быть, гадала, каким ветром сюда ночью занесло ученика. — Простите, я могу задать вопрос? — неуверенно поинтересовался Римус, который не мог смириться с такой неопределённостью. — Я могла бы сказать, что ты уже его задал, но эти слова обычно говорит кое-кто другой. Поэтому, задавай, конечно. Я с радостью отвечу, — добродушно разрешила Леди, плавно опускаясь на скамейку позади себя. — Кто Вы? — просто выпалил Люпин, ожидая, что ему ничего не ответят. — Я уверена, что ты сможешь сам ответить на этот вопрос, если будешь немного внимательнее. Леди замолчала, глядя на Римуса с таинственной улыбкой, Люпин же заозирался по сторонам. Вокруг было слишком много жёлтого: жёлтая обивка кресла, плед, жёлтые цветы в вазочке на каминной полке, жёлтое платье женщины и, самое главное, чего Римус не заметил, когда вошёл сюда — герб Хаффлпаффа. Но не может же это быть… — Хельга Хаффлпафф? — ошарашено озвучил Римус свою догадку, переводя взгляд с герба на фреску. Леди торжественно закивала, а Люпин никак не мог поверить своим глазам. — Но, я думал, что в школе нет портретов Основателей. Мы искали, везде искали! — О, мой милый, нас не так легко найти. К тому же, я не портрет. Я фреска, а это совсем другой разговор. Мы спрятаны от глаз, иначе представь, сколько было бы желающих узнать всю историю из первых уст, — Леди Хаффлпафф тяжело вздохнула, будто представила сотни людей, собравшихся у её изображения. — Почему тогда я Вас сейчас нашёл? — недоумевал Римус. — Потому что тебе это было необходимо, Римус. Не забывай, Хогвартс — не просто замок. Он наполнен волшебством, и если ты в чём-то нуждаешься, Хогвартс даст тебе это. Но лишь в том случае, если помыслы твои чисты, а то, что ты хочешь получить, действительно необходимо, — изрекла Хельга, после чего ласково улыбнулась. — Почему бы нам не выпить чая? — Чая? — смена темы разговора была такой резкой, что Люпин даже растерялся. — Но здесь нет чайника. — Тебе действительно стоит быть внимательнее, — пропела Хаффлпафф, кивнув куда-то в сторону камина. Неподалёку стоял металлический чайник. Подняв его, Люпин понял, что чайник пуст. Прежде, чем Римус успел что-либо сказать по этому поводу, Хаффлпафф добавила. — Ты же волшебник, верно? Люпин быстро сообразил, что нужно сделать, и, достав палочку, наполнил чайник водой, после чего повесил его над огнём в камине и вернулся в кресло. Из сумки он достал кексы. — Вы не против? — на всякий случай спросил Римус, не осмеливаясь есть без разрешения. — Я бы с удовольствием поделился, но… не представляю, как это сделать. Хельга Хаффлпафф засмеялась. — Это очень мило с твоей стороны, но, боюсь, поделиться со мной невозможно. Однако ты можешь есть и не переживать, что это может меня обидеть. Чайник закипел, превратить горячую воду в чай не составило никакого труда. Кружка очень вовремя нашлась на столике, и вот, через какое-то время, Римус снова устроился в кресле с кружкой горячего чая и кексом. Он не сводил глаз с фрески, столько хотелось спросить, столько хотелось узнать. Но вопросы не желали произноситься вслух. — Ты выглядишь потерянным и грустным, — первой нарушила молчание Леди Хаффлпафф. — Просто не самый лучший день, — пожал плечами Римус и вдруг понял, что ему даже поговорить об этом было не с кем. Написать родителям он не посмеет. Слишком хорошо отец с матерью думают о нём, слишком большие надежды возлагают, чтобы вот так сообщать им подобные новости. Не идти же со своими душевными переживаниями к профессору МакГонагалл. Римус неуверенно глянул на фреску, Леди Хаффлпафф определённо ожидала продолжения рассказа, и Люпин снова заговорил, глядя в пол. — Мой друг сделал ужасную вещь, и из-за этого я чуть было не убил человека… даже хуже, я чуть не наслал на него отвратительное проклятие, какое никогда не пожелал бы даже врагу! И я не знаю, что делать с этим. Я опасен, а Бродяга — виноват! Но я не могу злиться на него, я ведь знаю, что он как лучше хотел, просто дурной бывает, головой не думает. И теперь он ждёт, чтобы со мной поговорить, а я не хочу его видеть. Вообще никого видеть не хочу. Римус выдохнул, откидываясь на спинку кресла и глядя исключительно в кружку с чаем. Возможно, теперь