Одержимость

Яков твердит ему, что он сошёл с ума. Это, уверен тренер, — одержимость. Юрий хочет кричать — и кричит. Он кричит, захлёбывается рыданиями, бьёт наотмашь всё, что попадается под руку. Юрий, привыкший добиваться всего, чего только пожелает, не понимает, почему. Почему Виктор уезжает и бросает его одного? Накатывает новая волна истерики, и Юрий отбивается от рук, пытающихся его успокоить. — Тише, тише, — врезается в сознание родной голос, и внезапно Юра оказывается прижат к широкой груди, и вдыхает знакомый аромат чужого парфюма. — Тише, родной. Юрий поднимает голову и тонет. Льдисто-голубые глаза Никифорова завораживают, и Юра забывает дышать. Во взгляде Виктора — нежность и понимание. Плисецкий закрывает глаза и принимает свою боль, всю, без остатка. Никто его не понимает, но зато понимает Никифоров. Он всегда понимал Юрия, как никто другой. Но как же прав Яков — это одержимость. Юрию страшно. Он безумно боится, что Виктор, опьянённый свободой, оставит его навсегда. Плисецкий хочет обещания, клятвы, что Никифоров всегда будет принадлежать лишь ему одному. Всегда будет возвращаться к нему. И да, это безумие. Абсолютная, леденящая душу и сжигающая сердце одержимость. И если его душа — цена, которую необходимо заплатить за взаимность со стороны Виктора, Плисецкий готов возложить её на алтарь.