Леди Хаффлпафф не будет с ним больше разговаривать. Разве интересно основательнице Хогвартса, пусть это и было всего лишь изображение, выслушивать проблемы какого-то школьника, которого вообще не стоило принимать в школу? — Ты обижен на друга? — вопреки ожиданиям, заговорила Хаффлпафф. — Нет, — покачал головой Римус. — И да. Но больше нет, чем да. — Тогда тебе стоит поговорить с ним. Я думаю, всё это разрешимо, — заверила его Хельга, поглаживая ствол одного из деревьев на фреске. — Когда друзья ссорятся, рушится что-то большее, чем дружба двух людей. Нужно беречь и прощать друзей, даже если они совершили ошибку. Римус видел в глазах нарисованной Основательницы печаль. Судя по всему, она говорила о ссоре Гордика и Салазара, но уточнять Люпин не стал, посчитав это слишком бестактным. Мысль о том, что они с Сириусом могут вот так же рассориться, как Гриффиндор и Слизерин, пугала. Потеря друзей была для Люпина катастрофой. Ведь он не просто потеряет близких и очень дорогих людей, вместе с ними исчезнет и сам Римус, такой, каким он стал благодаря Мародёрам. Леди Хаффлпафф была абсолютно права. Друзей нужно беречь. В комнате снова воцарилась тишина, лишь поленья трещали в камине да где-то на улице завывал ветер. Чтобы чем-то себя занять, Римус принялся за кексы, а Леди Хаффлпафф что-то тихо напевала себе под нос. Люпину всё время казалось, что он уже слышал где-то эту мелодию, но стоило ему приблизиться к ответу, как нотный ряд вновь ускользал. Только с третьего повторения мелодии Люпин смог понять, что это. — Вы поёте гимн Хогвартса? — Римус не сводил глаз с Основательницы, Хаффлпафф так же неотрывно наблюдала за Люпином, пока он доедал второй кекс. — Да, родная сердцу мелодия… Он не поменялся? — спросила Хельга. И тут Люпин понял, что Леди Хаффлпафф совершенно не знает, что происходит в их времени, каким стал Хогвартс сейчас. Она не портрет, поэтому не может передвигаться по всему замку, как это делали бывшие директора школы или другие обитатели картин. Значит, она вынуждена быть тут, на своей фреске, в полном одиночестве. — Гимн остался прежним, — улыбнулся Люпин. — А ещё на факультеты до сих пор распределяет Шляпа. Она принадлежала Годрику Гриффиндору? — Правда? — казалось, что Хельга была в восторге от этой новости. — Значит, мы не ошиблись, оставляя ей свои знания. Да, ты прав, шляпа принадлежала Годрику. — Вы не расскажете о том, как был создан Хогвартс? Почему замок стал почти живым? Я находил много книг и даже пробовал некоторые старые заклинания, но работали не все. Может, я что-то делал не так. — Кое-что должно оставаться тайной, — улыбаясь, Леди Хаффлпафф приложила к губам палец. — А в том, что у тебя не получались заклинания, не вини себя. Иногда магия выветривается, и слово, которое ещё вчера было заклинанием, становится просто словом, постепенно уходящим из памяти людей. Римус задумчиво нахмурился. Он никогда не думал, что магия может выветриться из заклинаний. Если быть точнее, он вообще не особо интересовался принципами создания заклинаний. Скорее всего, должно пройти много времени, чтобы слово совсем забыли, чтобы забыли заклинание. На памяти Римуса такого не случалось. Появлялись новые заклинания, создавались новые артефакты, но пока ещё ни одно магическое слово, знакомое Римусу, не вышло из обихода волшебников. — Почему так происходит? — Хм… сложно сказать, — Хаффлпафф пожала плечами, задумчиво глядя куда-то наверх, будто за границами фрески скрывалось что-то ещё, целый мир, невидимый для Люпина. — Есть много причин. Иногда люди забывают передавать свои знания дальше, и когда умирает последний, кто знал заклинание, а после его смерти заклинание долго не используют, магия исчезает. Ты ведь знаешь, что магия — это не слово, это, прежде всего, человек и тот смысл, который человек вкладывает в слово. Если смысл утерян, в слове нет никакого смысла. В библиотеке было много книг, посвященных заклинаниям, но ни в одной из них подобной информации не содержалось. Люпин припоминал подобное, упомянутое мельком в одной из отцовских книг. Была вероятность, что в Запретной секции можно найти больше. Оставалось надеяться, что МакГонагалл или Флитвик согласятся подписать разрешение. — Скажи, Гриффиндор и Слизерин до сих пор ругаются? — вырвал Римуса из задумчивости голос Хаффлпафф. — К сожалению, да, — кивнул в ответ Люпин, услышав грустный вздох Основательницы. — Всё время все дерутся и соревнуются. Очень часто слизеринцы позволяют себе просто ужасные вещи, — Римусу умолк на мгновение, но потом добавил. — И Гриффиндор, часто, не лучше. Теперь Римусу было невыносимо стыдно. Стыдно за свой факультет, за слизеринцев, за драки в коридорах, за постоянные издёвки, летящие в обе стороны, за ненависть между однокурсниками. И причины всему этому, конечно, были, но они нисколько не оправдывали бесполезной войны факультетов. — Так жаль, так жаль, — покачала головой женщина, вмиг погрустнев. Казалось, она стала на несколько лет старше. — Годы мира всегда так мимолётны, а вражда тянется веками. Люпин не осмелился сказать Леди Хаффлпафф, что война между факультетами — это только малая часть того, что творится в мире. Он не посмел заикнуться о Волдеморте, собирающем армию, о пропадающих людях, об убитых маглорождённых. Ему вдруг стало так жаль Хельгу Хаффлпафф, готовую с открытым сердцем принять любого под своё крыло. Разве можно было объявить, что над Магической Британией нависла война? Поэтому он поспешил сменить тему. — К Вам часто приходят гости? — спросил Римус, и Хельга тут же оживилась. — Последний гость приходил около двухсот лет назад. Рейвенкловец, — принялась рассказывать Хаффлпафф. — Он тоже был очень печален. Причиной тому — безответная любовь. А ранее пару раз забегали слизеринцы, но это было совсем уж давно, лет шестьсот назад. Они всё Салазара искали, так и не нашли. К сожалению, и меня редко находят. А так хотелось бы посмотреть, кто теперь учится на моём факультете. Если мне не изменяет память, ко мне приходил всего один хаффлпаффец. Даже удивительно, что меня всё время находят представители других факультетов! Но, должна отдать тебе должное, староста в моей обители впервые. Она посмотрела на поблёскивающий значок старосты, который красовался с начала этого года на груди Люпина. Римус смущённо опустил взгляд. — Ну что ты? Я не собираюсь тебя ругать, — посмеиваясь, заверила его Хаффлпафф, заговорчески подмигнув Люпину. — Дети должны быть любопытными, даже если они старосты. — Выходит, Вы тут всё время одна? — с сочувствием проговорил Римус. Как же это невыносимо, должно быть, веками быть одиноким. — Вовсе нет! — замахала руками Хаффлпафф. — Ко мне заходят друзья. Я не единственная фреска в этом замке. Не думаешь же ты, что мы, в своё время, оставили бы школу без присмотра. Смерть ещё ничего не значит, молодой человек. — Вы говорите об остальных Основателях? — зачем-то понизил голос до шёпота Люпин, пытаясь свыкнуться с мыслью, что всё это время они могли поговорить с самими Основателями, но до сих пор этого не сделали. — Да, ты знаешь, они тоже фрески, — так же шёпотом ответила ему Хельга. — Но найти их не так уж просто. Теперь, когда ты узнал о моём существовании, ты всегда можешь прийти сюда. Но если хочешь найти остальных, придётся постараться. Особенно с Ровеной. Она любит загадки. Римус широко улыбнулся. Все дурные мысли из головы будто вымели. — Но Вы ведь тоже любите загадки! Мы долго пытались понять, как пройти на кухню, — признался Люпин, вспоминая их первые попытки попасть за картину. Та не поддавалась ни на уговоры, ни на заклинания. Мародёры раз за разом приходили, разглядывали фрукты, изображённые на картине, но в голову ничего не шло. Ответ нашёлся совершенно случайно: Джеймс и Сириус начали пихать друг друга, и кто-то из них задел грушу. — Ну что ты, разве это загадка! — Хаффлпафф расправила ткань платья. — Попробовали бы пробраться в башню Рейвенкло. Хельга многозначительно улыбнулась, и Римус не смог сдержать ответную улыбку. В гостиной Рейвенкло никто из Мародёров действительно не был, как-то не заносило их туда, не было повода. Захотелось ли Люпину сейчас попасть в башню Рейвенкло? Не так сильно, чтобы загореться этой идеей. Скорее, он просто поймает какого-нибудь знакомого рейвенкловца и спросит у него о загадках Ровены. А вот пообщаться с остальными Основателями Люпин очень хотел. Хотя он совершенно не представлял, как искать других. Если он будет просто бродить по школе с мыслями о Годрике Гриффиндоре, решит ли замок, что Римус достоин встречи? Ведь Леди Хаффлпафф он обнаружил совершенно случайно, почти заблудившись в коридорах. Отец не раз говорил Римусу, что иногда нужно потерять или потеряться. В такие моменты можно обнаружить нечто совершенно потрясающее. Люпин обязательно расскажет об этой встрече отцу и, конечно, друзьям. Мысли о Мародёрах заставили Римуса опустить взгляд и уставиться в пол. Совесть не давала покоя, ведь друзья наверняка ждут его, а он совершенно к ним не торопится. Он хорошо проводит время, пока те, возможно, сходят с ума от волнения. Хаффлпафф заметила перемену в Римусе и тоже погрустнела, глядя на Лунатика с сочувствием. — Если тебя что-то тревожит, ты можешь рассказать мне, — заверила его женщина, на что Люпин неуверенно пожал плечами. Он не знал, что именно может рассказать. Он просто считал себя недостойным места в Хогвартсе, значка старосты и друзей. Он слишком долго думал, что все пути в жизни ему будут закрыты, а теперь его все вокруг пытаются переубедить. Сегодня Римус впервые осознал, насколько он может быть опасен. Слишком близка была возможность искалечить жизнь другому человеку. И ведь он мог быть опасен не только для Снейпа, но и для Джеймса, который рванул спасать слизеринца. Смог бы Люпин простить себе, если бы убил или, не приведи Мерлин, укусил Сохатого? Не смог бы, никогда. — Леди Хаффлпафф, Вы бы сильно расстроились, если бы узнали, что в Хогвартс приняли того, кого нельзя было сюда принимать? — осторожно и очень тихо проговорил Люпин, рассматривая свои колени. — Если бы ты знал, сколько великих людей выросли из тех, «кого нельзя было принимать» в Хогвартс, — Хаффлпафф лишь улыбнулась, снисходительно и мягко, но Люпину показалось, будто чья-то тёплая рука легла ему на плечо в успокоительном и поддерживающем жесте. Поистине дружеском жесте. — Если ты здесь, значит так и должно быть. — Но вы ведь не знаете, кто я, — упрямо продолжал Римус, но Хаффлпафф только покачала головой. — Поверь, я знаю гораздо больше, чем тебе может показаться. Римус только сейчас понял, что он не представился. Хельга сама назвала его по имени. Удивительно ли это? Да, если ты не в Хогвартсе. А в замке можно было ожидать всего. За почти пять лет Римус успел это понять. И если Хельга Хаффлпафф, зная о его «пушистой проблеме», была уверена в том, что он сейчас на своём месте, почему же Римус должен в этом сомневаться? Пламя в камине не затухало, поленья потрескивали, но не спешили догореть. Небо над Хогвартсом совсем почернело. Люпин не заметил, как глаза его начали закрываться. Сколько он просидел тут? Римус хотел было посмотреть на часы, но в комнате их не оказалось, а наручные Люпин не носил. Было понятно только одно — уже глубокая ночь. Римус неохотно выбрался из-под пледа, потирая глаза. Он уже давно должен быть в башне Гриффиндора. Сумка казалась неподъёмной, и Римус с большим трудом перекинул её через плечо. — Уже уходишь? — расстроенно спросила Леди Хаффлпафф, и Римус виновато кивнул. Ему было стыдно оставлять Основательницу в одиночестве. Но ноги не желали идти в сторону выхода. Несмотря на все свои выводы по поводу необходимости разговора с друзьями, несмотря на усталость и школьные правила, Люпин не хотел отсюда уходить. Он не был готов к разговору, да и какие разговоры могут быть в такое время, когда он засыпает на ходу? Сейчас ему нужно было убежище. Хотя бы до завтра. И это место идеально подходило. Но вопрос был в другом, можно ли ему здесь остаться? — А я могу побыть здесь ещё немного? — неуверенно развернулся он к Хаффлпафф. — До утра… — Я тебя не гоню, — согласно кивнула Хельга, с пониманием кивнув в сторону кресла. Люпин устало ей улыбнулся, скинул с плеча сумку и вернулся к насиженному месту. Но стоило ему подойти, как он заметил, что кресло вытянулось и стало похоже на небольшую софу. — Спасибо, — тихо шепнул Римус, завернувшись в плед. Люпин почти сразу уснул под тихое пение Хельги Хаффлпафф. И если он кому-то расскажет об этом, ему, конечно же, не поверят.